Глава 3. Лиха беда начало (1/2)

Пятирублевая монетка весело звякнула об асфальт и подкатилась к Сене, который так и сидел на тротуаре, словно нищий. Подачка эта, к слову, была не первая, но сам благодетель так и остался стоять перед парнишкой, заслоняя от него солнце. Сеня поднял глаза и, обнаружив обладательницу падавшей на него тени, сначала вздрогнул, а потом безразлично откинулся на стену дома.– Вставай, – со снисходительной ухмылкой велела Лихая.– А то что? – поинтересовался наивный Сеня, считавший, что хуже уже быть не может.

– А то сама подниму, – серьезно пообещала девушка.

Угроза, по мнению Сени, была какая-то слабоватая, поэтому он остался гордо сидеть на асфальте, окруженный россыпью монеток.

– Стыдобища!

Оба повернули головы на пронзительный старушечий голос. Бабуська пренеприятнейшего вида и свойства тяжело опиралась на клюку, но от этого не менее бойко шуровала к ним.

– Вы только пог’ляньте, люди добрые! Молодые да здоровые, а милостыню просят! Ух, бандюки! Шо, подельничка своего пришла сменить? ‘Она, ‘она, повязку напялила, так за немощную сойти думаешь?!

Дальше все происходило одновременно: Лихая флегматично подняла повязку и зыркнула на бабку черным, как смоль глазом с темно-зеленым, круглым, но все равно кажущимся очень кошачьим зрачком; та от злости хотела тюкнуть девицу клюкой, но промазала и угодила по поребрику, отчего непрочная деревяшка переломилась пополам, и бабка полетела на проезжую часть. На ее счастье машина, еще не успевшая набрать ход после светофора, мягко затормозила (да и Лихая быстро спрятала глаз под повязку).

– Убиваааают… – простонала бабка, не в состоянии сама подняться, но водитель чуть не задавившей ее машины уже выскочил из своего транспортного средства, дабы загладить вину.

– Вставай, – опять велела Лихая, пристально глядя на Сеню, мечтающего стать стенкой, в которую он вжался.

Возражать он и не подумал, вскочил как миленький, готовый последовать за жуткого вида девицей хоть в ад, куда она, очевидно, и задумала его отправить.

– За мной, – ровным голосом сказала она, отправляясь вниз по улице, даже не оборачиваясь, но и так зная – парнишка следует за ней.

?Вот это сглазила?, – подумал Сеня, поглядывая через плечо на смертельно бледную бабку.

***

Лихая двигалась легко и быстро, без суеты, никого не толкала и, казалось, никуда не торопилась, хотя Сеня уже с дыханья сбился, не поспевая за ней.

– Погоди! – крикнул он, ухватив ее за рукав джинсовки. Девушка остановилась и обернулась. Толпа, всегда несущаяся куда-то по узким тротуарам Среднего проспекта, будто нарочно обтекала ее, а вот Сеню чуть не сбивали с ног. – Поесть-то можно? – ?Напоследок?, – чуть было не добавил он, и очень удивился, когда предположительно нечистькивнула головой, пожав плечами. – А… портмоне отдашь?

Она молча достала кожаный кошелек из сумки и без возражений отдала его мужчине, мол: да на кой он мне нужен, твою душу я уже отметила. Сеня с опаской взял портмоне, но по ощущениям вещь никак не изменилась. Хотя с каких это пор у него есть экстрасенсорные способности, чтобы наверняка сказать, что все в порядке? А, гулять так гулять!

Они как раз подходили к станции метро?Василеостровская?, величали так которую разве что туристы да загробный голос в вагоне, ее объявлявший. Местечко изобиловало кафешками: Макдональдс, KFC, Pizza Hut и целая пешеходная улица с ресторанчиками и кофейнями, но Арсений уверенно свернул в сторону от оживленного проспекта, направляясь куда-то во дворы.Лихая спокойно следовала за ним, и каждый Сенин шаг становился все медленнее. Может, не стоило идти к любимому тихому ресторанчику по тихой улочке, где так же тихо можно его пристукнуть? Последние метров двадцать он буквально несся, здраво рассудив, что в самом заведении девушка убивать его не будет.

Но пренебречь правилами хорошего тона Арсений не смог: мать, коренная петербурженка, нехотя переехавшая в Москву за мужем, выдрессировала сына на ура. Поэтому Сеня открыл дверь перед Лихой и, с трудом выдержав ее недоуменный взгляд (хорошо, только одного глаза), вошел вслед за ней.

В ресторанчике его знали, хоть официанты и менялись часто, каждый с искренним добродушием приветствовал его, потому что гостем худой мужчина в нелепом костюме был частым и на чаевые не скупился. Всякая кокетливая официантка почитала своим долгом пофлиртовать с ним, прямо глядя в добрые светло-карие глаза.

Сегодня молоденькая официантка именеджер на пару лет ее постарше с интересом наблюдали, как Сеня, нервно поздоровавшись,провел к своему любимому столику странного вида девицу с повязкой на глазу.

Подав меню, привычно тепло улыбнувшись мужчине и попытавшись изобразить ту же улыбку для девушки, официантка уже собиралась удалиться, чтобы дать гостям выбрать, как Арсений задержал ее:

– Принесите водки, четыре… нет, пять шотов. Мисо… пусть будет с лососем, большую пиццу с морепродуктами и Аляску спешл. Ты… Вы будете что-нибудь? – обратился он к Лихой.

Официантка расширенными глазами посмотрела на мужчину, потом перевела взгляд на девушку, которая флегматично глядела в окно, сидя на диванчике совершенно прямо держа спину, будто за ворот ей всунули швабру. Лихая медленно повернулась к Сене, два выверенных раза покачала головой и вернулась к созерцанию тротуара.

– Тогда все… – обреченно сказал Арсений. – А, нет, еще большой чайник чая. Зеленый. С мятой.

Девушка натянуто улыбнулась и, забрав одно меню и оставив другое, удалилась.

После пяти прихлопнутых подряд стопок водки под обалдевший взгляд официантки Сене стало полегче. Лихая уже не казалась такой ужасающей, да и жизнь (или ее остаток) не представлялась унылой.

– Ты нечисть? – без обиняков спросил Сеня, выпивая суп чуть ли не из миски.

Девушка ответила не сразу:сначала приложила к носу толстую косу, которая по стоявшей небывалой жаре должна была пропитаться потом, но Арсений не чувствовал вообще никакого запаха, исходящего от Лихой.

– Нет, – твердо заявила она.

– Почему? – не понял Сеня и даже суп перестал прихлебывать.

– Я чистая, – объяснила Лихая.

Сеня пьяновато засмеялся.

– Логично. Но я вообще не то имел в виду. Я про… – он продемонстрировал на себе снятие повязки с глаза.

– Нежить. Люди так нас называют.

– И нечисть тоже называют. В чем разница-то?