Архад Аннер, новолуние (1/1)

Мы медленно, но верно приближались к границе ледника. Береговая линия была изрезана глубочайшими, до нескольких километров, каньонами, тут и там из их стен выступали, как пятна крови или лишая, красные скальники. Камни, вмурованные в лед, оставшиеся от каких-то давних боев между Ледником и Огненными Холмами. Местами, впрочем, чистый лед и снег уступали место вымороженной земле с огромными моренными валунами. Так себе зрелище, пожалуй; но один вид чего-то, что не является снегом в любой его форме, наполнял мое сердце радостью. Желание как можно скорее ступить на ?твердую почву? заставляло нас идти вперед, несмотря на усталость. Впрочем, я не знал, как это воспринимает Эстравен. В конце концов, он вырос в краю, где вечные льды являются неизбежной деталью ландшафта, как для любого землянина, например, деревья. Но, кажется, его тоже воодушевляло приближение к концу пути или хотя бы очевидное свидетельство, что мы куда-то продвинулись.Осторожно и очень медленно мы продвигались по этой искореженной земле – за неимением лучшего термина будем называть ее так, пытаясь найти спуск к заливу Гутен. За спиной у нас были километры и километры ледяного безмолвия, впереди – замершая гладь воды, путь к которой преграждали вывороченные морем за века валуны, торосы и прорытые водой глубокие каналы во льду.Тащить сани по такой поверхности было даже тяжелее, чем нести в руках. К тому же за время пути у нас изрядно убавилось груза, так что в итоге мы оставили сани на склоне, разделив все имущество между собой. Один из тюков представлял собой свернутую палатку и часть продуктов, второй — все остальное; на каждого пришлось килограммов по десять груза, я прихватил в свой мешок еще и нашу замечательную печку Чейба. Погода стояла ясная и не слишком холодная: температура не опускалась ниже -20 С, и в первый день на побережье мы шли до темноты, а потом еще немного – при свете луны. Впрочем, в сумерках нас подстерегали опасности, о которых мы имели весьма смутное представление: толстая шкура ледника у залива тут и там была прорезана глубокими ущельями-расколами, как морщинами. Изредка попадались неглубокие, но неприятные трещины: там, где ледник подался под ударами скальных пород Огненных Холмов.В Архад Аннер, четвертый день последнего месяца зимы по дневнику Эстравена, к ночи стало особенно темно. Новая, тощая и зеленая луна едва показалась над горизонтом. Планета Гетен имеет спутник наподобие земной луны, но она куда меньше размером и в ясные ночи выглядит, как заброшенный в небо теннисный мячик, очень маленькой, жалкой и нелепой.Мы неторопливо шли почти по самой границе ледника, и я уже готов был предложить наконец остановиться и устраиваться на ночлег. Начинать спуск в темноте по почти отвесному склону, с промоинами и трещинами, было бы безумием. Эстравен в нескольких шагах передо мной продолжал упрямо идти вперед; я едва различал его фигуру в сгустившихся сумерках. Усталость давала о себе знать, глаза мои закрывались, и я то и дело невольно моргал. Когда я в очередной раз поднял взгляд, Эстравена впереди не было. Я удивленно заозирался, куда он мог деться, и уже подумал было, что он решил наконец присесть и начать ставить палатку. Но нет, палатка была как раз в моем мешке. И только сделав несколько робких шагов вперед, я заметил темную полоску, преграждающую дорогу: очередной разрыв в ткани ледника, довольно широкий и, видимо, глубокий. Умом я еще не успел осознать, что произошло, как меня накрыла волна панического страха. На негнущихся ногах я подошел к краю ущелья и осторожно заглянул вниз: разумеется, ничего видно не было.- Дженри! – донесся до меня далекий, приглушенный крик Эстравена. – Не подходи близко, здесь провал! Я выдохнул и отступил на шаг, продолжая всматриваться в темноту. - Терем? – позвал я. – С тобой все в порядке?Он не отвечал некоторое время, показавшееся мне вечностью, и я слушал только, как мерно и часто бухает сердце.- Пожалуй, - отозвался он наконец. – Я здорово ударился спиной, но, похоже, ничего серьезного. - Ты видишь там что-нибудь? Сможешь выбраться? – я пробежался туда-сюда по краю ущелья, но трещина уходила далеко в обе стороны, и не видно было, чтобы где-то склон делался более пологим. - Не вздумай лезть вниз! – прокричал мне Эстравен, будто прочитав мои мысли. – Здесь в темноте только шею свернуть. Ставь палатку и укладывайся на ночлег. – Я опешил. - Как ты собираешься оттуда выбираться? – крикнул я, и в моем голосе явно прозвучали истерические нотки. С каждой минутой мне становилось все больше и больше не по себе.- Утром, - невозмутимо ответил Эстравен. – Как ты говорил, утро вечера мудренее? Сейчас я не вижу даже собственного носа. - Ты замерзнешь насмерть! – возмутился я. - У меня есть мой спальник, - парировал Эстравен. - И сейчас не так уж и холодно. До рассвета вполне дотяну. Мы препирались так еще некоторое время, пока оба не охрипли. Половина ночи успела пройти, но до рассвета оставалось еще несколько часов. Мысль о том, что он сидит там в ледяной расселине в полной темноте и непонятно в каком состоянии (я вполне допускал, что он соврал и с ним вовсе не все в порядке), не давала мне покоя. А собственное бессилие вызывало то неконтролируемую злость, то желание заплакать. Я раз за разом напоминал себе, что Эстравену куда хуже, и я должен поддержать его, а не устраивать тут истерики. Но усталость вкупе с нервным напряжением наконец взяли свое; Эстравен очень категорично заявил, что он буквально падает с ног и хочет тишины, и перестал отвечать. Мне оставалось только поставить палатку и – едва я заполз в нее и включил печку – провалиться в неглубокий тревожный сон.Даже во сне меня не покидало ощущение, что происходит что-то кошмарное, какая-то ужасная беда, а я ничего не делаю с этим. Проснувшись, я обнаружил, что край спальника намок - видимо, я все-таки плакал. Некоторое время я тупо ощупывал влажную ткань, а потом быстро вскочил и вылетел из палатки, на ходу застегивая куртку. Еще не совсем рассвело, но ущелье уже открывалось передо мной во всем своем ужасном великолепии. Оно не было широким – максимум метров десять – но уходило в обе стороны, сколько хватало глаз. Стены были отвесными, с полосками различных цветов, как слоеный пирог. Я заглянул за край: глубоко внизу, метрах в двадцати, на земле скрючилась маленькая фигурка.- Терем! – мысленно позвал я его, чувствуя, что к горлу подступает комок. Ночевка в мороз на голой земле вполне могла стоит ему жизни. С невыносимым облегчением я увидел, как он зашевелился и, наконец поднявшись с видимым усилием, посмотрел на меня снизу вверх. - Дженри! – так же мысленно отозвался он. – Тебе не видно, как мне выбраться отсюда? Я огляделся: оба склона ущелья были одинаково неприступны; возможно, человек в легкой одежде и с альпинистским снаряжением и мог бы по ним забраться, но у нас не было ничего подобного, а Эстравен был не меньше меня истощен многодневным переходом. В итоге мы оба сошлись на том, чтобы идти по направлению к заливу: там склоны должны стать положе. Но уже через полчаса мы обнаружили, что наши надежды были напрасными: ущелье не сходило постепенно на нет, растворяясь в широкой долине. Оно было скорее разрывом на теле ледника, и, постепенно сужаясь, заканчивалось столь же отвесной стеной. Мы провели там долгое время, я – склоняясь над обрывом, Эстравен – внизу в отчаянных попытках забраться. Наконец он выдохся и сел на камень. - Бесполезно, - донесся до меня его голос. Стоило ему сказать это, как кошмар навалился на меня с новой силой. Все это время, наблюдая за его попытками, я сдерживал и успокаивал себя, уговаривая, что он каким-то чудесным образом сейчас доберется до края обрыва, что это закончится, как страшный сон. Но теперь я физически ощутил, как меня тошнит и трясет от смеси страха, отчаяния и усталости. Сама мысль о том, что я здесь, наверху, а он внизу, и мне никак не добраться до него, была невыносимой.- Дженри, - внезапно позвал меня Эстравен. – Ты должен идти дальше. - Я не сразу понял, что он имеет в виду. – Ты должен дойти и выполнить свою миссию. У тебя достаточно для этого продуктов, а идти осталось не так уж далеко. Ты знаешь: через залив и на юго-восток, к реке Эй. В этот момент страх завладел мной окончательно. Я стоял на коленях, упираясь ладонями в край обрыва, и умолял Эстравена не говорить этого, умолял попытаться еще раз, но он был непреклонен. Мой мозг лихорадочно пытался изобрести какой-то выход, мысли метались; то мне казалось, что я почти сумел что-то придумать, то очередная идея оказывалась глупой и неосуществимой. Я в сердцах стукнул кулаком по льду и едва почувствовал, как удар отозвался болью: острая льдинка впилась в руку чуть выше запястья там, где под кожу была вшита пластинка антиграва. Я застыл. По щекам текли слезы, застилая глаза, но мне наконец-то удалось поймать все ускользающую идею. Антиграв носили все космические путешественники, которые собирались использовать не только большие корабли, но и маленькие посадочные ракеты. Собственно, само название ?антиграв? не имело ничего общего с назначением этого прибора: его единственной задачей было поглотить ударную волную при ударе ракеты об землю с тем, чтобы находящийся в ракете человек не пострадал. До начала применения антигравов маленькие посадочные ракеты считались крайне опасными: они способны были выдержать прохождение через верхние слои атмосферы, но не погасить полностью скорость по мере приближения к поверхности. Человека, находящегося в такой ракете, ждал удар большой силы, подчас приводящий к разрывам внутренних органов. Антиграв, изначально ?пустой?, каким-то образом ?забирал? эту ударную волну; впрочем, использовать его можно было только один раз, потом требовалось доставать и разряжать. На планетах Экумены это делалось практически сразу после посадки, однако здесь у меня не было ни инструментов для искусственной ?разрядки?, ни полигона для естественной, да и сам антиграв, чтобы не привлекать лишнее внимание местных жителей, был упрятан под кожу в районе запястья и почти неощутим. И тут меня озарило, что можно попытаться использовать энергию антиграва, чтобы обвалить одну из стен ущелья. Не дав себе труда подумать, я впился пальцами другой руки в запястье, пытаясь расковырять его; разумеется, эти глупые попытки ничего не дали, я только расцарапал руку, и через некоторое время пришлось поискать нож.- Дженри? – услышал я Эстравена, продолжая кромсать себя. – Что ты там делаешь? – Я не ответил: мне наконец удалось добраться до уголка пластинки и оставалось теперь только вытащить ее целиком. От возбуждения боли я почти не чувствовал, хотя кровь лилась рекой. Наконец мне удалось извлечь антиграв – маленькую почти плоскую коробочку сантиметр на два – и обтереть его от крови. Чтобы выпустить накопленную им ударную волну, требовалось только покрутить маленькое колесико, выступающее с длинной стороны. - Терем, - я снова склонился над обрывом. – Я хочу попробовать обрушить край ущелья, чтобы ты смог взобраться по обломкам наверх. Ты должен отойти как можно дальше, чтобы тебя не задело. – Теперь, когда антиграв был у меня в руках, мне не терпелось как можно скорее пустить его в ход; однако пришлось посвятить некоторое время тому, чтобы объяснить Эстравену принцип его работы. Наконец Эстравен неуверенно согласился попробовать и направился, чуть пошатываясь, в дальний конец ущелья. Я дрожащими руками сжал антиграв и сфокусировал его на своем конце ущелья – не без труда, потому что от усталости и напряжения у меня сильно дрожали руки. Я изо всех сил гнал от себя мысль, что мы будем делать, если антиграв не сработает или сработает не так, как я думаю. Но он сработал. Саму ударную волну я, разумеется, не увидел и не почувствовал, но примерно через секунду после того, как я покрутил выпускное колесико, раздался низкий протяжный стон, и огромная ледяная глыба, ранее бывшая верхней частью стены каньона, сдвинулась с места, поехала вниз, по пути покрываясь паутиной трещин и распадаясь на множество мелких осколков. Зрелище было страшным и завораживающим. Постепенно обвал затих, образовав груду осколков и измельченной ледяной пыли, от верхнего края обрыва до самого низа. Мне показалось, что по ним вполне можно будет взобраться наверх; видимо, Эстравен тоже наблюдал издалека за обвалом, потому что буквально через минуту он появился у подножья осыпи и осторожно тронул большую ледяную глыбу. Тут я не выдержал; сунув антиграв в карман, я бросился к краю осыпи и, оскальзываясь и оступаясь, побежал к нему. Эстравен что-то прокричал, а потом начал подниматься мне навстречу. Впрочем, я уже успел спуститься почти до дна ущелья, когда он наконец показался рядом; он явно не собирался останавливаться, но я преградил ему дорогу и крепко обнял его. Эстравен издал какой-то сдавленный звук – но я уже тащил его за собой вверх по осыпи, местами практически неся на руках. Мы ввалились в палатку и рухнули – я так и не разжал объятий, так что мы оба оказались на моем спальнике, тесно прижавшись друг к другу. Наконец-то я всмотрелся в лицо Эстравена: он выглядел куда хуже, чем обычно, губы посинели, правую скулу украшал внушительный кровоподтек. Мне пришло в голову, что он наверняка отморозил себе что-нибудь, и я принялся лихорадочно раздевать его, чтобы растереть пострадавшие места. Он был в моих руках, как кукла: не сопротивлялся, но и почти не помогал. Его ноги и руки были ледяными, и я растирал их сначала ладонями, потом – смоченным в кипятке полотенцем. Наконец кровообращение восстановилось, и я, сняв верхнюю одежду, снова лег рядом с ним и обнял, продолжая согревать. Меня все больше тревожило его молчание.- Терем? – не выдержал я наконец. Он тут же поднял голову и взглянул на меня. – Как ты? – безумно глупый вопрос, но в тот момент я не смог придумать ничего лучше.- Хорошо, - тихо, но внятно ответил он. И чуть помолчав, добавил: - Спасибо.Я ухватился за это ?спасибо?, как за соломинку.- За что тебе говорить мне спасибо? – изумился я. – Ты чуть не погиб там, а я полночи считал ворон и ничего не делал. Похоже, теперь пришел его через изумляться. - Ты не оставил меня, - пояснил Эстравен так, будто бросить его умирать в ледяном ущелье и уйти было самым естественным делом. – Несмотря на то, что, вероятно, одному тебе было бы легче сейчас дойти до приграничных поселений. Несмотря на то, что в Кархайде я вряд ли принесу тебе какую-то пользу, но наверняка буду обузой, буду создавать опасность.Меня начало трясти; я всматривался в его лицо и не понимал, как он может говорить такое, неужели он не видит и не замечает, как я к нему отношусь, что он для меня значит. Мне хотелось рассказать ему об этом, но слова встали в горле, и потребовалось сделать глубокий вдох, чтобы суметь заговорить. - Терем, - повторил я. – Пожалуйста, послушай меня. Я знаю, я долго не доверял тебе, потому что все это время не знал тебя. Я искал пути выполнения своей миссии и готов был сделать это любой ценой. Использовать тебя, короля, комменсалов. Но теперь все изменилось. Я сам не знаю, с какого момента это произошло, но теперь самое главное для меня – это ты. Моя цель – это ты. Мы говорим, что присоединяем новые миры к Лиге затем, чтобы принести пользу всем жителям этих миров, но для меня лично смысл того, что я делаю – в тебе, в исполнении твоей мечты, - я говорил быстро и сбивчиво, боясь, что если остановлюсь, то уже не найду в себе силы продолжить. - Давно, еще в Кархайде, я был у ваших Предсказателей и задал им вопрос, будет ли Гетен членом Лиги миров в течение пяти лет. А потом, когда я разговаривал с одним из Предсказателей, Ткачем, он сказал мне, что их цель – доказать бессмысленность получения ответа на вопрос, который задан неправильно. Тогда я не понял его и даже не задумался об этом, но понимаю теперь; я должен был спрашивать не о формальном успехе или неуспехе своей миссии, а о том, чего она будет стоить, и не только мне. Должен был спросить о тебе… - я запнулся и почувствовал, что краснею. Во время всего этого невнятного монолога Эстравен внимательно смотрел на меня, не отвел глаза и теперь. - И все же, - произнес он после долгой паузы, - что тебе ответили Предсказатели на твой вопрос? - Они ответили: ?Да?. – Эстравен молчал и смотрел на меня, а у меня колотилось сердце, как у впервые влюбившегося четырнадцатилетнего школьника. Но все же я был рад, что сказал ему. Все так же не отрывая от меня пристального взгляда, Эстравен поднял руку и протянул мне, ладонью вперед. Я приложил к его ладони свою, и мы переплели пальцы. А потом он неожиданно крепко прижался ко мне, уткнувшись лицом мне в грудь, и до меня донеслась его мысленная речь:- Я тоже не мог поверить. Прости. Я обнял его, утешая и успокаивая; так мы и заснули, а на следующий день вновь двинулись в путь и быстро нашли спуск с ледника. Погода благоприятствовала нам и, хоть мы едва не падали от усталости и голода, шли все же быстрее, чем раньше. Уже через несколько дней мы достигли земли, а еще через два дня вошли в маленькую таверну в деревне на дальнем краю Кархайда. Там нас ждали долгожданный приют, тепло и отдых, и мы провели в Куркурасте пять или шесть дней.