Лето (Шибазаки/Найн, R) (1/1)

…Шумный город изнывал от жары: яркое полуденное солнце возвышалось на небосводе, палящими лучами выжигая зеленые парки и явно намереваясь на их месте оставить лишь безжизненные пепелища.В пригороде было не лучше: воздух плавился и дрожал, а засаженные рисом поля не давали возможности укрыться от летнего зноя?— отсутствие в радиусе нескольких километров деревьев или каких-то построек сильно осложняло текущее положение дел.Лето в Токио выдалось на удивление жарким: никто из старожил уже и не помнил, когда в последний раз температура на градуснике достигала таких высоких отметок.Девятый останавливается и утирает проступивший на лбу пот: чертовски жарко, а впереди еще несколько километров.Идущая вдоль шоссе дорога между тем становилась длиннее и казалась теперь непреодолимым препятствием.Девятый останавливается вновь и обреченно вздыхает, понимая, что идти дальше нет сил.-Подбросить?Стекло недорогого автомобиля опускается, являя взору Девятого уставшее и ко всему безразличное лицо детектива. Он ненавидит Шибазаки, честно?— ненавидит, но повернуть время вспять нельзя.Девятый не отвечает, тем не менее занимая место рядом и бросая рюкзак на кожаные сиденья.-Нравится гулять за городом? —?чисто формально интересуется мужчина, обращаясь к Девятому. —?Или дела были?-Ага. —?хмуро отвечает парень и отворачивается, показывая, что продолжать бессмысленный разговор не намерен. —?Люблю ходить в одиночестве.Остаток пути они ехали молча.***В квартире было душно. К полудню палящие лучи солнца успели прогреть воздух до такой степени, что было трудно дышать. Не спасали от жары даже темные шторы: напротив?— те лишь удерживали проникший в помещение воздух, не позволяя тому прорваться наружу.Девятый заранее знает, что в квартире будет жарко, несмотря ни на что, но на что-то упорно надеется, переступая порог и сбрасывая с плеч пыльный рюкзак.В душе уже шумит вода, но парень, сидя на узкой кровати, все еще не может отыскать в памяти тот момент, когда они переступили черту, и их отношения стали тем, чем стали.Они не испытывают по отношению друг к другу какой-то пламенной любви, о которой привыкли писать в романах. Желание?— да; со стороны Шибазаки еще, может, сочувствие.Девятый же просто хочет отвлечься и заполнить ноющую пустоту в душе.Но дыра в сердце продолжала расти, потому что фальшью и самообманом починить разбитое было нельзя. Сколько бы Сфинкс не пытался убедить себя в искренности своих же чувств, на деле он испытывал лишь отвращение и страшное желание покинуть стены злополучной квартиры. Но ноги словно становились ватными: Девятый не мог сделать и шага, пока сильные руки мужчины мягко и осторожно касались талии, сползая ниже и переходя в откровенные ласки.Девятый понимал, зачем это нужно ему, но вот что хотел от него детектив?— объяснить не мог.На деле же все было просто: едва ли тот испытывал по отношению к парню какие-то возвышенные чувства. Так?— банальное желание и чисто человеческий интерес: как долго он сможет строить из себя жертву, на деле являясь преступником.Кенджиро не просто знал?— он был уверен на сто процентов, что все произошедшие терракты?— дело рук Девятого и его горячо любимого напарника, вот только доказать их вину никак не мог, теряя зацепки, едва ли успевая за них ухватиться.-Насчет вчерашнего… —?осторожно начинает детектив, заставляя парня опуститься к нему на колени. —?Ты опоздал на десять минут. Обычно ты крайне пунктуален.Девятому хочется цыкнуть и прикусить губу?— чертова профессиональная интуиция, которая делала Шибазаки похожим на полицейскую собаку-ищейку, раздражала. Но к счастью (или, для мужчины?— сожалению) Девятый прекрасно контролировал свои эмоции и в нужный момент успевал нацепить на лицо маску полного безразличия.-О чем вы говорите?Дальнейшие разговоры в принципе были бессмысленны.Девятый действительно был крайне пунктуален и всегда появлялся четко в назначенное время.Он задерживается один лишь единственный раз, и эта знаменательная дата совпадает с мощнейшим, однако не повлекшим человеческих жертв терактом: рвануло сильно?— так, как никогда до этого.-Это совпадение. Я просто опоздал на поезд.И все ему верят. Полицейские в участке смеются и советуют ?детективу на пенсии? не совать нос в теперь не касающиеся его расследования: исступленно хохоча и наигранно держась за животы, те не забывают упомянуть и тот факт, что Шибазаки за свои беспочвенные обвинения уже однажды был понижен и отправлен в отдел, из которого пути наверх не было.-Да это всего лишь дети! Твоя интуиция снова подводит тебя, Шибазаки!Сам Шибазаки провокации игнорирует, но, возвращаясь домой, снова и снова пытается найти доказательства вины мальчишек. Он искренне верит, что отношения с Девятым он начинает по той лишь причине, чтобы узнать, что тот задумал, и подобраться к своей цели поближе.И все-то ему верят, но на спине у мальчишки?— свежие ссадины и ожоги. Кенджиро цепляется за эту деталь и теперь-то уж точно может поверить в то, что вот ради этого и были нужны их нездоровые отношения.Подобраться ближе?— так близко, чтобы была возможность раздеть, изучить, исследовать каждое пятнышко, каждую новую царапинку.Остается малое?— объяснить в участке о том, как он смог увидеть повреждения сквозь одежду. И если ответ правоохранителям не понравится?— он и сам рискует оказаться за решеткой.-Да успокойся ты уже! —?начальник отмахивается от назойливого детектива и устало закатывает глаза. —?Мальчишка просто эвакуировал людей!Шибазаки должен радоваться, что никто не стал расспрашивать о его методах получения доказательств, но он не останавливается: понимая, что крыть ему нечем, мужчина бросает первое, что приходит в голову?— лишь бы расследование продолжалось. Доказать вину Сфинксов стало делом всей его жизни.-Я знаю, но…я все равно уверен, что это он.Девятый в квартире издает тихий смешок?— подслушка отлично передает неподдельное отчаяние чужого голоса.***Мужчина уже и не помнит, кто из них двоих затеял эту игру: был ли это Девятый, который ни с того ни с сего запустил руку ему в штаны в каком-то безлюдном парке; был ли это он сам, зажимающий испуганного мальчишку в темной подворотне, надеясь выбить из того признание?— никто не помнил. Никто не помнил и вспоминать не хотел?— им это было не нужно.Им лишь отчаянно хотелось найти кого-то равного себе; кого-то, кто поймет, пригреет и, главное?— составит достойную конкуренцию. Шибазаки понимает, что первый?— наверное, первый раз в жизни ему действительно было интересно расследовать дело, раз за разом теряя улики и начиная сначала.-Ты играешь со мной? —?спрашивает детектив, оглаживая узкие бедра. —?Я ведь знаю… Нет?— я уверен, что это был ты.Первоначальный смысл вопроса теряется: Кенджиро не понимает, ответ на что он хочет услышать?— играет Девятый с его чувствами или же наслаждается своей безнаказанностью и отсутствием у следствия весомых улик? Он тянет парня за запястье и стягивает с его плеч синюю кофту. Вот же?— вот же они, доказательства?— в виде шрамов и ссадин. Шибазаки уверен, что, если хорошо поискать, у этого мальчишки найдется пара взрывных устройств в рукавах.-Ваши предположения ошибочны. Думаете?— обычный старшеклассник способен на нечто подобное?Детектив иногда и вправду задумывается, что нет?— не способен. Но он отчаянно хочет верит, что Девятый и есть этот преступник: не потому, что так подсказывала ему интуиция?— Шибазаки хотелось, чтобы именно этот парень оказался тем гениальным неуловимым злодеем, о котором теперь вещали все местные телеканалы.Преступников было двое, но лидер?— один. Тот, на ком держится организация; тот, кто тщательно продумывает каждый свой ход и каждый раз оставляет полиции загадки, после решения которых оставалось горькое послевкусие?— будто сам отправитель и помог их решить. Будто не хотел, чтобы от теракта пострадали невинные люди.Террористам хотелось внимания?— такого, какого хочется одиноким подросткам. И Девятый, который неизменно являлся миру в наушниках и без единого друга, по мнению детектива, прекрасно подходил под вышеуказанное описание.-Иди сюда. —?хрипло шепчет мужчина, потеряв всякий контроль. —?Не будем терять время.В маленькой захламленной комнате теряется всякое ощущение времени: Шибазаки едва ли отличает хорошо сдерживаемые стоны Девятого от собственного тяжелого дыхание?— это сейчас и не нужно. Толчки болезненные и грубые, но идеально подходящие к ситуации: Кенджиро вымещал на Сфинксе скопившиеся внутри боль и отчаяние, а тот в свою очередь верил, что это?— его расплата за совершенные преступления.Когда все заканчивается, Девятый поспешно натягивает мятую кофту и завязывает шнурки на грязных кедах. Он никогда не остается на ночь?— это табу. Спать он может с кем угодно, но его душа навеки принадлежит лишь одному человеку?— и парень давно с этим смирился.-Снова уходишь? —?Шибазаки с чашкой горячего кофе смотрится совершенно по-домашнему. —?Не хочешь остаться?Девятый отрицательно качает головой и осторожно прикрывает за собой дверь. На дворе глубокая ночь, и небо усыпано звездами?— без очков те сливались в одно огромное северное сияние.Сфинкс толком ничего не видит и движется на ощупь?— лишь бы этот свет так и остался его спутником и проводником.Девятый, честно, не хочет переступать порог родной квартиры, но ему приходится. Он тихо снимает обувь и не включает свет в коридоре, но Двенадцатый, измученный и уставший, ждет его за столом на кухне?— не спит, как всегда, а ждет. Подобно тому, как брошенная собака ждет своего хозяина.Девятый хотел просто тихо пройти и лечь спать, но теперь у него не осталось выбора:-Я вернулся.Двенадцатый оборачивается на тихий голос, но у него, черт возьми, в глазах стоят слезы. Он не улыбается, как обычно?— для Двенадцатого он вообще слишком серьезный. Парень с неохотой поднимается со своего места и произносит одну только лишь фразу, от которой Девятого передергивает:-Нам…нам надо поговорить…Неуверенный голос тонет в раскате грома.