Все сначала (1/2)

Его выбрасывает из сна одним мгновением. Кюхён вдыхает полной грудью - легким не хватает кислорода, словно до этого его топили в море, но нахлынувшая волна подхватила бездыханное тело и выкинула на берег. Голова жутко болит, где-то на затылке адским пламенем горит маленький кусочек кожи. Кюхён проводит ладонью под волосами, натыкаясь на неизвестного происхождения шрам. Он резко приподнимается на кровати и, протерев слипшиеся после сна веки, осматривает свою комнату, в которой вроде ничего не изменилось, но что-то не то, на первый взгляд не разобрать. Потом понимает – ни из одной розетки не подзаряжается ноутбук, в углу на табуретке сидит огромный плюшевый медведь, на компьютерном столе вместо болванок, флэш-карт и проводов, много цветных фантиков от конфет и картонных упаковок из-под сока. Кюхён давит пальцами на виски, массируя их круговыми движениями. Он же только сегодня вывалил из коробки для самых нужных вещей на стол эти самые вещи. А сейчас там какой-то невообразимый бардак, словно в его комнате побывал ребенок и изрядно постарался поменять все под свой образ жизни.

Кюхён находит телефон рядом с подушкой. Смотрит на время, смотрит на число, смотрит на заставку и не понимает – какого черта? Какого черта он просыпается в январе, когда только вчера был октябрь? Какого черта вместо стандартной заставки на телефоне ему улыбаются все мемберы группы? И какого черта все контакты превратились в хёнов –Донхэ-хён, Итук-хён, Йесон-хён..? Кюхён нажимает на номер лидера и ждет, когда ему ответят и объяснят, что происходит. В реальность происходящего верится с трудом, словно его без предупреждения перебросили в параллельную вселенную.- Время, Кю! Полчетвертого! – хрипло сообщает ему Чонсу, видимо, зевая, потому что слова не очень четкие.- Скажи, хён. Так бывает - я засыпаю в октябре, а просыпаюсь в январе? – как можно спокойнее проговаривает Кюхён, стараясь не показывать голосом, насколько ему страшно. Но не получается – голос срывается в отчаяние.

В трубке не слышно ничего, кроме шорохов, поэтому Кюхён даже отводит телефон от уха, чтобы проверить, не сброшен ли звонок.- Я сейчас приду! – наконец отвечает лидер. Кюхён выключает телефон и кидает его на прежнее место. Внутри все замирает, даже сердце бьется еле-еле, словно ему тяжело выстукивать привычный ритм жизни.- Вот, выпей. – Чонсу приходит к нему в комнату через несколько минут. Протягивает стакан со светло-зеленой водой. – Это успокоительное. Ты пил его раньше, чтобы лучше спать.

Кюхён без вопросов берет стакан из его рук и выпивает все до последней капли. Во-первых, потому что ужасно хочет пить, да и в горле пересохло, а во-вторых, потому что надеется на то, что оно поможет…успокоиться.

Итук садится на край кровати, кидая на него странный взгляд, словно Кюхён пленный, которого приговорили к пожизненному лишению свободы, но потом передумали и решили повесить.- Последнее что ты помнишь – это..?Кюхён, прикусив нижнюю губу, нервно теребит уголок одеяла. Он не может сказать лидеру, что сегодня ездил к Шивону, чтобы окончательно убедиться в своей ненужности. Хватит и того, что Чонсу-хён смотрит на него как на побитую дворняжку.- Хорошо, давай так. Ты помнишь, что попал в аварию? – лидер перенаправляет разговор в то же русло, но по другому маршруту, замечая заминку со стороны макнэ.- Я…что? – удивляется Кюхён, а потом вспоминает шрам на затылке. – Я не помню, - с отчаянием говорит он, откидываясь на подушку и прикрывая потяжелевшие веки. Несмотря на то, что голова гудит, словно в нее электрическими сигналами пускают помехи и шумы, картина выстраивается сама собой. – Я потерял память?- Да. Последние три месяца ты, видимо, не помнишь, я прав?- Да.- Какого числа ты родился?Кюхён открывает глаза и смотрит на лидера как на умалишенного.- Издеваешься?- Думаешь, уместно? – с сарказмом отвечает Чонсу, и Кю затыкается. Действительно, сейчас не самое подходящее время для шуток.- Третьего февраля.- Любимая игра?- Старкрафт.- Что произошло в день аварии?- Уместно? – иронизирует Кю на лад лидера, который задает провокационный вопрос. Интересно, почему аварию Кюхён не помнит, а тот момент, что убил в нем все, что он так старательно в себе выращивал – от доверия до безграничной преданности к конкретному человеку, не вылетает из головы. Рок судьбы, злая шутка или просто пожизненное клеймо неудачника?- Нет. Прости, - лидер склоняется над ним, прислоняясь теплой щекой к груди. – Больше никогда не заставляй меня так волноваться.

Кюхён склоняет голову вбок, пряча остекленевший взгляд, хотя лидер все равно не может его видеть. Три месяца. Он выпал из жизни на три гребаных месяца!

- Завтра я позвоню доктору, и мы съездим в больницу. А сейчас…уснуть сможешь? – Чонсу поднимает голову, с беспокойством смотря на Кю, который, кажется, вообще забывает, что в комнате он не один.- Я не буду спать. Все равно скоро вставать, - тихо говорит макнэ, ковыряя ногтем ранку на руке, которая запекшись кровью, засохла твердой корочкой. Он не помнит, откуда она, так же как не помнит, как получил шрам на затылке, как умудрился разбить колено, боль в котором почувствовал, когда поворачивался, и не помнит, зачем расцарапал синими чернилами непонятные знаки на своем запястье.

Кюхён умалчивает о том, что боится уснуть и проснуться другим человеком. И то, что сейчас боится остаться один. Но попросить хёна остаться не позволяет не вовремя проснувшаяся гордость. Лидер поправляет одеяло, стряхивает длинную челку с его глаз и целует в холодный лоб, обещая, что теперь все наладится. Чонсу выходит из комнаты макнэ, оставляя его на растерзание бессонной ночи, но потом возвращается со своим одеялом и подушкой, ложится рядом с Кю, сообщая, что у него в комнате холодно, а он привык спать в тепле. Кюхён ворчит для вида, но про себя улыбается. Когда-нибудь он поблагодарит хёна за то, что никогда не бросает.…- Что делаешь? – у Кюхёна складывается такое чувство, что лидер после больницы не оставляет его ни на секунду. Заходит к нему в комнату, интересуется бытовыми вопросами, рассказывает что-нибудь, восполняя пробелы трех месяцев.

- Играю. Хён, необязательно спрашивать об этом каждые пять секунд. – Кюхён быстренько поднимает взгляд на лидера, а потом снова утыкается в монитор, чтобы не пропустить важный момент в игре.- Как ты? – продолжает Чонсу задавать стандартные вопросы, которые уже порядком раздражают.Кюхён нажимает на Esc.- После разговора с врачом намного лучше. Не надо волноваться больше меня. Доктор же объяснил, что такая потеря памяти бывает единожды, без рецидива, - спокойно говорит Кю, полностью смирившись с тем фактом, что прошедшие три месяца, когда осень перетекает в зиму, навсегда останутся призраком прошлого. Главное, что он теперь помнит свою настоящую жизнь, остальное неважно. - Скоро придет Шивон. К тебе, - вдруг заявляет лидер и снова сканирует пронзительным взглядом, словно знает всю правду. – Я могу ему расска…- Не надо, - перебивает его Кю. – Я сам все расскажу.- Как знаешь.Шивон приходит ближе к вечеру. Кюхён за это время успел бы переделать много дел, но он с головой уходит в игру, потому что чувствует, что если мысли не занять сложными стратегиями, то они просто напросто его задушат.

- Привет, - Шивон заходит, постучавшись, но не дожидаясь разрешения войти. Кидает на кровать пакет с конфетами, цветные фантики которых переливаются как перламутровые ракушки под светом, исходящим от лампы. – Фруктовые закончились, поэтому я взял ягодные. Но они тоже вкусные.Кюхён сохраняет игру и выключает ноутбук. Прежде чем сложить его, дожидается, пока экран погаснет, и аккуратно, словно хрустальную статуэтку, убирает в чехол. Потом разрывает пакет, не теряя времени на развязывание узла. Шивон немного удивляется, когда Кюхён, поморщившись, выплевывает конфету в ладонь и сворачивает обратно в фантик.- Кю, ты чего?- Противная. – Макнэ поднимается с кровати, подходит к компьютерному столу, очищая небольшой кусочек от хлама и отодвигая его к другому углу,присаживается на краешек. – Зачем ты пришел? Думаешь, конфеты и твое появление тут помогут загладить вину?- О чем ты? – Шивон хмурится, не понимая, почему Кюхён так странно себя ведет.- Зачем. Ты. Приходишь? – повторяет макнэ по слогам, засовывая руки в карманы брюк, чтобы сжать пальцы в кулаки, перенаправляя злость в побелевшие костяшки.

Шивон кидает мимолетный взгляд на кровать. Только сейчас замечает ноутбук в чехле и еще один, подключенный к розетке.

- Ты все вспомнил? – догадывается он, широко раскрывая глаза.- Неожиданно, да? – усмехается Кю и, отталкиваясь от стола, подходит к хёну. Не очень близко, но и этого расстояния хватает, чтобы понять, как неприятно рядом с ним находиться. – Я не знаю, винишь ли ты себя в случившемся… В любом случае скажу, что это не твоя вина. Я помню все, кроме этого момента, но уверен, что авария произошла по моей вине. – Кюхён делает паузу, продолжая смотреть на хёна, не отрываясь. А Шивон трусит, отводя взгляд куда-то за его плечо. – Ты виноват в том, что позволил мне унижаться. В том, что за все время, что я приходил к тебе и отдавался, надеясь на взаимность, ты ни разу не сказал мне прекратить вести себя как слабовольный мудак.

Эмоции хлещут, словно кровь из надрезанной яремной вены. Кюхён наконец-то высказывает все, что накопилось за время унижений. Раньше в этом признаться ему не хватало смелости – наверное, он боялся, что такое откровение навсегда отвяжет его от Шивона. А сейчас…он больше не хочет в нем нуждаться. Будет рвать все каналы, настроенные на хёна, даже если придется собственными ногтями расцарапывать кожу до костей, даже если будет безумно больно, словно ему проделывают ампутацию на сердце без наркоза.Молчание трещит током, который настолько высоковольтный, что, кажется, скоро ворвется в кислород и разорвет его на части, оставляя им вдыхать только углекислый газ.

- Ничего не скажешь? Или тебе подсказать? Можешь начать с извинений и попыткой оправдать себя собственным лицемерием. – Кюхён с отвращением смотрит на плюшевого медведя и пакет с конфетами и чувствует, как его совсем заносит. В кровь вместо адреналина выбрасывается яд, разъедая все на своем пути и просясь наружу через слова. – А может, к другому мне ты тоже за этим приходил. Судя по всему, он был еще податливее, чем я, да?

Шивон, осмелев, поднимает взгляд и смотрит прямо на Кюхёна. Под слабым светом лампы, его глазакажутся темно-серыми, как пасмурное небо ненавистного октября, и совсем безжизненными, словно принадлежат не человеку, а плюшевой игрушке, что сидит на табуретке.