Часть V. (1/2)
В общем, я перечитал последнюю часть. И папа тоже перечитал. Папа сказал - что это полная хрень. Поэтому Чертя написал новую часть. Папа одобрил :DDИзвините, что до сих пор никак не могу написать спешл на фем!Мукуро/фем!Тсуна. Я, правда, старался, но все постирал нафиг == Мне грустно.
И еще я тут подумал и понял, что фанфики созданы для того, чтобы послать канон на три веселых. Поэтому Кея тут не Кея. Хотя, ей можно, она девочка **
P.S. Хиберд - воплощение вселенского зла :D- Я не думаю, что это будет плохой идеей, если мы спустимся в деревню.- Вот именно, лошадь, ты не думаешь.
- Черт возьми, что я не так сделала?
- А ты когда-нибудь что-нибудь делала так?- Я уже извинилась и за глаз, и за руку, и за то, что была неосторожной и заставила тебя волноваться. В конце концов, Кея, прошло уже столько времени, пора бы уже все забыть!- Прошло всего четыре месяца.- Ты невероятна!- Да, я такова.
Жизнь шла своим чередом. Солнце, отработав положенную смену, медленно падало за острые пики гор, покрытые искрящимися шапками снега, небо одевалось в черный саван, украшенный дрожащими осколками звезд, земля спала, укрывшись белоснежным покрывалом, я, обремененная тяжелой деревянной лопатой, раскидывала снег с дорожки перед домом, а Кея сидела на скамеечке и кормила своего желторотого Хиберда. Маленький птиц прыгал у нее на коленках, острым клювиком подбирая семечки, рассыпанные по плотной юбке, и напыщенно распускал перышки, кидая в мою сторону презренный острый взгляд. Его крошечные черные бусины так и прожигали меня, пока Кея покрасневшими на холоде пальцами гладила его по хохолку. Поджав на эти взгляды губы, я воткнула лопату в сугроб, за ночь выросший прямо под окном, и села перед ней на колени, снимая варежки и кутая ее холодные руки в теплую шерсть. Хиберд протестующе чирикнул, пытаясь клюнуть меня в палец, но Кея чуть оттолкнула его, и он обиженно взлетел на ее плечо, зарываясь клювом в пухлый шарф на ее шее.
- И как ты собираешься расчищать дорожку без варежек? – спросила она, проводя одной ладонью вдоль другой. Я пожала плечами:- Как-нибудь.
Над нами шумели сосны, осыпая вместе со снегом свои темные иголки. Лес сонно бормотал, покачиваясь на ветру, и снежинки, отрываясь от поверхности земли, танцевали, мягко прикасаясь к щекам. Домик, построенный когда-то моим отцом, отбрасывал немалую тень на белоснежную поверхность, испещренную такими же тенями, длинными и пересекающимися, принадлежащими величественным стражникам гор. Из каменной трубы шел светло-серый дым, похожий чем-то на ту морозную дымку, что время от времени окутывала горизонт, истыканный снежными вершинами.
- Кея, - позвала я, держа ее руки в своих, чувствуя, как холодные пальцы становятся теплыми. – Может, все же, стоит пойти…- Я сказала тебе – нет, - отрезала она, вырывая свои руки из моих. Я насупилась, вскакивая на ноги и упирая кулаки в бока:- Но это несправедливо!
- Почему это? – она недобро прищурилась, смерив меня холодным взглядом стальных глаз. В наступающих сумерках от такого взгляда можно было схлопотать удар. Я топнула, почувствовав, как нога в меховом сапоге увязла в мягком снегу, и сложила руки на груди:- Потому что я все для тебя делаю. Неужели это так трудно пойти со мной на праздник?Кея задумалась, отведя от меня глаза. Сердце в груди ухнуло, ожидая положительный ответ, но колдунья качнула головой, отрезая:- Да, это так трудно.
Я взбесилась. Конечно, это было не то всепоглощающее кровожадное бешенство, когда я убивала безымянного колдуна. Меня всего лишь переполняла обида, ведь я просила не так много. Просто пойти со мной на ярмарку, просто спуститься вниз, в долину, на переполненные праздничной атмосферой улицы деревни. Всего лишь вместе встретить грядущий год, смотря, как веселое пламя облизывает кончиками обжигающих языков черное полотно ночи. Только быть рядом и держать меня за руку. Но Кея упорно стояла на своем, не хуже горного барана, отфыркиваясь и непримиримо покачивая головой.
- Значит, ты не пойдешь?- Нет, - все та же резкость и холодность, а у меня праздничное настроение испорчено. Что ж, не стоит портить его двоим. Я глянула на Хиберда, который, казалось, злобно ухмыляется своим клювом – троим. Отряхнув рукава свитера, запорошенного снегом, я накинула на плечи теплую куртку, украшенную светлым мехом, и сложила пальцы в загогулину, поднося ко рту и пронзительно свища. Сию секунду, взрывая белоснежные сугробы и раскидывая горсти снега, с заднего двора прилетела Рысь, рывком тормозя передо мной и удивленно пофыркивая, переводя взгляд янтарных глаз с меня на Кею и наоборот. О да, моя лошадка с одного взгляда определяла наши настроения. И сегодня они ей не нравились, отчего она привстала на дыбы, потрясая передними копытами и указывая головой на колдунью. Я похлопала недовольную лошадку по шее:- Нет, дорогая моя, Кея с нами не поедет.Схватившись за поводья одной рукой и за луку седла другой, я запрыгнула на нее, взбрыкнувшуюся, и тряхнула головой. Хибари оглядела меня с ног до головы и настороженно спросила:- Куда ты?- На праздник, - я пожала плечами. – Не вижу причин пропускать любимое торжество из-за того, что ты вредничаешь.
- Я не вредничаю, - вдруг сказала она, поднимаясь на ноги. – Не надо туда ехать.
- Кому как, - махнула рукой я и слегка пришпорила лошадку. Рысь поглядела на Кею печальными глазами, тихонько фыркнула, и пустилась вскачь под моим твердым началом.
- Дино!Пушистые еловые ветви замкнулись за мной колючей стеной, и темная дымка ночи обволокла нас со всех сторон, мягко прикасаясь. Небо почти полностью окрасилось в черный цвет, украшенный мерцающими светлыми точками звезд, падких на построение в заковыристые фигуры. Рысь неслышно ворошила белые просторы между черными стволами, оставляя на снегу пятипалые следы, и укоризненно фыркала на меня непечатными словами. Я в ответ лишь кивала и гладила ее по голове, а она поднимала передние копыта, выражая свое негодование относительно моей персоны.
Обида жгла горло, а горечь колола сердце стальными иголками. Я всегда потакала желаниям Кеи. Если она хотела поехать в горы на водопады, я запрягала лошадей, если ей нужны были кувшины, я ехала в гончарную мастерскую, если ей становилось одиноко, я бросала все свои дела, проводя все время с ней. Дело было даже не в том, что я делала для нее. Понятия «я» и «она» должны были смениться термином «мы», но она никак не хотела этого признать, сколько бы я не старалась, какие бы силы не прикладывала. Возможно, я была недостаточно настойчивой, но я не хотела давить на нее. Я любила ее так же, как она любила меня, но порой мне казалось, что мы совсем чужие люди. Как сегодня, например. Я никогда на нее не обижалась, но именно сегодня вдруг позволила себе эту роскошь. За что и Рысь, и чувство вины глодали меня по косточкам. С другой стороны, если Кея не хочет показывать носа из своего укромного уголка, предпочитает компанию мрачных сосен и потрескивающего огня в камине, что ж, это ее выбор. Может, мне стоило остаться с ней, но желание показать ей, что я не ее кукла, и она не должна воспринимать меня как должное, пересилило, и поэтому я лишь поторопила Рысь, смотря, как сквозь редеющие черные стволы полыхает последнее зарево заката, окрасившее снежные вершины в теплый оттенок.
Мы с моей хмурящейся лошадкой ступили на улицы деревни в самый разгар празднества. Ярмарка пестрилась разрисованными лавочками и наряженными людьми. В воздухе пестрели разговоры и праздничный гул, откуда-то сбоку стучали в бубен, удивительно красиво переплетаясь с трелью дудки, а со всех сторон так и пахло сдобой и сластями, щекоча слизистую оболочку. Все мысли разом выбила из моей головы праздничная атмосфера, и я спрыгнула с Рыси, провожающейколкими взглядами слишком любопытных людей, и привязала ее в специально отведенном загоне, погладив по гриве и поцеловав в нос. Она лизнула меня в щеку и тихо фыркнула, смотря своими янтарными глазищами, на дне которых плескался выговор. Я отмахнулась:- Забудь.
Она демонстративно отвернулась, а я пожала плечами, вливаясь в толпу народа, шествующую к главной площади. Там, на ровном пятачке, ожидающем празднующих людей, над крышами домов высилось чучело, готовое к сожжению. Соломенное чудо, плетущееся с самого лета, отбрасывало грузные тени, возвышаясь над всеми нами так высоко, будто хотело остроконечной макушкой пробить черное покрывало неба. Я завороженно смотрела вверх, умудряясь еще и не потерять сноровки в этой толпе, где тут и там юркали ряженые дети с собранными бубликами на веревочке, а совсем рядом колесом катился шут в колпаке с бубенчиками, выкрикивая поздравительные частушки – шутки-прибаутки, как их окрестили. Вся эта кутерьма обрушивалась на голову, и я хлопала в ладоши, улыбаясь во все тридцать два, чудом не выбитых, зуба, провожая взглядом последнее зарево заката. Солнце окончательно уснуло, и волна улюлюканья и праздничного рева прокатилась по рядам людей, вызывая почти детский, незабытый с малых лет, восторг. Приближался праздник.
Сначала все стихло. Наш ряд умудрился впихнуться поближе к центру площади, поэтому я неплохо видела происходящее, и, естественно, не упустила момента, когда старейшина с факелом в руке вышел на помост. Люди захлопали и засвистели, а приятный на вид старик поднял вверх руки, улыбаясь доброй старческой улыбкой и произнося традиционную речь о благополучии своих людей и счастье в грядущем году. Закончив перечислять возможные приоритеты, он взмахнул факелом и поджег ступню чучела под крики и аплодисменты собравшихся. Пламя мигом охватило нижнюю часть предполагаемой соломенной ноги, и несколько ребят подбросили к подножью помоста еще пару горящих головешек, предварительно убрав оттуда старейшину. С треском и громом голосов встречали мы наступающий год.
Постепенно площадь освободилась, и особенные энтузиасты, грянув в свой небольшой оркестр, устроили танцы. Плясали все, начиная малышом в теплой курточке и шапочке с ушами, заканчивая незабвенным старейшиной, улыбающимся какой-то приятной девушке с пышными формами и тугой косой, спускающейся вдоль плеча. Я отбивала ритм, смотря, как отблески костра строят свои дрожащие тени на лицах веселящихся людей, и на душе стало так спокойно и легко, что это не могло не быть подозрительным, но я благополучно опустила этот приступ сомнений, оставив все проблемы на потом. В конце концов, имею я право на добротный праздник или нет?Музыка гремела, трещало чучело, снедаемое языками пламени, добравшегося до самой макушки, хохотали люди, кричали глашатаи, топали сотни ног, цокали копыта, и во всей этой кутерьме праздника, ослепленные огнями, контрастирующими с абсолютной чернотой ночи, мы не сразу услышали оглушительный хруст, от которого кровь застыла в жилах. Когда на пятачок площади, растапливая снег, осыпался град из искр и горящих соломинок, я подняла голову вверх, не веря своим глазам. Чучело, обязанное ознаменовать приход нового счастливого года, могло стать знаком смерти, и по тому, как оно переломилось пополам, медленно склоняясь в сторону домов, оно им уже становилось.