VI (1/1)
Дни словно покрылись дымкой и превратились в единое временное пространство.
От одного взгляда в иллюминатор на Майка нападала такая невыносимая тоска, что хотелось и правда туда прыгнуть и почувствовать, что всё это заканчивается.Но оно продолжалось.
Долгими часами исследователь сидел в своей лаборатории и делал то, что должен был делать. Бесконечные бумаги, отчёты, эксперименты занимали почти всё его время, но не могли занять и капли сознания.Майк не уставал от работы: с тех пор, как его жизнь превратилась в сплошную усталость от самой себя, он перестал узнавать это чувство.Каждую минуту он погружался в осознание того, что самое страшное с ним уже случилось.
И теперь не могла прийти боль, которая перекрыла бы боль эту.Ему были противны окружающие люди. Может быть, потому что в глубине души Майк завидовал каждому из них и, будь такая возможность, поменялся бы жизнью с кем угодно, ведь его существование было просто невыносимо, но и прекратить его он тоже был не в силах. Он часто спрашивал себя ?почему?? и застывал в тянущих мыслях.
Почему же он и правда не мог наложить на себя руки, если жизнь его настолько угнетала?
Потому что в нём всегда была слишком сильная воля к этой жизни, такая сильная, что даже теперь она не могла угаснуть полностью.Исследователь помнил о том, как почувствовал страх в открытом космосе, и этот страх значил, что, пусть и неосознанно, но всё же он ещё чего-то хотел.
?Когда тебе будет так плохо, что станет трудно дышать, посмотри вокруг и найди кого-то, кому сможешь рассказать о своём несчастье. Только смотри внимательно: это должен быть человек, которому действительно будет небезразлично?.Майк вспомнил слова, которые говорила ему бабушка, когда он был ещё ребёнком. Он ощутил ностальгию, словно наяву слыша её строгий голос, и невольно огляделся вокруг.
И вдруг абсолютно осознанно его взгляд упал на Честера. Исследователь почувствовал, как что-то внутри него водопадом срывается вниз. Что-то, что всё это время раздавливало его своей тяжестью.
Неожиданно Майк увидел в себе живого человека, который вот-вот умер бы в собственноручно сотворённом вакууме.
?…Что бы это ни было, это не конец, раз вы живы? – как будто снова он услышал слова космического туриста.Всё, что захотелось сделать исследователю в этот миг: перестать противиться самому себе. Перестать искусственно задавать команды мыслям и телу.
Майк резко встал и, пошатываясь от внезапной дрожи в коленях, подошёл к Честеру.С огромной скоростью в его голове неслись мысли о том, что он скажет ему: что-нибудь про уже так надоевший космос? Просто спросит, как дела? Или…Он не стал ничего придумывать и позволил себе сказать то, что хотел.– Послушай, Честер, – Майк невольно вздрогнул от глубины устремлённого на него взгляда, – Я хочу извиниться за то, что накричал на тебя, за то, что наговорил тогда, – выдохнул он. – Я не должен был.– Ничего страшного, – космический турист располагающе улыбнулся. – Я уже забыл об этом, – он продолжал смотреть в глаза исследователя, и в этом взгляде проблескивало что-то неясное, недосказанное, но источающее теплоту, – правда.Майк снова почувствовал что-то душащее, похожее на отвращение к самому себе, но ещё раз пересилил своё ощущение и слегка кивнул в ответ Честеру.Но отвращение отчего-то только нарастало, и нарастало стремительно. Исследователь зажмурил глаза, словно хотел сосчитать до десяти и, открыв глаза, понять, что всё исчезло.Но всё оставалось на месте, и у Майка безумно заныло что-то в груди, и он ощутил слабость в ногах, вновь оказываясь на грани обморока. Однако на этот раз рядом стоял Честер, который, казалось, ловил каждый такт движений исследователя, и он не дал ему упасть.– Вам плохо? – проговорил космический турист, поддерживая Майка за плечи.
Исследователь, чувствуя непривычное и непреодолимое желание просто сказать правду, ответил:– Чертовски плохо… – он ощутил, что слёзы вот-вот заблестят в его глазах, и закрыл ладонями лицо, скрывая свою боль.– Вы хотите… поговорить? – тихо спросил Честер.– Да, – по ладоням Майка потекли горячие слёзы. Как же безумно долго он держал всё внутри… – И давай на ?ты?, ладно?