Лунное затмение. Часть IV. Мальчик из Города. Константинов Град - Айдос. Лето 1453 года (1/1)

…Роза пахнет розой,Хоть розой назови ее, хоть нет.?Ромео и Джульетта?. У ШекспирВеселье пира в гостеприимном доме Луки Нотараса растянулось далеко за полночь, но вскоре и оно убыло и окончательно иссякло. Яков и его страдающий из-за отсутствия супруги юный шурин, вежливо откланявшись, удалились в свои покои. Теперь и приглашенные музыканты неторопливо собирали тамбуры [1], барабаны, дудки и бубны, исподволь поглядывая на поднявшегося с дивана хозяина, пообещавшего им щедрую оплату.—?Гоните нас, любезный господин Нотарас,?— усмехнулся Заганос-паша, глядя на устало потирающего виски Мехмеда.—?О чем вы? Разве я вправе гнать столь приятных моему сердцу гостей, которые одним своим присутствием выказали почет и уважение нашему скромному семейному обиталищу? —?Нотарас всплеснул руками и с нижайшим поклоном обратился к Мехмеду:?— Мой Повелитель и Господин! Дозвольте предложить вам и вашей свите ночлег под сенью этого дома.—?Вы в самом деле очень любезны, господин Нотарас,?— даже среди затопившей усталости Мехмед нашел в себе силы на улыбку. —?Но всем нам лучше вернуться в лагерь вместо того, чтобы обременять своим присутствием сей почтенный и прекрасный семейный дом.—?Полно, Повелитель. —?Новый взмах ухоженных рук. —?В этом доме достаточно места. А вам сейчас необходим отдых, а не обратная дорога по ночным улицам.—?Повелитель, люди устали,?— поспешил подать голос Халиль-паша. —?Не разумнее ли воспользоваться предложением нашего верного друга?—?Оставайтесь, Повелитель,?— сказал Нотарас, подметив колебания Мехмеда. —?А мы со своей стороны будем рады предложить вам более уютное и спокойное жилище, нежели походный шатер.Кивнув, Мехмед поспешил уединиться в предоставленной ему хозяином кабинетной комнате с бывшим наставником и Махмудом-пашой. Пока готовились покои, им малым кругом следовало обсудить постоянные поставки продовольствия из Айдоса, наладить которые молодой султан решил поручить Шехабеддину.—?Увы, эфенди, боюсь, что в этом наш друг не сможет нам помочь. Айдос?— очаровательный городок, но, к сожалению, в окружении его великолепных гранатовых садов Шихабеддин отчаянно мучается от приступов удушья и сенной лихорадки. [2]—?Он не писал об этом в своих донесениях,?— Мехмед повернулся к умолкшему наставнику.—?Такие вещи обычно не сообщают султану, пока он не спросит сам. К чему обременять ваши плечи грузом лишних проблем? —?возразил Махмуд-паша. —?По счастью, в Айдосе есть не только Шихабеддин, но и Раду-бей. Не следует ли ему поручить заботу о продовольствии, Повелитель? Он, конечно, еще очень молод и не сведущ в подобном вопросе, но ведь если что-то пойдет не так, то вы всегда сможете вмешаться…?Сговорились. Оба. А может?— и втроем, вместе с Шихабеддином?,?— догадался Мехмед, едва удерживая рвущийся наружу веселый смех.Впрочем, вскоре им, всегда энергичным, неутомимым и деятельным, вновь овладели усталость и апатия?— постоянные спутники последних безрадостных дней. И гнетущее предчувствие бессонной ночи в чужом доме среди бездушного мрамора и строгих ликов святых в золоченых окладах.—?Если пожелаете, я мог бы остаться с вами, Повелитель.—?Не нужно, Махмуд-паша.—?Но я обязан…—?Отдыхайте.Подписав сразу переданное явившемуся на зов гонцу назначение для Раду и непререкаемым жестом услав измученных советников отдыхать, Мехмед поднялся на ноги. Если до конца быть честным со своей душой, то вместе с указом следовало отправить возлюбленному в Айдос хотя бы коротенькую записку, но это означало бы прощение и принятие…Но сердцем молодой султан пока не готов был принять.—?Я дожидаюсь вас, Повелитель, чтобы проводить в устроенные для вас покои.Лука Нотарас почтительно опустил голову. Но Мехмед смотрел не на него, а на частично осыпавшееся изображение Ангела смерти за его спиной, которое в колебании единственной свечи в руке мегадуха выглядело мрачным и тревожно-пугающим.?Прогони его! Прогони! —?прозвучал вдруг из памяти измученный непрекращающейся лихорадкой чистый отроческий голос. —?Ангела смерти с золотыми волосами. Якова?.?Должно быть, Раду назвал так вашего лекаря, этого Якуба-пашу?,?— послышался тогда еще девический голосок Гюльбахар.—?Повелитель, что с вами? Вы так побледнели. Вам нездоровится?—?Просто усталость, господин Нотарас.—?Прислать к вам лекаря? Или кого-нибудь из вашей свиты?—?Никого не нужно. Мы вполне способны справиться сами.Бросив очередную деланную улыбку снова склонившемуся перед ним Нотарасу, Мехмед захлопнул двери отведенных ему покоев. Давнее смутное воспоминание и порожденная им тревога уходили, оставляя в памяти лишь нежную откровенность отроческой манисской любви: поспешные объятия; поцелуй, скользнувший по губам и устремившийся вниз по пылающей от болезни мальчишеской шее; первый в их жизни совместный несдержанный полувздох-полустон и тоненькие, почти прозрачные руки, легшие на обнаженные смуглые плечи……Здесь, в Граде Константина, в полутьме и тиши уединенного раззолоченного покоя другие тонкие руки легли ему на плечи. Потом юный христианский ангел в венке из ярко-синих гиацинтов пал к его ногам.—?Повелитель!—?Признаться, я ожидал, что найду тебя в отведенных мне комнатах…Склонившись к нему и приподняв за подбородок его красивое лицо, Мехмед вгляделся в покорные светло-лазоревые глаза.—?…?но что привело тебя сюда, Яков Нотарас?Густые ресницы затрепетали.—?Любовь, Повелитель.—?Любовь? —?Мехмед склонился ниже, чтобы как следует рассмотреть коленопреклоненного Якова.Его прелесть, пусть и подкрашенная белилами и кармином, еще была прелестью ранней юности. Но теперь молодой султан ясно видел, что с годами семейные черты возьмут верх над трогательной невинностью нынешнего облика: очаровательные ямочки на щеках обратятся глубокими провалами под скулами; высокий чистый лоб избороздят брезгливые морщины; лазоревые глаза потускнеют и станут столь же расчетливыми и холодными, как и у бывшего мегадуха.—?Ты говоришь о любви… —?Мехмед помедлил, а потом задал вопрос, который некогда, в силу неопытности, не подумал задать Седифу:?— Но почему ты решил, что я склонен любить юношей? Почему решил, что я пойду навстречу твоим желаниям?—?Но… —?Яков отшатнулся.Он не был похож на своего самоуверенного отца. Тем более он не был похож на Седифа. Он выглядел прелестным испуганным мальчиком в навязанном ему венке из гиацинтов, который беспомощно смотрел на удержавшего его Мехмеда.—?Не бойся,?— поддавшись порыву, молодой султан мягко погладил его по голове. —?Ответь мне, Яков.—?Он мне сказал…—?Вот как. Значит, все-таки сказали. (И не просто сказали, но еще и подучили. Но кто?)—?Твой отец прислал тебя сюда? —?спросил Мехмед, пристально наблюдая за Яковом.Заганос-паша не ошибался: притворство, интриги, холодный расчет составляли подлинную сущность этого Города, где царили золото, парча, запах драгоценных специй и ладана, но где не было места невинным юным созданиям.—?Не отец!!! —?вскрикнул Яков, закрываясь от него ладонями.Мехмед гневно сузил глаза. Что ж. Выходит, дело не в заподозренной им порочности Луки Нотараса, а в расчете и порочности его собственного окружения.—?Это был мой визирь?Утвердительно качнув развившимися локонами, Яков всхлипнул и уткнулся в полу его кафтана. Продолжая размышлять, Мехмед гладил его по голове, задевая пальцами неожиданно твердые гиацинты. Конечно, он ничего не сделает подосланному к нему наивному и неопытному мальчику. Но вот подославшего его визиря, по чьей вине однажды чуть было не погиб его единственный возлюбленный, теперь следовало хорошенько проучить.—?Яков,?— позвал Мехмед. Дождавшись, когда тот вскинет заплаканное лицо, он осторожно коснулся его щеки.—?Яков. Ты скажешь моему визирю, что сумел мне угодить. В доказательство предъявишь этот перстень… —?Быстро сняв с пальца любимый серебряный перстень с бирюзой, Мехмед вложил его в хрупкую юношескую ладонь. —?…И сообщишь мне, если Халиль-паша в дальнейшем попросит тебя или твоего отца о каких-либо услугах. Договорились?—?Да, Повелитель. —?Мальчик снова всхлипнул. Его лазоревый взор, обращенный к Мехмеду, неожиданно стал потухшим и очень усталым.—?Ложись спать. Можешь прямо в этой комнате. Сегодня постель мне не понадобится.Ласково потрепав его по волосам, Мехмед окончательно отстранился и взялся за тяжелый дверной засов. Назад он больше не оглядывался. Но если бы оглянулся, то увидел бы, какая лютая злоба вдруг исказила небесные черты оставленного им Якова Натараса.***—?Эфенди? —?Заганос-паша отложил непрочитанное послание и встал ему навстречу. —?Почему вы не спите?Промолчав, Мехмед задвинул дверной засов и осмотрелся.Комната, предоставленная его бывшему наставнику, в отличие от отведенных ему покоев, была совсем простой. Никакого мрамора, никаких раззолоченных тканей на стенах и диванах. Добротная старинная ореховая мебель… Столики, столы, стоящие на них изящные резные светильники со вставленными в них свечами… Низкая кровать сандалового дерева с горкой подушек из тонкого египетского льна…—?Эфенди…—?Что Махмуд-паша говорил о подобающем предлоге для нашего визита в Айдос? —?Мехмед и сам не смог сдержать улыбку, видя, с какой искренностью дрогнули и раскрылись в улыбке губы его бывшего наставника.—?Постоянные поставки продовольствия, Повелитель. —?Выдержав паузу, Заганос-паша продолжил:?— Еще во время нашего вечернего разговора я догадался, что вы решите поехать в Айдос.—?А я осознал это только сейчас……потому что тело и душа, оказывается, не хотели и не признавали никого, кроме единожды оступившегося, но до сих пор желанного возлюбленного. Никого и ничего кроме его улыбки. Кроме его ярко-синих мерцающих глаз. Кроме его, обращенного только к Мехмеду, ?Солнце мира?.—?Главное, вы осознали это, эфенди,?— спокойно заметил Заганос-паша. —?Позволите мне заняться нашим отъездом?Молодой султан ответил согласием. Пока его бывший наставник одевался, пока разжигал светильники, пока звал своего челядина, он быстро и без недомолвок поведал ему о том, что произошло в отведенных ему покоях. Услышав от Заганоса-паши: ?Я не удивлен, эфенди. Потому посоветовал бы вам на всякий случай оставить рядом с визирем Махмуда-пашу? и снова ответив согласием, Мехмед дождался его ухода и опустился на диван.Усталости и апатии он больше не чувствовал. Наоборот: сердце и разум, казалось, только теперь начинали проясняться и оживать. Словно внезапно распрямилась какая-то невидимая глазу, но очень долго сдавливающая их изнутри пружина.—?Повелитель! —?Спустя некоторое время его вернейшие советники склонились перед ним. Лошади и последние распоряжения были готовы и отданы. Сулейман Балтоглу, [3| эмир Карамана и Заганос-паша поспешили в седло.—?Завтра к вечеру мы уже будем в Айдосе,?— сказал Заганос-паша.—?Да.Мехмед принял зажженный факел и поднял руку, давая сигнал к отбытию их небольшой кавалькады.***… —?Как уехал? —?удивленно вопрошал Халиль-паша нагрянувшего к нему под утро Козанджа Доане. —?А Яков?—?Поставки продовольствия?— только предлог,?— усмехнулся бравый командир, глядя на озадаченно нахмурившегося визиря. —?Я не знаю, что делал у султана ваш хорошенький ромейский мальчик. Но, сдается мне, что ничего из задуманного у него не получилось.—?Не понимаю, чем обладает этот валах, этот Раду-бей, чтобы так долго удерживать внимание и любовь нашего Повелителя,?— начал Халиль-паша.?А следовало бы понимать,?— слушая его бессмысленные сейчас речи, думал Козандж Доане. Чутье подсказывало, что в дальнейшем не стоит очернять себя дружбой и покровительством того, кто вскоре сам в одночасье может лишиться должности и высочайшего покровительства. —?Не я, а вы долгое время бок о бок были с ними обоими при дворе. Не я, а вы предпочли искать никому не нужного расположения Гюльбахар и травить ядом Гюльшах-хатун и ее нерожденного младенца. И это вместо того, чтобы просто узнать, как влиять на Раду, а через него?— и на самого Мехмеда?.Влиять на Раду… Увы, разжалованный командир не имел веса при дворе. Но зато имел смекалку и успел вовремя приблизить к себе одного неспособного теперь сражаться из-за старости янычара родом из валахов.—?Что вы собираетесь делать с юным Нотарасом? —?прерывая своего родича, спросил Козандж Доане, натягивая перчатки. Кроваво-красный наградной рубин опасно сверкнул в его перстне, но в ту же минуту угас.—?Пока он будет при отце, который оставлен распоряжаться раздачей продовольствия,?— ответил визирь со вздохом. —?А там посмотрим.Козандж Доане поспешил откланяться. В завоеванном османской армией Граде Константина начинался новый день, а с ним приходили не только новые заботы, но и новые способы их решения.—?Можешь составить для меня послание? —?покидая дом гостеприимного Нотараса, спросил бывший командир устремившегося к нему через двор старика-янычара.—?Для кого?..—?Для Господаря Владислава Дракула.Надежда, что известный всему миру гордец примет посланца и прочтет адресованное ему письмо от разжалованного командующего янычарским корпусом, была ничтожно малой…Но она все-таки была. А пока пускай Повелитель спокойно тешится в Айдосе со своим прекрасным возлюбленным.***—?Вот и Айдос, Повелитель.Мехдед поднял голову. Решимость, которая гнала его вперед всю предыдущую ночь и добрую часть сегодняшнего дня, сейчас, на подъезде к заветной цели, почему-то начала отступать. Но Айдос уже наплывал на них: прелестный торговый османский городок под ярко-синим безоблачным небом, с высокими минаретами, узкими улочками, деловым кварталом, устроенными на общественные средства фонтанами [4] и пышно разросшимися гранатовыми садами.В их буйной, сочной, сладко благоухающей зелени, отягощенной спелыми плодами, тонуло все: и стройные белоснежные минареты, и мечети, и жилища обычных горожан, и многочисленные пестрые лавчонки, где торговали пряностями, изящными украшениями и шелками. И просторный каменный дом, нанятый Шихабеддином, у которого усталые конники наконец спешились, велев выбежавшим к ним челядинам позаботиться о своих лошадях.—?Сначала гонец, теперь вы, Повелитель, решили посетить наше временное пристанище,?— сказал Шихабеддин после обычного приветствия.Если встретивший их евнух и испытывал приступы лихорадки, то это никоим образом не отразилось на его величественном облике. Его безупречно ухоженные брови сначала слегка нахмурились, чтобы уже через мгновение понимающе взметнуться над проницательным черным взглядом.—?Он у себя, Повелитель,?— проронил Шихабеддин очень тихо, обращаясь сейчас только к Мехмеду.—?Хуршид, проводи Повелителя к Раду-бею,?— бросил он выскользнувшей на крыльцо узкоглазой надежной тени.Пожалуй, Шихабеддин мог бы очень о многом поведать своему неожиданно прибывшему господину. О полном отсутствии аппетита у одного юноши, для которого его тревожными заботами здесь в Айдосе готовились самые лучшие блюда. О бессонных ночах этого юноши, когда тот запирался ото всех в уединенном покое. О темных тенях, застывших под потухшими, но все еще прекрасными глазами……Но Мехмед и сам видел следы тех бессонных ночей, глядя на отложившего приказ о назначении и медленно повернувшегося к нему возлюбленного.—?Раду…Вот оно?— его дорогое, истинное и настоящее. Но юноша молчал.—?Раду,?— прошептал Мехмед, чувствуя, как все в нем в единый миг болезненно рванулось и устремилась навстречу возлюбленному. —?Раду… Я привез тебе Сердце Льва.***Пояснения к главе[1] Тамбур?— струнно-щипковый музыкальный инструмент типа лютни, с декой (корпусом) грушевидной формы и длинным грифом[2] Сенная лихорадка?— старинное название аллергии[3] Сулейман Балтоглу?— командующий османской флотилией, перебежчик-славянин. Один из новых друзей Мехмеда Фатиха, примкнувший к нему еще в Манисе[4] Устроенные на общественные средства фонтаны?— доподлинно известно, что во многих восточных городах фонтаны устраивались на общественные, общинные средства?— своеобразные внутренние городские налоги