3.2 Голос внутри головы. (1/2)
Слуховые галлюцинации — ясно слышимые голоса, исходящие изнутри головы (псевдогаллюцинации), комментирующие действия или произносящие мысли больного.Шизофрения: симптомы первого ранга по Шнайдеру.У каждого в жизни есть кто-то, кто никогда тебя не отпустит, и кто-то, кого никогда не отпустишь ты.Чак Паланик. Колыбельная.— Я хочу жить вечно! Пока получается.WarCraft III. Король-лич.Место: здесь.Дата: сейчас.
Контроль: достиг порогового значения.Задача: самосохранение.Я забыл о чем-то, но это уже не важно. Больше не осталось ничего важного в этом воздухе, пропитанном расплавленным свинцом, все растворилось в слепящем свете, в ярких вспышках, накатывающих с разных сторон взрывных волнах. Теперь – только покой. Теперь мне не нужно больше думать ни о той девушке, ни об этих странных словах – что мои чувства вернуться. Может, они и вернулись, потому что я ничего не могу поделать с этой жуткойэйфорией, захватившей все мои органы, все рецепторы. Мы непременно сдохнем, но почему-то мне кажется, что это не огорчает не только меня. Интересно, Максвелл начнет вещать свои эпитафии в прямом эфире? Вряд ли, у него сейчас, как и у остальных, слишком много дел, нас хватает только на тихую злую ругань. Умирать, слушая проклятья, адресованные противнику.… Как будто такое со мной уже было. Как будто все это уже было с нами.
Какая досада – не чувствовать вины из-за промаха. Я слишком долго откладывал на потом одно дело, и теперь у меня ни возможности, ни малейшего желания его убивать, а, может, его и с самого начала не существовало. Так хочется закрыть глаза и представить, что не было никакого уговора, не было и той драки, когда меня впервые пронзило желание потягаться с ним силой; не было никаких условностей, не было неприятных ограничений, просто – вот он — я, живу, как хочу, и делаю то, что считаю нужным. Как будто, мне снова пятнадцать, и не знал я никогда этой глупой женщины. Как будто нам снова пятнадцать, и опять нет ничего невозможного. То, что мы снова вместе – больше, чем моя гордость, чем мое слово. Прости, Натаку, но я не хочу его убивать. Наверное, это – минутная слабость, вызванная тем, что сейчас, мы все пятеро одной ногой в могиле и особенно остро друг друга ощущаем, а это пробирающее до дрожи, иррациональное чувство единения скребется у меня в груди, заставляя выворачивать факты и бессильно кривить губы. Я понимаю, что упустил свой шанс сдержать слово, что второго у меня уже не будет, но если бы прямо сейчас у меня он появился, я бы просто не смог. Это – больше, чем гордость.
Жив, жив, жив, выживу, выживу, всем этим гадам назло никогда-никогда не сдохну! Еще жив…Проклятье, до чего же нелепо и великолепно все заканчивается! И жалеть не о чем, кроме пары пустяков.
Всех эвакуировали. А как же. Интересно, с каких это пор спасение утопающих — не дело рук самих утопающих? Я-то чувствую, что прямо сейчас мы убиваем.
Жизни, прожитые лишь наполовину. Жизни, прожитые не так, как хотелось. Жизни, только начавшиеся. Жизни, которые и без нашего вмешательства скоро бы оборвались. Их страхи, надежды, разочарования, улыбки – мы забираем все. То, что им нравилось, те, кем они дорожили, то, что они ненавидели, те, кого они не успели узнать – все исчезает.
Кто-то сейчас держится за руки. Кто-то прижимает к груди ребенка. Кто-то занимается любовью. Кто-то напивается. Кто-то кричит. Кто-то молится. Кто-то плачет. Кто-то убивает. Кто-то веселится. Кто-то пытается найти иглой ставшую слишком тонкой вену. Кто-то уже покончил с собой.
В смерти нет ничего прекрасного, но она не отвратительна. Безмолвие, забвение. Пустота. Она похожа на бездонную глотку – ей всегда мало, она ничем не поперхнется. Даже кем-то из нас.
Кватре сказал, что нам необходимо что-то защищать. По части того, что надо сказать, он порой фокусник. Завлек, затащил в эту нелепицу, ничего не обещая, опутав по рукам и ногам, посулив невозможную битву во имя невозможной цели, и сказав, что мы все равно не можем иначе – не защищая что-то. Тут он приврал, конечно, на деле все не так – нам необходимо не защищать, а разрушать что-то. Как и Ву Фею, нам нужен сильный, неутомимый противник, и добряк Кватре его и подкинул вместе с оружием, способным отправить в небытие целую планету. Или – все колонии. Сражаться за Землю? Увольте. Просто сражаться. Все остальные наши желания сразу отошли на второй план.Другие наши желания.… А что еще может сравниться с этим пьянящим чувством собственного могущества и неуязвимости, с давно позабытым ощущением того, что ты не один? Разве только, покорный и угодливый Хиро, жаждущий исполнять все мои приказы. А сравнится ли?Я стал одним из тех, кого когда-то ненавидел. Сочувствие, раскаяние, ненависть к себе – все было несложно прятать за улыбкой. Интересно, давно она приросла к моему лицу? С каких пор мне все равно, кого убивать? До смешного просто провести невидимую черту.Трова, Кватре, Ву Фей, выживите.Хиро, даже не думай откинуться.Дуо Максвелл, самый гадкий и ничтожный из людей, тебе тоже подыхать никак нельзя.
Все остальные – умрите, пожалуйста, мне нет до вас дела.Может, мы и, правда, двинутые психи. Не исключено, а, даже, скорее, очень вероятно, что мы снова влезли не в свое дело. Но прямо сейчас, если бы я мог что-то изменить в своей жизни, я бы оставил все как есть. И так неплохо получилось.И, главное, – я пока жив, жив, жив…Вероятность успеха — десять процентов, намного больше, чем бывало раньше. Вероятность полного успеха – ноль. В этом бедламе невозможно уничтожить все обломки, которые не сгорят в атмосфере. Какая-то их часть достигнет поверхности, и, в итоге, все решит простое везение. Даже если предотвратить столкновение со всеми крупными объектами, нет никакой гарантии, что ось сохранит свой наклон. Люди – не машины, им свойственно ошибаться. Если смотреть правде в глаза – наше выступление не больше, чем клоунада, достойная, разве что, Максвелла, но никак не Кватре. Что-то подтолкнуло его на принятие столь радикальных мер, не только общение с улучшенным человеком, которого он никогда не видел. Он пытается что-то доказать. Нам? Маловероятно. Дороти? Исключено. Значит – самому себе. А мы просто участвуем в этом голом параде на улицах зараженного радиацией города. Что ж, почему бы нет. Не то, чтобы я поверил в судьбу, это, конечно, глупости, но до одури пьянит эта мощь в руках, губы дрожат, как в лихорадке, когда я обычным спокойным голосом невзначай бросаю в общий канал непонятным образом возникшую в моей голове фразу: ”Кватре,потом всем проставишься” и слышу в ответ дурацкое хихиканье. Как будто они и не борются сейчас за свои жизни из последних сил.Вероятность успеха — десять процентов, намного больше, чем бывало раньше. Вероятность полного успеха – ноль. Если мы все-таки выживем, непросто будет найти полянку для пикника.
Звон в ушах становится все несносней, губы Максвелла растягиваются в торжествующей усмешке: время платить долги. Это уже было.Место: Марсель.Дата: 8 сентября 177г. После Колонизации.
Контроль: значительно ниже нормы.Задача: самосохранение.Попытка: 13.Я умираю, распятый на кресле. В моих венах — прозрачные трубки, по ним бегут разноцветные жидкости, холодные иглы обжигают кожу. Запахов нет, справа – тонкая белая занавеска, за ней что-то тихо гудит, впереди – большое непрозрачное стекло. Температура – не больше пятнадцати градусов, в легкой хлопчатобумажной пижаме я чувствую себя почти голым. Моя голова закреплена жестким ремнем, я смотрю в идеально белый потолок и думаю о том, зачем кому-то еще понадобилось убивать Рилину. Меня опередили, и я не успел найти этого человека. Дуо уже мертв, Ву Фей под арестом, про Трову и Кватре я ничего не знаю. Скоро начнется война.Место: где-то.Дата: другое 8 сентября 177г. После Колонизации.
Контроль: значительно ниже нормы, падает.Задача: самосохранение.Отличительная особенность: кто-то другой.Попытка: 16.Видел её во сне, звала меня.Какой-то Максвелл пытался меня чем-то накормить.
Она пахла нафталином. Я пересчитывал. Кто-то другой.
Липкое и гадкое прикосновение – муха решила пробежаться по моему носу.Место: там же.Дата: 10 сентября 177г. После Колонизации.
Контроль: утрачен.Задача: самосохранение. Сбой.Снова звала.
Дата: 12 сентября 177г. После Колонизации.
Задача: наблюдение.Казнят Ву Фея по обвинению в государственной измене: расстрел без свидетелей в закрытой камере. Холодная и сырая каменная кладка подвального помещения за его спиной, в глазах – ярость. Он знает, кто и почему убил Рилину.