11. Цепи (1/1)

?Однажды кто-то сказал мне, что горизонтальная линия креста создана во имя любви. А его вертикальная линия?— во имя Божьего гнева.Божественное наказание за наши грехи…Я хочу знать?— почему Всевышний хочет перечеркнуть любовь своим гневом?Может быть, потому что слишком много грехов совершается вне любви?И потому что ненависть и страдания обезобразили ее??Нанджо КоджиНочной Токио вновь залит беспросветным дождем. Еду в уже знакомом такси и думаю, как исправить все, что успел наворотить за последние четыре дня. Я успел запутаться в сетях прошлого и поставил под удар отношения с Кай…На этот раз нет смысла ничего скрывать?— расскажу ей все, как есть. Но сначала надо уберечь глупенькую Хитоми?— нездоровый интерес к ней Коджи предвещает беду… Если бы у меня было чуть больше времени! Но, с другой стороны, Коджи ведь именно на такую реакцию и рассчитывает: что я изменю своим планам и начну играть по его правилам… Только напрасно. Я уговорю или выбью из него обещание оставить девчонку в покое, чего бы мне это ни стоило. Можно договориться с Каяо, чтоб она поддерживала связь с Хитоми. Хотя, лучше ее не впутывать. Кай парадоксальным образом ревнует Хитоми даже ко мне, ей тем более лучше не знать о знакомстве сестры с Коджи. Может быть, стоит привлечь Шибуйю: чтобы он приглядел за своим бывшим подопечным… Или же я сам найму телохранителя… Загвоздка в том, что все эти способы не гарантируют безопасность Хитоми. Значит, единственное решение?— убедить Коджи, что его преследование не принесет ему желанного результата, я не вернусь.Так он лишь наживет себе еще больше проблем.После этого я обязательно исправлю наши отношения с Кай. Буду с ней каждую свободную минуту, чтобы все дурные мысли выветрились из ее головы. Стану чаще говорить, что люблю: она сама недавно жаловалась мне на скупость в проявлении чувств.А Коджи?— мое прошлое, и он должен остаться им. Там же?— в прошлом?— я оставлю и многолетнее чувство вины, от которого смертельно устал. У меня впереди целая жизнь. Хочу провести ее вместе с Кай. Мы купим с ней дом, заведем детей. Станем семьей… Милан?— красивый город, и климат Пиренейского полуострова не чета непредсказуемой, капризной погоде Японии. Мы будем далеко и забудем о Токио, как о страшном сне. Уже завтра, в присутствии наших родных, принесем друг другу клятвы любви и верности. Мое будущее ждет меня уже завтра. И наступающий день подарит надежду на счастливую жизнь с любимой женщиной.Я зря надеялся до последнего, что моя проблема рассосется сама. Что Коджи все же повзрослел, научился считаться с чужими интересами, помимо собственных, и сумеет понять, что выбора нет, что должен уйти с моей дороги. Но я не подумал о том, что он?— тоже моя ответственность. Одиннадцать лет назад я едва ли понимал, что происходит и как лучше поступить. И сейчас я неосознанно веду себя так же, как тогда. Но суть в том, что я должен сам все решить: объяснить ему, доказать… настоять, наконец, на том, чтобы он оставил любые надежды. Прошло больше года с его пробуждения… Пусть правда разобьет ему сердце?— это останется только на моей совести. А Коджи… он сможет пережить. Уверен, что он достаточно силен, чтобы принять мое решение. А если примет он, то я приму тем более.Такси, наконец, останавливается в одном из элитных жилых кварталов. Он значительно разросся со времени моего отъезда в Италию, но тот дом по-прежнему легко узнаваем. В нем я прожил несколько месяцев, придя когда-то сам, после долгих, настойчивых предложений Коджи. Но до последнего сопротивлялся этому решению, подсознательно чувствуя, что оно окажется для меня роковым. На тот момент у меня не осталось выбора: подобранный щенок предсказуемо сделал меня бездомным. И его неожиданная гибель меня подкосила. Мне не столько нужен был дом в том момент, сколько хоть чье-нибудь живое участие. Шибуйя и Коджи приняли меня тогда с распростертыми объятиями.В тот несчастливый день тоже шел дождь, я промок до нитки, и, наверное, сам тогда напоминал бродячего, никому не нужного щенка. Я не подозревал, насколько необходим Коджи, но сразу почувствовал, что пришел туда, где меня ждут. Осознание этого помогло не сойти с ума и постепенно утешиться. Я часто потом вспоминал эту историю долгими бессонными ночами в чужой, незнакомой Италии. И осознал, почему не сбежал из этого дома даже после нападения Коджи. Потеряв маленькое, лохматое и верное до глубины души чудо, я по иронии судьбы обрел чудовище, почти зверя, готового ради меня на все. Воспоминания о том кратком периоде жизни позже казались мне нереальными, будто прочитанный роман безликого автора или сюрреалистичный сон. Моя итальянская жизнь ничем не походила на прежнюю. Словно первые восемнадцать лет?— трагическая смерть родителей и знакомство с Коджи?— не существовали вовсе. И лишь по ночам я вновь видел их: уходящего от нас отца, заплаканную мать с ножом в руке, которая превращалась вдруг в неумолимого, сгорающего от страсти Коджи:?Никто не сможет остановить меня… Даже я сам…? …Голос безупречно вежливого таксиста, сообщающего мне стоимость поездки, выдергивает меня из душащих воспоминаний.То же здание, обезличенное дождливой темнотой, и живая изгородь густых кустарников. Нахожу нужные мне окна?— в них свет, несмотря на глубокую ночь. Вдруг мелькает запоздалая мысль, что бы я стал делать, не окажись Коджи дома? Я совсем не подумал об этом. Но какая, к чертям, теперь разница?!Выхожу из машины, вбегаю на крыльцо и нажимаю на кнопку звонка?— все на одном вздохе, не чувствуя себя. Лишь капли дождя за воротником куртки неприятно холодят шею. И кажется, это единственное ощущение, на котором я могу сейчас сосредоточиться. Все происходит будто во сне.Он открывает дверь и замирает, увидев меня.—?Изуми…В его глазах радость, а меня моментально опрокидывает в бушующие воды безудержной ярости…Бью ему в лицо молча, без единого слова. Костяшки пальцев обжигает желанием бесконечного насилия… Он отшатывается, машинально хватаясь за дверь. И тогда я бью снова. Новый ожог удара?— на его лице и моем кулаке. Всего сутки назад я сходил с ума, мечтая прикоснуться к нему, и теперь наконец претворяю свою мечту в жизнь?— исступленно, неистово. Я уже почти не помню, зачем сюда приехал. Зато мой выплеск?— словно катарсис. Когда-то я выражал свое отношение к Коджи именно так?— кулаками, агрессией, болью. Самое потрясающее в этом самовыражении?— что он всегда меня понимал. Не сопротивлялся. Не останавливал. Знал, что заслужил. И принимал боль, ненависть, принимал меня…И сейчас он не пытается защититься. Лишь с каждым ударом все больше отшатывается, отступая внутрь квартиры. И по-прежнему смотрит в упор. А я продолжаю, пока на его на лице не появляется кровь. Яркая и теплая?— я пачкаю об нее свои кулаки с необъяснимым удовольствием.Коджи спотыкается о какую-то тумбу и, не удержавшись, тяжело падает. Рукой машинально упирается в пол, пытаясь сохранить равновесие, но глаз с меня по-прежнему не сводит.А я, наблюдая за ним сверху вниз сквозь пелену своей животной ярости, вспоминаю, что он еще не оправился после многолетней комы, что лицо наполовину парализовано, и не только лицо, и что…Окровавленные кулаки разжимаются сами. Одновременно гаснет и злоба, словно кто-то выключил ее единым нажатием фантомной кнопки. Вот он сидит?— побитый, но едва ли униженный, и ни на йоту не сломленный. Не спрашивает ни о чем?— отлично знает, за что расплачивается. Пытается вытереться, но выходит только хуже: алые разводы пачкают его лицо, руки и одежду.—?Ты все-таки приехал… —?он криво усмехается разбитыми губами, а я чувствую себя подонком, несмотря на то, что прав?— тысячу раз прав, подпортив его самодовольную рожу!—?Хитоми-тян рассказала мне все. Я приехал из-за этого,?— отвечаю неприязненно и, думаю, он слышит мой тон, потому что вдруг сникает. —?Снова старые приемы, Коджи? Шантаж, угрозы?— все, как ты любишь?Он в ответ хрипло смеется.—?Что только не придумаешь, когда загнан в угол, верно, Изуми?—?Ты не слишком изобретателен и к тому же явно путаешь: загонять в угол?— это твоя стратегия.—?Ты себя недооцениваешь, Изуми. Последнее требование не предполагало никакого выбора. И что я должен был делать, по-твоему?Вид его крови больше не успокаивает и не возбуждает, только нервирует. Не разуваясь и не спеша отвечать ему, прохожу в квартиру. Память услужливо подсказывает, где находится ванная. Смочив первое попавшееся полотенце в ледяной воде, возвращаюсь и кидаю ему.—?На, вытрись.Коджи все это время молчит, неотступно наблюдая за мной, и послушно прикладывает оказавшееся в руках полотенце к лицу. Сейчас он выглядит усталым, даже изможденным?— так же, как я себя чувствую. Но защитить Каяо и Хитоми?— моя прямая обязанность. Только что делать теперь, после того, как вместо разговора набросился на него с кулаками, я не представляю.Подумать только, что какую-то неделю назад я считал его почти мертвым и оплакивал, снедаемый бесконечной болью и чувством вины. Как все изменилось… Я просто не успеваю за всем этим… Прислонившись к стене, бессильно опускаюсь на пол напротив него.—?Я не хотел так поступать,?— почему-то его последнее замечание задевает меня за живое. —?Признаю, что совершил ошибку… Но… Я пытался ее исправить с наименьшими потерями для нас обоих. Я не должен был встречаться с тобой…—?Не говори так,?— почти выкрикивает он в ответ,?— я бы просто умер тогда…Скептически качаю головой: ведь не умер же за целый год?— вновь мелькает знакомая мысль. И от нее снова, как когда-то, паршиво… Но разговор явно сворачивает в опасное русло. Так мы рискуем снова зайти в тупик. Тогда я нарочно меняю тему:—?Расскажешь, как ты нашел Хитоми?Коджи вытирает лицо и шею, зажимает нос, чтобы остановить кровотечение. Действует аккуратно, почти педантично. Все у него всегда получается… Баловень судьбы… Или же наоборот? У него всегда было все, кроме самого нужного. И каким-то образом однажды я вписался в уравнение его жизни. Стал тогда необходимым и самым важным составляющим. И вот теперь снова?— словно замкнутый круг, за границами которого Каяо и мое будущее с ней.—?По интернету. Этот мир стал таким прозрачным теперь,?— Коджи опять улыбается, и мне не нравится его улыбка. Вкупе с разбитыми носом, губой и частичным параличом лицевых мышц, она смотрится гримасой монстра из подросткового ужастика. —?Я не мог оставить все, как есть, понимаешь? Сначала хотел достать тебя через твою ненаглядную Кай. Нашел несколько форумов и сайтов о ней. Не думал, что она настолько известна…Я молчу, не представляя, что отвечать. Много ли ты знаешь об этом мире, Коджи? И о нас с Кай, в том числе…—?Кое-где,?— продолжает он,?— нашлась информация о младшей сестре: в частности, упоминалось, что Мацумото Хитоми учится в той же школе, что и ее сестра когда-то. А найти школу Каяо ничего не стоило?— название есть в ее биографии.—?Как тебя пустили туда? Хитоми сказала, ты учился там, но ведь это вранье…—?Хитоми-тян очень наблюдательная девочка,?— ухмыляется Коджи, и кулаки мои снова рефлекторно сжимаются. Неисправимый подонок… —?На самом деле, не вранье. Это одна из моих школ. В свое время я сменил их множество. Ни в одной долго не задерживался… И эта не стала исключением.—?А как среди остальных ты узнал Хитоми? Едва ли она единственная, кто подошел к тебе за автографом.—?Изуми… Можно подумать, что это ты десять лет пролежал в коме, а не я,?— Коджи улыбается на этот раз вполне обычной улыбкой. Ну да, теперь, оказывается, я дурак. —?Есть школьный форум. Я зашел, нашел нужную информацию, фотографии учащихся там тоже есть. Тем более, что эта Хитоми где только не участвует: олимпиады, конкурсы, прочая ерунда… Поверь, я рассмотрел ее внимательно.—?Грязный ублюдок!—?Как скажешь.Мало, мало я ему вмазал!—?Ну, а потом найти ее оставалось делом техники,?— он пожимает плечами. —?Она, конечно, была счастлива познакомиться с таким знаменитым и талантливым мной… Все оказалось даже проще, чем я мог представить.—?И ты таким образом решил шантажировать меня,?— не спрашиваю, а констатирую очевидный факт.—?Я был в таком бешенстве, Такуто, что мог даже похитить эту малявку, лишь бы ты остался.—?Ты урод,?— снова злюсь.—?Я просто люблю тебя. Но тебе не о чем волноваться: я к ней даже не прикоснулся.От его теплого взгляда у меня мурашки по спине бегут. Он говорит ужасные вещи, и я бы должен ненавидеть его. Но вместо этого у него по-прежнему поразительно легко получается менять мое настроение в нужную ему сторону. Изо всех сил стараюсь взять себя в руки.—?Я не хочу, чтобы ты приближался к Хитоми или моей невесте. И пришел сказать тебе именно это: я хочу остаться с Кай, навсегда. Ее семья станет моей семьей. А Хитоми-тян?— мне теперь как сестра, как Сэрика. Я буду защищать их, в том числе и от тебя, если понадобится. Надеюсь, ты услышал меня, потому что я не собираюсь уговаривать тебя или спорить…—?Ты… —?его голос вздрагивает,?— так любишь ее?—?Да, люблю. Очень. То, что было на концерте?— ошибка. Помрачение. Эхо прошлого. Ты?— мое прошлое. А мое будущее?— только Каяо. Я решил так уже давно, Коджи. Он молчит, опустив голову. Светлые пряди прячут его взгляд от меня.—?Она знает о нас?Любое упоминание Кай из его уст меня раздражает. И ноги затекли в неудобной позе. Держась за стену, я встаю и теперь снова гляжу на него сверху вниз. Он все так же не поднимает лица.—?Догадалась. Она слишком проницательна, чтобы не заметить… Коджи… Я не хотел причинять тебе боль…Он хрипло смеется в ответ, вскидывая, наконец голову. В его глазах плещется нескрываемая ярость.—?Ну да. Только разбил мне лицо. Сердце… И жизнь…—?Я знаю, что виноват. Если это как-то поможет, знай: мне тоже тяжело. Но пойми: все иначе, чем одиннадцать лет назад. Ты ведь понимаешь, что такой истории, как с Минако, мы оба не должны допустить…Это имя из нашего общего прошлого заставляет его вздрогнуть.—?С Минако все было по-другому, ты знаешь сам.—?Нет, не знаю. Расскажи мне!—?Ее я ненавидел…—?Ты точно псих, Коджи,?— качаю я головой. —?Безнадежный…—?Ты начал встречаться с ней!—?Ты что, все еще ревнуешь?! Я встречался с ней всего один день!—?Этого достаточно, чтобы вся школа вас обсуждала. Вы устроили свидание…—?Единственный раз!Я так и не признался ему, что все свидание просидел, уставясь в никуда, почти не замечая своей новоиспеченной девушки и думая только о нем…—?Я чуть с ума не сошел! Но мне странно, что мы говорим о Минако только теперь,?— Коджи пожимает плечами. —?Я думал, ты все понял тогда. Ты собирался быть с ней. Но я же сразу предупредил, что не допущу подобного. Не позволю тебе. А еще я не знал, как по-другому заполучить тебя… Думал, что это невозможно. Что придется только силой. Думаешь, я хотел так?Я усмехаюсь, но едва ли мне хоть каплю смешно. На губах отчего-то горчит:—?А разве нет?—?Ты не оставлял мне выбора. Как и сейчас. Но, несмотря ни на что, я знаю, что ты мой. Разве вчера я выворачивал тебе руки? Ломал тебя? Принуждал? Ты ведь знаешь, что я прав! И ты сам приходишь ко мне. Как сейчас. Я был уверен, что ты придешь и сегодня…—?Конечно, приду,?— гнев просыпается с новой силой. —?Чтобы остановить тебя! Ты слышал, что я только что говорил?—?Вполне,?— он тоже поднимается на ноги. И теперь я не могу расшифровать выражение его лица?— настолько оно застыло непроницаемой маской. —?Хорошо, Изуми, твоя взяла. Ты можешь идти. Обещаю, что никогда не притронусь ни к Хитоми, ни к твоей обожаемой Каяо. Что забуду тебя, как только ты закроешь за собой дверь. И не произнесу твоего имени даже мысленно.В глазах темнеет от неожиданности. И леденеет сердце, пронзенное, словно стрелой, невероятным, невозможным обещанием. Я ожидал чего угодно, только не этого. Коджи так шутит? Проверяет меня? Издевается? Гляжу ему в глаза: он абсолютно серьезен. Более того, он скользит взглядом мимо, словно я уже, прямо в эту минуту, становлюсь ему безразличен.За последние три дня мир переворачивается с ног на голову слишком часто. Наверное, самое время сказать: ?Будь счастлив??— и уйти, не оборачиваясь. Вот только ноги словно вросли в пол, не могу пошевелиться. Я не сразу понимаю почему. А когда до меня доходит…?— Изуми,?— наверное, я в последний раз слышу, как слетает мое имя с его губ,?— ты плачешь?Нелепый вопрос выдергивает меня из затянувшегося ступора. Я уже собираюсь возмутиться, но машинально прикасаюсь к своему лицу?— и на пальцах остается теплая, прозрачная влага. Не может быть…Наконец-то, после упорной борьбы с собой, после нелегких встреч и болезненных уговоров, я вроде бы добился желаемого… Только теперь у меня не хватает сил поверить?— даже не обещанию Коджи, а в самый мир, в котором он не будет меня любить. Он так легко, одним предложением разорвал эту больную, казавшуюся нерушимой, связь. И сейчас готов отпустить меня, перестать думать и писать песни о нас, забыть даже мое имя… А я? Раздавлен, растерян и не представляю, как продолжать жить с осознанием, что больше ему не нужен.—?Я… ухожу,?— еле выдавливаю из себя и на деревянных ногах поворачиваюсь к двери: надо убраться отсюда немедленно!Пытаюсь проморгаться, но, как оказывается, зря: предательская влага тут же стекает по щекам… Какой же я идиот!—?Изуми,?— одна его рука ложится мне на плечо, а вторая захлопывает уже распахнутую дверь. —?Неужели ты хоть на миг поверил мне? Как ты мог подумать, что я смогу без тебя? Да скорее мир рухнет…Он разворачивает меня к себе, а я недоверчиво гляжу, не в силах выдавить ни слова, ни даже толком вдохнуть: он так легко и почти дословно озвучил все мои страхи.?— Мой Изуми,?— не то вздыхает, не то шепчет он, привлекая меня к себе. И забывает озвучить все прочие объяснения.Земля в бесчисленный раз за сегодняшний вечер совершает головокружительный кульбит. Его лицо совсем близко, и я тону в знакомом тепле голубых глаз. Сердце пропускает удар и замирает на бесконечную долю секунды. Я делаю шаг в пропасть, прижимаюсь к его губам так яростно, как только что избивал. Он даже цепенеет на мгновение от моего напора. Но тут же прижимает к себе еще сильнее.Беспокойство о Каяо, близких, общем будущем?— все остается где-то далеко, совсем в другой вселенной. А здесь?— только мы с Коджи вдвоем.Его руки?— мое наказание. А объятия?— тюрьма. Я могу сопротивляться, кричать, отталкивать?— в какой-то момент я и делаю все это, но, как несокрушимы каменные застенки, так же неумолимы его руки. Он стискивает меня крепче, высвобождает от одежды… Я рвусь, изворачиваюсь, проклинаю?— и делаю то же самое с ним. Мечусь, кидаюсь на него, снова бью. Но Коджи лишь сильнее прижимает меня к себе. В редкий миг просветления понимаю, что мы уже в кровати и обнажены. Холодные простыни впитывают пот наших сплетенных тел. Я пылаю от неконтролируемого желания, когда Коджи скользит губами вниз по животу. Он что-то шепчет?— я не сразу разбираю слова.Он обещает, что заставит меня забыть обо всем?— тогда не останется слез, больше не будет сомнений и боли. Обиды, упреки и недосказанность?— все, что горчило на сердце, скреблось и ныло там долгие года?— стирается в единый миг первобытной страстью.—?Ты не знаешь, каково это?— каждый день просыпаться без тебя, без малейшей надежды тебя увидеть и осознавать, что так?— теперь до конца. Мне не хотелось жить, я задыхался от непроглядной тоски… И каждое утро получал новый кинжал в сердце?— это было хуже самой извращенной пытки.—?И все же ты не умер, Коджи…—?Считаешь меня лицемером? Но в смерти тоже нет для меня смысла: зачем мне вечность без тебя? Я не оставлю этот мир до тех пор, пока в нем ты…В этот раз Коджи не нежен?— его ласки оставляют синяки и ссадины, запястья саднят, на губах появляется вкус собственной крови. Тело становится послушным инструментом для его жестокой любви. Мне это знакомо, так уже было. И вновь, как когда-то, сводит с ума, заставляет забыть обо всем. Только одно: раствориться в Коджи?— почти как цель, как единственный смысл… Хочется еще больше следов его ласк на собственном теле. Боль дарит освобождение, возносит на новые вершины блаженства, превращает меня в божество, им обожаемое… И так легко оказывается забыть себя… Лишь собственное имя, то и дело срывающееся с его губ, напоминает о том, что я все еще существую… Но чем дольше он обладает мной, чем сильнее входит в меня, чем рваней становится наше смешанное дыхание, тем меньше мне хочется помнить…В минуту наслаждения вдруг замечаю его слезы на своей коже. Теперь он шепчет, что лучше бы ему умереть… Я понимаю, о чем он, мне не нужно для этого даже слышать, его тело уже рассказало мне все. Тогда я тянусь к нему сам… Обхватываю ладонями его лицо, приникаю губами и стираю с щек теплую влагу. Мне так хочется помочь ему, но он по-прежнему слишком чувствителен во всем, что касается меня.Эта мысль, закольцовываясь где-то на краю сознания, пробуждает во мне желания, подавляемые слишком долго… И вот уже я перекатываю его на спину, прижимаю его руки к постели. Наши пальцы переплетаются… Я оказываюсь сверху, задаю свой ритм, заставляя его подчиняться. Синхронность в каждом движении, действии, в каждой мысли. Реакция Коджи неожиданна: его грубость сменяется вдруг на покорность и бесконечную мягкость, от которых я в очередной раз забываю дышать. Он медленно целует мне плечи, ключицы, не спешно переходит на шею, а затем лицо, не пропуская ни единого миллиметра. И я тону в его бездонной нежности?— раз за разом. Он улыбается, видя мою реакцию… Пока я прихожу в себя, он снова опрокидывает меня навзничь и склоняется ниже. Когда его губы касаются моего шрама на бедре, а язык жадно очерчивает его полустертые края, я прижимаюсь к нему сильнее, не сдерживаю больше стонов, обнимаю крепче, невольно царапая ногтями спину, и отдаю себя ему без остатка… Растворяюсь в нем, чтобы вновь подчиниться. Чтобы обрести себя прежнего.Если есть на свете что-то сильнее любви и ответственности, то тогда, возможно, они всего лишь суррогат, и наши чувства?— самообман… Еще вчера я был уверен в сделанном однажды выборе, но эта ночь доказала мне?— от себя не убежишь. Наркотик, цепи, тюрьма… Можно судить об этом, как угодно, не понимать, отрицать, пусть даже презирать… Но, оставаясь один на один с Коджи, я дышу самой жизнью?— и выразить точнее у меня не получится. Единственное, что имеет значение - что сейчас он, разметав свои светлые волосы по подушке, спит рядом. Строгий профиль в скупом свете занимающегося утра, проступающие синяки от моих кулаков на скулах?— боюсь, они не скоро сойдут, ровное дыхание. Я впервые просыпаюсь рядом с Коджи, но больше всего на свете мне хочется, чтобы отныне так начинался каждый мой день.Мой мир укатился в бездну, а я, вместо того, чтобы рвать на себе волосы, сожалеть и пытаться вновь все исправить, сижу и наблюдаю, как медленно просыпается Коджи: вздрагивают его закрытые веки, хмурятся широкие, вразлет, брови.Видимо, почувствовав, что я на него смотрю, он наконец открывает глаза.—?Изуми,?— у него это, наверное, вместо ?доброго утра?. Невольно улыбаюсь. —?Я люблю тебя.Это признание за сегодняшнюю ночь я слышал сотню раз. И, пожалуй, согласен послушать еще…—?Ты ненормальный,?— усмехаюсь в ответ,?— и я тоже.С минуту мы просто смотрим друг на друга. Наверное, он ждет, что я продолжу свою мысль, но мне сейчас так спокойно, что даже говорить не хочется. И я был бы совсем не против, если бы этот момент длился вечно…Коджи скользит взглядом по моему неприкрытому телу?— странно, но я не испытываю сейчас стеснения. То, что я видел его спящим, кажется мне намного более интимным. Его пальцы осторожно оглаживают свежие ссадины и синяки на мне, я слежу взглядом, но никак не реагирую. Да, больно, но мне все равно, и давно забытое чувство душевного покоя перекрывает физический дискомфорт.Мне хорошо, Коджи.Хочу сказать это вслух, но неожиданный звук?— щелчок открываемого замка, кажется, входной двери вдребезги разбивает безмятежность нашего утра. Коджи резко поднимается. У меня на секунду мелькает мысль, что, возможно, это Шибуйя, но встревоженный вид Коджи подсказывает, что я ошибаюсь.Дверь в спальню резко распахивается.Нанджо Хиросе я видел лишь однажды, но узнаю его сразу, что неудивительно: он все так же невероятно похож на Коджи. Разве что разница в летах теперь очевидна: морщин на лице заметно прибавилось, выцвели сединой волосы. Но серый плащ и очки на нем, точь-в-точь, как в моем воспоминании.Хиросе переступает порог, а позади вырастают еще двое в обычных темно-серых костюмах. С первого взгляда ясно: это телохранители. Мы вскакиваем с кровати, но наставленные на нас дула пистолетов в руках верных псов Нанджо, заставляют замереть на месте как есть: раздетыми и растерянными.—?Я всегда знал, что ты, братец мой, извращенец и способен только позорить нашу семью,?— презрительно кидает нам вместо приветствия незваный гость и переводит изучающий взгляд на меня,?— но от прославленного Изуми-сэнсю я подобного не ожидал. За что же ты так с семьей Мацумото, Такуто-кун?