3. Мория: На стройке (1/1)

— Чёртов Генма! — ворчит Рюсей-сама, орудуя лопатой. — Хорошо, что ещё не успели положить фундамент. Только вчера сюда одного определил на постоянное место жительства и вот опять! ?Случайные жертвы?! Этот старикан вообще может работать аккуратно? Без ?случайных жертв?? А если без них никак, то хоть не так палевно убирать можно? Свет высоких фонарей, что освещает строительную площадку, едва достигает краёв котлована, в котором Рюсей-сама машет лопатой, засыпая два тела. Приехав в офис и открыв дверь, мы тут же натолкнулись на них. Те лежали, прямо на полу у порога. Поскрежетав зубами, Рюсей-сама погрузил их в машину и повёз сюда, на знакомую стройплощадку. За всю дорогу он не проронил ни слова. Он никогда не отказывается от такой работы, но я знаю, как он к ней относится. — Два здоровых молодых лба умирающие от инфаркта — это идиотизм! О чём старикан только думал? — продолжает Рюсей-сама. — Впрочем, скорее всего ни о чём он не думал, просто шарахнул котодамой и делу конец. А то, что у этих бандюков никаких проблем с сердцем отродясь не было, Генму это не колыхало. И теперь мне приходится убирать за ним, прятать этих жмуриков. Вот скажи мне, Мория, разве нельзя было свалить на них, например, дерево? Это что, какая-то проблема для мастера котодама приказать дереву свалиться на двух придурков? Пожимаю плечами. — Насколько мне известно, только Рикичи-сан мог такое проделывать, — отвечаю я. Я действительно не могу припомнить ни одного мастера котодама, который бы применял косвенные, а не прямые методы, направляя свою силу в дерево или в печной огонь. Только Рикичи-сан, основатель клана Мито и величайший из великих мастеров котодама мог проделывать нечто подобное. — Возможно, это сложнее, чем наносить вред напрямую, — снова говорю я. — Ну да, возможно, — хмыкает Рюсей-сама. — Но Генма всё равно офигел уже вконец. Больше я не буду посреди ночи срываться и тащиться заметать его следы. Усмехаюсь. Он так каждый раз говорит, а потом всё равно едет и выполняет работу. Он сделает всё, только бы самому не применять силу. Упрямый, сильный, принципиальный. Да, он такой, мой мастер котодама. — Всё, — выдыхает Рюсей-сама. — Я закончил. Давай сюда моё законное пиво. — Оно в машине.— Блин. Тогда тащи его сюда!— Раз работа уже выполнена, может, тогда лучше мы отправимся к машине? Оставаться здесь дольше мне не хочется совершенно. И если уж начистоту, я тоже недоволен тем, что пришлось срочно срываться на эту ?работу?. Не каждый день Рюсей-сама признаётся в том, что я ему нравлюсь. Если честно, вообще такого не припомню. А сегодня он наконец произнёс эти слова. Пусть не мне, а в стенку, пусть не в полный голос, а шёпотом, но произнёс! И надо ж было именно после этого позвонить Генме. В общем, ни минуты больше на этой площадке. На эту ночь у меня другие планы. Хотя...Смотрю, как Рюсей-сама вытирает пот со лба, а затем, закинув на плечо лопату, идёт к деревянной лестнице, которую оставили ещё рабочие. Он устал. Ему нужен отдых и хороший сон. Всё же до чего люди несовершенные существа. Им нужно есть, пить, спать, следить за своим здоровьем. Рюсей-сама же к своему здоровью относится просто наплевательски, постоянно встревая в драки и получая увечья. Порой так и хочется спеленать его по рукам и ногам и запереть в квартире. Чтобы не навредил себе. Чтобы не искал приключений. Чтобы оградить его от всего. Чтобы он всегда был рядом. Был моим. Я эгоист. Настолько жуткий эгоист, что сам себе удивляюсь. Когда я стал таким? Когда помешался на этом человеке? Но я помешался, и моё помешательство не проходит. Лишь крепнет день ото дня. Нет, я не могу связать его, не могу запереть в четырёх стенах, как бы этого ни хотел — не могу. Но я могу следовать за ним, быть рядом, помогать, следить за его здоровьем, раз он сам этого не делает. Это мой долг, как ками-сама. Это моё желание, как эгоиста. Если я не могу связать и упрятать его под замок, то я хотя бы привяжу его к себе так, что он не сможет обходиться без моей помощи. Подаю руку, помогая Рюсею-сама выбраться из котлована, и, забрав лопату, накидываю ему на плечи куртку. Осень хоть и выдалась тёплой, но сейчас ночь, к тому же ветрено. А он разгорячённый и легко может простудиться. — Ну где там моё пиво? Рюсей-сама трёт ладони от нетерпения и почти бегом идёт к машине. Я следую за ним. Оранжевые пятна света, стекая с бетонных глыб, балок, перекладин, блоков и прочих строй материалов, расплёскивают на землю глубокие чёрные тени, превращая площадку во что-то фантастическое. Даже камни, что шуршат под ногами, кажутся сейчас чем-то диковинным, необычным. Неужели всё из-за игры света и теней? Или же во мне пробуждается нетерпеливая радость от того, что мы возвращаемся домой? Нет. Стоп. Рюсей-сама устал, ему нужно отдохнуть. И я не буду больше сегодня его трогать. Тем более, что и так вымотал его. Хотя, судя по его резвости, нисколько он не устал. В пять секунд пересёк площадку и теперь скрылся из виду. Вот что стремление к пиву с человеком делает. Усмехаюсь, выхожу за ограждение и тут же слышу визг колёс, трущихся об асфальт, и глухой звук удара. Я замираю. Замираю и вижу Рюсея-сама и чёрный автомобиль. Вижу, как Рюсей-сама падает на землю от сильного толчка, а чёрная громадина подминает его под себя, потом отъезжает и... снова наезжает! Больше не вижу. Не думаю. Бегу. Несусь к нему. К единственному дорогому человеку, который сейчас... Нет. Не думать о таком. Он жив. И я смогу его спасти!Вот и он. Распластан на асфальте. Неестественный выверт руки, разодранная одежда, грязь и кровь. Кровь везде. Падаю на колени, аккуратно подсовываю ладони под голову и припадаю к раскрытому рту Рюсея-сама. Жгучая боль тут же прожигает меня сразу в нескольких местах. Руки, грудь, спина — боль бичом полосует их. Я вытерплю, я приму всё на себя. Всё до последней капли. Но боль не прекращается. Не останавливается. Она многоводным потоком всё втекает и втекает в меня, а раны Рюсея-сама не затягиваются. Слишком серьёзные повреждения. Слишком! Что ж. Значит остаётся одно: тесное соединение и длительный контакт. Только так. Как в тот раз, когда Рюсей-сама впервые за долгие годы сорвался и убил парня, что избил Юджи. Когда показал свою истинную мощь. Стискиваю зубы и расстёгиваю джинсы Рюсея-сама, а затем, одним рывком стащив их, принимаюсь за свои брюки. Потом он может дуться на меня, обзывать извращенцем, некрофилом или как ему вздумается. Потом он может делать, что угодно. А сейчас я сделаю всё для того, чтобы это ?потом? наступило.