I. Понедельник с ловушками (1/1)

Встречу он назначает на холоде и в синеве предутренних сумерек.Приходит пораньше на пятнадцать минут, ловит отражение в подсветке любимого магазина: чернильно-синие стёкла отражают шарф в линию и ?мини-версию?, как говорит Данте, короткого пальто.При мысли о ней Вергилий ищет кусочки металлической проволоки в кармане ― чтобы было , что разрывать подобно гнилой нитке, пока никто не видит, не зная, чем занять руки, которые так хочется достать из кармана, поближе к ней.Она всегда приходит чуть запыхавшись, разя пòтом и дурацкими извинениями за опоздания. Конечно же, ей стоит думать об ином. Первое, что является настоящим поводом для извинений, исходит из-под её плаща ― запах, от которого он встаёт всё раньше каждым утром и пытается заглушить запах спермы самым дорогим, подаренным Вергилием, парфюмом. Второе ― это её рот, от изгиба уголка которого настроение Вергилия гнётся всё неумолимей вниз.Сегодня ему снился её смех.Она просто лежала на кровати в своей растянутой майке и смеялась ― безвкусно, но так несдержанно, что от её беззаботности рядом с ним Вергилию некуда было деться.― Сто-о-ой!..От Данте, окликивающей прямо с самого начала проспекта, ещё можно недовольно отвернуться. От таких мыслей же никак не выходит.Данте хлопает себя по карманам, а потом бурчит:― Ох, опять этот чёртов район! Здесь что, правда бешеные штрафы если сломать эти дурацкие автоматы для парковки?Вергилий не глядя ловит жетон.― В заповеднике всё строго на их транспорте.Нет сил стоять недвижимо и Вергилий поправляет незримые пылинки на пальто: слишком хорошо знакома её выкручивающая его изнутри улыбка. Любоваться бы ей так неприкрыто, чтобы сестра хоть немного опешила.С ней и таким ― считать бы его возбуждающим ― смешком Данте отвечает:― Ну мы же улизнём, так ведь?Вергилий кивает.Там они действительно побудут наедине. Вергилий зарекается что несколько дней, не больше, хотя его денег и возможностей хватит, чтобы остаться реди лесов и водопадов хоть на целый туристический сезон.— Кстати, а зачем вокзал? Ямато под рукой, ― скучающе позёвывает Данте, ― ты же отослал туда всё, кроме своего чемоданчика.Вергилий напоминает себе, что такие слова ― нейтральны. И потому отвечает честно:― Не припомню, чтобы в детстве мы часто ездили на поезде.Данте, по звукам, вот-вот подпрыгнет:― Ха! Приезжай ко мне почаще ― и будем кататься хоть каждый раз.Скрипит кожа её плаща: так сильно и довольно она потягивается.Именно такую её: довольную, беззаботную, готовую к раздражающе глупым вещам, хочется обнимать.― Пойдём уже, я хочу пройтись до рассвета.Данте подхватывает свою маленькую спортивную сумку:― Эх, а я решила, что ты уже засыпаешь на ходу и вызвал такси.Вергилий не отвечает.Данте скучающе вертит головой и не найдя, какую шутку придумать про несуществующих в это время прохожих, тыкает пальцем в вывеску и толкает его локтём:― Смотри, смотри, кто-то уже пытался взломать дверь из твоего любимого ателье!Вергилий старается следить только за её ладонью.― Я уже увидел. Грубый и бестолоковый метод.Данте почти смеётся:― Поймал бы и показал воришке мастер-класс.Вергилий ищет взглядом здание вокзала.Ему нужно кофе.Ему нужно занять хотя бы одну руку.Ему нужно не взять Данте за ладонь.Именно в этот момент Данте дышит на пальцы и всё становится ещё хуже.Эти руки хочется взять и греть в кармане пальто.― А ещё там новые перчатки! Это случаем не твой заказ? Черная и синяя кожа?Вергилий бросает взгляд на витрину, изображающую якобы брошенные вещи в прихожей, но лишь мельком угадывает черные кончики на синих, слишком контрастных в своей синеве перчаток: безвкусица.― Глупости, ― отвечает он Данте снова снимая невидимые пылинки с края рукава. Конечно же, он не смотрит ей в лицо: Данте сунула свои митенки в чемодан, смеясь, что всё равно их потеряет.Без них у неё просто немного жилистые ладони, как будто она всегда тяжело работала.― А ну-ка, дай сюда! Я знаю тебя, ты такие хочешь!Вергилий делает слишком непозволительную заминку: сейчас они не в поединке, сейчас всё относительно безопасно, а это её, её касание, и вообще, он так этого хо...Касание выходит небрежным, как и вся Данте: она такая безалаберная и в мелочах.― Ну глянь! Я их вчера мерила, тебе будут как раз!Вергилий глядит на неё с видом, точно она стащила его вещь. Но...Это не так страшно, если не реагировать на то, с каким упорством она вертит его ладонь, словно на той прибавилось шрамов.Вергилий пытается дышать, дышать, восстановить перехваченное дыхание, не касаться, не снимать её руку в ответ.Он ведь уже справлялся.― Тебе пойдет под крокодиловую кожу!Она якобы ненавязчиво трет кончики его пальцев, будто на тех по-смертному останутся мозоли.Почти рада, когда он расслабляет выпрямленное запястье. Ну уж нет, он не так доверчив.Вергилий слегка стискивает ладонь сестры.Та отвечает ему добродушной ухмылкой, слишком быстро перерастающей в молчаливую, почти многозначительную паузу.Вергилий думает: и вот за такую мелочь хочется многого.Верить, что всё ещё можно изменить между ними, поменять этот вектор ?обретенная семья? на ?ещё более важные отношения, где мне достанется больше прочих?.Хочется желать той же лёгкости, как если бы она осталась с ним на одну или много-много тех бессонных ночей.Хочется верить, что всё это не просто так, что он важнее всех прочих, случайных.― Нет. Ты слишком опошляешь мои предпочтения. Вергилий резко отнимает ладонь.На этот обман покупались все те, кого Данте наутро или через месяц (кому-то везло) и не помнила.Кончики пальцев слишком жжёт от её дыхания.Но на это ощущение Вергилий совсем не откликается.При всей своей честности с ним сестра способна лишь на этот обман.А пополнять список тех глупцов Вергилий не собирается.