Поступь неотвратимого (1/1)

Небо потемнело, и так тихо, словно посёлок вымер. Хлопает калитка, и Митя оглядывается, видит Марусю?— далеко, в конце улицы. Кричит громко, а она от звука голоса его только быстрее припускает. И он?— за ней. Дальше, дальше, мимо дач за сосновыми стражами, мимо заборов разноцветных. К косогору, где речка стала серой, гладкой, без единой складки.—?Муся! —?кричит он громче, отчаяннее, и порыв ветра налетевший, его слова уносит. Обратно. В посёлок.Митя сбегает вниз, к пляжу, Маруси не видно, но на ветру далёкие рыдания?— ему в лицо. Внутри злость поднимается. На тех, кто обидеть посмел. Вон она, в кустах ракиты, густых, что листьями тонкими по ветру стелятся. Сжалась в комок, ещё меньше стала.—?Марусь? —?Он берёт её за плечи, к себе поворачивает. Сердце как железной рукой?— крепко, при виде слёз её горьких. Не тех, что тогда были?— от потери. Эти?— иные. Обида, по-детски глубокая. —?Что случилось? —?спрашивает и сам удивляется голосу своему хриплому. Словно всю боль её?— через себя, по нервам оголённым.—?М-мама,?— рыдает Маруся, вздрагивая судорожно. —?Я з-заглянула к ней, а она т-там. С Кирик-ком.Митя кривится, прижимает её к себе крепко, обрывки фраз слушает. Рушится, громким звоном рушится хрустальный Марусин мирок, открывая настоящее, уродливое. Мир, где любовник живёт в одном доме с мужем. Где мать, похоронив отца, и сорока дней ждать не хочет, чтобы о нём всему миру заявить. Что любовь?— она разные формы принимать может. И что ты, Маруся, всё поймёшь со временем. А сейчас тебя, девочку светлую, невинную, это бьёт больно, всю душу наизнанку выворачивая.Он шепчет что-то, успокаивает, а ветер сильнее. Гнёт ракиту к земле, по реке пеной белой, на берег волнами. Как и не было духоты полуденной?— в воздухе остро, пронзительно пахнет грозой. Уже и зарницы сверкают, без звука пока. Но Мите тепло, жарко даже. А Маруся?— в платье тонком, дождь пойдёт?— вмиг замёрзнет.—?Пойдём домой, Мусенька,?— шепчет он, когда рыдания стихают. —?Пойдём, скоро гроза начнётся.—?Нет! —?Маруся головой мотает, губы упрямо сжимая. —?Нет, Мить! Не хочу их видеть! Не сегодня!—?Хочешь простудиться и всем назло умереть? —?шутливо Митя спрашивает, а у самого вдруг во рту пересыхает резко.—?Хочу! —?упрямо отвечает Маруся.—?Тогда оставайся,?— пожимает плечами Митя, а в голове набатом бьёт: ?Уходи! Прямо сейчас уходи, потом поздно будет!??— А я домой пойду. В моём возрасте, знаешь ли, простужаться опасно.И он разворачивается, чтобы шаг сделать, но прежде её ладонь его ловит, к себе тянет требовательно.—?Не уходи, Митенька. —?Маруся вдруг льнёт к нему всем телом, руки шею обвивают. Шепчет прямо в губы жарко, дурманяще. —?Не уходи, останься со мной.А в глубине глаз уже плещется женское. То, что с инстинктом пробуждается. То, что с ума испокон веку сводит. И Митя себя вдруг кроликом чувствует перед удавом. И сердце так же заполошно бьётся. Он с трудом руки поднимает, на запястья её кладет, чтобы снять, отодвинуть от себя, не касаться вовсе. Но Маруся не позволяет, встаёт на носочки и в губы его своими вонзается. Ток по телу, от губ к позвоночнику, и ладони Мити замирают, сжимают беспомощно. Поймала в свои сети русалка сероглазая, не выпутаться теперь. Никогда в жизни.Маруся стоит, зажмурившись, не зная, что делать дальше, и он сам целует её. Мягко, ласково. И при первом же движении её ответном чувствует, что летит. Вниз летит с головокружительной скоростью и остановиться не сможет уже. Руки сами спускаются ниже, ложатся на талию, и сдержаться больно, чтобы крепче не прижать, не напугать. Её пальчики в его волосах путаются, дрожь по телу рассыпая горстями щедрыми. Вспышку, что в сине-белый всё вокруг окрасила, не видит никто, но гром над головами небо раскалывает, заставляя отпрянуть резко.—?Бежим! —?кричит Митя, и тянет Марусю сквозь кусты. На пляже уже первые капли о песок бьют, тяжёлые, крупные. И в посёлок они вбегают мокрыми насквозь. Маруся, до дома несколько шагов не добежав, сворачивает в чужой сад, куда хозяева не успели приехать пока. Ведёт Митю через двор, густо соснами заросший, у двери неприметной останавливается. Рукой над дверью?— ключ маленький, тусклый.Внутри темно, тепло, сухо. Пахнет яблоками и сеном прошлогодним. Дверь за спиной закрывается, от шума грозы отсекая. Только дыхание остаётся. Чужое, своё?— громкое.—?Это сарай нашей соседки,?— отчего-то шепчет Маруся. Делает два шага, ищет лампу, спички. —?Она всегда приглядывать просит, когда уезжает на зиму.—?А яблоки кому оставляет? —?так же шепотом Митя спрашивает. Хотя спросить не это хочет вовсе. Да и нет вообще почти никаких мыслей. Только силуэт тонкий на фоне окна тусклого. Разгорается огонёк, Маруся колёсико подкручивает, делая его ярче. В глазах пламя плещется, когда она голову поднимает.Отступает на шаг и вдруг одним движением платье через голову снимает. И снова отступает, руку протягивает. Митя молчит. Комок в горле проглотить пытается. А тот царапает, не проходит, о сердце, что там же колотится, цепляясь.—?Простынешь,?— тихо-тихо говорит Маруся. —?Сам же говорил?— болеть нельзя. Старик,?— добавляет лукаво, напряжение улыбкой развеяв.Пальцы непослушные в пуговицах путаются, рубашка мокрая к телу липнет. Митя снимает её и два шага делает навстречу. От него жаром пышет, и Маруся тянется, кладёт ладошки ледяные на грудь горячую. И снова губы друг друга находят, на этот раз смелее, уверенней. Митя дрожит, дышит тяжело, надсадно. А ещё боится отчаянно. Что больно сделает, что сможет обидеть её, доверчивую, хрупкую. Всё ещё думать пытается, но разум туманной дымкой затягивает, и только раскаты грома насильно из неё вытаскивают.—?Подожди,?— шепчет Митя, и сам свой голос не узнаёт. Маруся не слышит: отчаянно к нему прижимается, ладонями по груди, по спине скользит, словно боится, что он откажется. Уйдёт сейчас, и её здесь оставит. Со своим стыдом и неуверенностью. И любовью безграничной.Но он и не думает уходить да и не смог бы. Хоть бы земля под ногами волнами ходить стала?— и тогда не ушёл бы. А может, она и сейчас ходит, когда его к ней бросает, все опоры внутри ломая. Топчан в углу, узкий, маленький, пропах погребом, сыростью. Но в лёгких только запах чужой: его, её. Дыхание мешается, в одно сливается, и остатки одежды на пол падают мокрым, холодным комком. Митя шепчет что-то сдавленно. Успокаивающее что-то, сбивчивое. Губами по груди, по шее, к животу, и снова выше. Делясь с ней огнём, что внутри полыхает, зажигая от пламени своего. Маруся сейчас вся его. Полностью. До крохотной родинки, до полосочки розовой от резинки, что на животе отпечаталась. Губы кусает, жмурится крепко, когда впервые его в себе чувствует. Отвечает слабо на поцелуи неистовые, руками за плечи цепляется. А он себя в ней теряет снова и снова, забыв обо всём, что было до и будет после. И счастье разливается, звенит, дрожит в воздухе, когда он затихает, смотрит на неё взглядом чёрным, с ума сошедшим.—?Я люблю тебя, Митенька,?— шепчет Маруся со слезами в голосе. И он эти слёзы губами собирает, короткими ?люблю? рассыпаясь.А потом в кольцо рук заключает, на груди своей укладывает, волосы, влажные после дождя, гладит медленно. Кладёт её ладошку на свою, поднимает, смотрит на пальчики тонкие.—?Ми-ить? —?Маруся голову приподнимает, со взглядом его встречается. —?А мы поженимся?Он вместо ответа к губам её ладонь притягивает, целует палец безымянный, глаза прикрывая. Потом улыбается лениво, как кот Чеширский.—?Поженимся,?— отвечает наконец. —?И будет у нас дом большой и детей двое.—?Почему двое? —?Маруся на локте приподнимается. —?А если я больше хочу?—?Сколько хочешь, столько и будет.Маруся кивает довольно, снова на грудь ему голову укладывает, слушает, как сердце его бьётся. Ровно, гулко, размеренно. Тогда как её колотится яростно, а то, что случилось только что до сих пор в голове уложиться не может.—?Домой пора,?— с сожалением говорит Митя, слушая, как дождь затихает.—?Не-ет,?— улыбается Маруся. —?Не хочу домой. Хочу здесь с тобой всю жизнь провести.—?Всю жизнь, Марусенька, здесь провести не получится,?— вздыхает Митя нарочито грустно. —?Хотя бы потому, что здесь есть нечего.—?А мне не надо есть! —?воскликает она задорно. —?Мне теперь ничего не нужно, только ты.—?Дитя ты моё невинное,?— целует он её в макушку. —?Через час от голода меня будешь готова съесть!—?Уже не невинное. —?Маруся подбородком острым в него упирается. Смотрит пристально. Митя нос её пальцем обводит, на кончик слегка надавливает.—?Невинное ещё,?— бормочет он, к себе подтягивая. —?Первые шаги во взрослую жизнь сделала, а уже мудрой себя считаешь!—?Считаю,?— мурлычет Маруся, его губы находя. —?А ты меня научи, что делать,?— шепчет жарко, прежде чем поцеловать.Сарай пустеет с рассветом. В серой влажной дымке они возвращаются домой, останавливаясь у куста сирени, чтобы целовать снова и снова, пусть губы уже болят от поцелуев. В дом тихо, крадучись. Хихикая сдавленно, по ступенькам поднимаясь. В коридоре останавливаются, чтобы снова друг к другу приникнуть, прощаясь.Никто в доме не удивляется, что чувство между Митей и Марусей запылало, опаляя всё вокруг. Что они глаз друг с друга не сводят сияющих, за руки держатся постоянно, даже на миг боясь оставить. И слова никто не говорит, что дома не ночевали. Что теперь совсем по-другому между ними всё. И, кажется, никто не ждёт сиюминутных признаний. Просто радуются, что в дом снова счастье пришло.Маруся следующей ночью сама к нему приходит. В дверь скребётся, как мышка, быстро внутрь юркает. И тут же к нему бросается, целует неистово.—?Мусенька,?— сквозь зубы, мучительно тянет Митя. —?Не здесь. Услышат же.—?А мы тихо,?— бормочет она, по его шее губами скользя. И он сдаётся. К чёрту условности и то, что другие подумают. Да и не будут они ничего думать?— не до этого им. У каждого здесь, в этом доме, своя жизнь, и в чужую лезть не привык никто. И впрямь тихо, только кровать чуть поскрипывает, и выдохи тонкие с губ срываются.Кровать у Мити шире топчана, о чём Маруся ему радостно сообщает, обвивая руками. И он соглашается, легко её на спину поворачивая, сверху нависая. Волосы на лоб падают, за ресницы цепляются, и Маруся всё за уши их убрать пытается, а Митя мешает. Запястья целует, губами прикусывает. И снова в комнате тихо. Только кровать слегка поскрипывает. И выдохи рваные тихим смехом сменяются. А за окнами сверчки поют неистово. До самого рассвета.Сирень расцветает, распускается, заполоняя своим ароматом каждый уголок.—?Ми-ить, а ты куда ведёшь меня? —?спрашивает Маруся раз, наверное, в пятый, пока он, завязав ей глаза, осторожно вокруг дома обводит.—?Увидишь,?— в очередной раз повторяет он, крепче ладонь сжимая.Он заводит её в амбар, двери тихо прикрывает. В нос сразу аромат ударяет, с ног сбивает. Маруся открывает глаза и ахает восторженно: весь амбар сиренью усыпан. Словно из всего посёлка сюда снесли. Белая, сиреневая, фиолетовая?— разная. Маруся оборачивается, смотрит восхищённо и вдруг смехом заливается. Звонким.—?Это всё для меня? —?не верит.—?Для тебя. —?Он улыбается. Смотрит на неё и наглядеться не может. На то, как она кружится по амбару, цветы разбрасывая. На то, как падает на остатки прошлогоднего сена, сиренью присыпанные, и руки к нему тянет. А после лежит, раскрасневшаяся, улыбается. Митя берёт в руки ветку ближнюю, садится и смотрит на Марусю с хитрой улыбкой.—?А скажи мне, сирень, любит ли меня Маруся?—?Люблю! —?со смехом говорит она.—?Любит, не любит,?— начинает он обрывать цветки, бросая ей на грудь.—?Люблю, люблю, люблю! —?Маруся тянет к нему руки, и он падает в её объятия, зарываясь лицом в волосы, усыпанные цветами.Проходит лето, наступает осень. И весь дом только об одном говорит?— о свадьбе предстоящей. О том, что сыграют её в доме, с наступлением весны. Хотя Маруся возмущается, говорит, что ждать не хочет. Но тут даже Митя непреклонен: о помолвке только-только официально объявили. Где же это видано, чтобы так спешно женились?—?Слухи, Мусенька, страшная вещь,?— говорит Митя задумчиво. Его голова?— у неё на коленях, и пальцы её нежно волосы перебирают. —?Не отмоешься потом.—?Какие слухи, Мить,?— вздыхает Маруся. —?Ну, какие слухи могут быть?—?А то ты не понимаешь? —?Он поднимает на неё глаза, в них смех искрится. —?О наших с тобой отношениях.—?Так то не слухи вовсе,?— фыркает она.—?А об этом знать никому не следует,?— шепчет он, целуя её ладонь.Телефон звенит трелью громкой, отчаянной. Слышен голос Моховой, потом шаги тяжёлые.—?Митя, тебя к телефону. Из Москвы звонят.Он поднимается резко, садится, волосы приглаживает. Маруся смотрит удивлённо, хмурится.?— Ты чего, Мить? Что-то случилось?—?Да нет, Мусенька,?— улыбается он. —?Помнишь, я говорил, что ходил в Консерваторию устраиваться? Наверное, оттуда звонят.Митя возвращается бледный, серый почти. Улыбается рассеянно, садится рядом. Берёт её ладошку в свою ладонь, жмёт крепко, почти больно.—?Завтра мне в Москву надо ехать.—?Тебя взяли на работу? —?воскликает Маруся радостно.—?Взяли,?— отвечает он, склоняя голову.