Бредочасть 5: "Да пошёл ты!" (1/1)
Надев из одежды только майку защитной расцветки и трусы-семейники, прусс самодовольно расхаживал по библиотеке. Ему было о чём подумать, однако, делать это не хотелось никоим образом, а хотелось пива и вюрста. Может, картошки. И женщин. Хотя женщин пока что меньше всего.Чтобы хоть как-то отвлечься от урчащего желудка, Гилберт подошёл к стеллажу и начал вслух зачитывать названия стоящих на нём книг.- "Криминалистика", "Как сделать из обезьяны человека, не прибегая к трудотерапии", "Строение организма канареечных", " Мозг - таблицы и схемы", "Технология заточки скальпелей", "Мой бур пронзит тебя: лоботомия в картинках". Что за изверг тут живёт?
Устав от странных названий, Гилберт отошёл к окну и здесь увидел нечто совсем уж отвратительное. На подоконнике, аккуратно завёрнутое в носовой платок, сквозь который проступали пятнышки крови, лежало тельце маленькой жёлтой птички."Всё страньше и страньше! - подумалось Байльшмидту. - Тьфу, чёртов Артур, нахер цитировать своих писателей, когда ты в хлам?"Таким образом (злясь на некоего Артура и пытаясь выкинуть из головы образ мёртвой птицы) прусс провёл почти час. Потом ему надоело, он встал и пошёл к двери. Дёрнув ту за ручку, Гилберт с удивлением заметил, что было не заперто. В коридоре - ни души, и Байльшмидт смело вышел из комнаты. Вдруг с другой стороны квартиры послышалось удивительно знакомое звяканье бутылок, и он стремглав понёсся туда. Рот быстро заполняла солёная слюна, какая бывает только тогда, когда ты очень и очень голоден. Звук привёл Гилберта к входной двери, у которой стояла Эржбета и вешала зимнее пальто на крючок. Рядом стоял целлофановый пакет с таким вожделенным пивом.Звяк! - и продукт работы пивоварных заводов уже переместился от входной двери к кухне - единственной комнате, дорогу к которой Байльшмидт помнил. Однако попасть в "храм чревоугодия" квартиры профессора пруссу было не суждено - вышеупомянутый стоял на пороге и задумчиво рассматривал Периодическую таблицу алкогольных напитков, висящую на стене. Заметив Гилберта, Иван улыбнулся, но пруссу стало не по себе.- Гилберт, здравствуй! Меня зовут Иван Брагинский, я хирург. Ну как ты, ничего после операции не болит?
Байльшмидт подавился очередной ехидной фразой.- Так вы...ты...в меня запихнул какую-то птичью херню?!Профессор на мгновение задумался о чём-то улыбнулся.- Да. Так что смотри - будешь много бегать и мельтешить у меня перед глазами- петушком станешь.Привычный к пошлостям прусс всё же покраснел от такой двусмысленной фразы.- Да пошёл ты!"Пациент довольно быстро пришёл в норму, что очень странно. Спустя пять часов после операции буйствовал и требовал есть и бабу(зачёркнуто) женщину. Особых манер не видно, судя по репликам - есть брат. Психически неуравновешен, но так как для пациента это нормальное поведение, заметны улучшения в реабилитации."
Наташа сидела на кухне и записывала свои наблюдения в лабораторный журнал. Причина, по которой прусс её не видел, была довольно проста - Брагинский, который стоял в проёме, закрывал Гилберту весь обзор.Красный как помидор Байльшмидт забежал в первую попавшуюся комнату и запер дверь на ключ. По невероятному стечению обстоятельств, это оказалась та самая операционная, где пруссу вернули жизнь. На душе у него было гадко: во-первых, внутри него (по личным соображениям Гилберта) находилась некая абсолютно чужеродная фигня, да ещё и птичья, а во-вторых - быть обязанным жизнью этому сумасшедшему русскому для немца-патриота казалось невыносимым. Всё ещё будучи в слегка неадекватном состоянии, прусс схватил первый попавшийся скальпель и воткнул себе в горло. По рукам потекло что-то тёплое, Гилберт захрипел и мешком осел на пол.