Глава XXXVI: Битва. (1/1)

Первые мгновения боя кажется, что проще – вовсе позабыть о том, что ты живое существо. Так думал Эйрелон, жалея, что нельзя просто отрубить страх свой, как отрубают почерневшую и гниющую от болезни конечность. И потому старался Эйрел не думать о том, что сейчас лишает он кого-то жизни. Забавно: думал он, что в бою станет мстить за убитую мать свою, за боль, что люди причинили Вейе. Но сейчас хотелось просто опустошить разум, не оставив ни малейшей мысли даже на самых задворках сознания. Ещё бы: ведь мысли эти разят острее стрел. Кричит в душе безумный страх: ?Сдавайся! Ты не сможешь, ты слабый, слабый…? Но покуда ещё хватает сил, зубы стиснув, не обращать внимания на свист вражеских стрел. Да, можно скрыться за зубцами стены, от которых стрелы отлетают, не в силах пробить толщу камня, но ведь нельзя же на протяжении всего боя за ними отсиживаться?! Нападающие, укрываясь от стрел обтянутыми кожей круглыми щитами, приближались к стенам крепости. Эйрелон, сжав зубы, продолжал стрелять. Стрелял он медленнее прочих, но старался получше прицелиться: юноша прекрасно понимал, что не бесконечны стрелы их. Люди, идущие в первых рядах, падают, но на их место тотчас же приходят другие, те, что за спинами их шли. По лбу от напряжения катится пот, руки исцарапаны тетивой, но нужно продолжать стрелять… продолжать. Море там, внизу, под скалой, волнуется: кажется, духи его всё-таки услышали песню женщин альвских. Только бы духи успели на подмогу, только бы удалось… Снова свист рассекаемого воздуха – и чудом не пронзает стрела плечо Вираэля. На лице младшего брата – сосредоточенная, глухая ненависть: кажется, не страшно ему ни капельки. Мало того, упивается он битвой этой, как если бы она сладка и желанна была для него. Первые из приблизившихся нападающих пытаются приставить к стене лестницу. Вираэль и Эйрел, не сговариваясь, бросаются к лестнице и изо всех сил толкают её. Грохот падения, крики воинов слышатся словно откуда-то издалека. Громче же прочего слышен шум моря и равномерный, монотонный гул, в который сливается свист сотен летящих стрел… Но вот заканчивается песня женщин – и из воды, поднимая тучи брызг, вздымается нечто, похожее более всего на кружащийся водяной поток, вздумавший воспарить к небу подобно столбу. С лёгким страхом покосился на гигантское нечто Эйрелон: оно не похоже было на привычных водных духов, и даже сейчас ощущал юноша неведомую силу, исходящую от существа этого. Уж на что никогда не имел Эйрел прочной связи с духами, подобно Вейе и прочим женщинам, сейчас готов он был поклясться, что слышит голос этого чудовищного, явно не обделённого разумом существа. Отпустите. Дайте уйти…Эти обрывки чужого голоса пронзают сознание, заставляют почувствовать чужую боль. Существо это почему-то уйти стремится. Не хочет оно оставаться здесь. Быть может, потому, что не место ему в этом мире?.. Совсем рядом с щекой что-то просвистело, и Эйрелон торопливо присел, пытаясь отдышаться под защитой каменного зубца. Всё же не следует во время боя о чём-то другом думать… Я не могу. Оставьте меня!Неужели не слышат женщины этого отчаянного зова?! Пытается Эйрелон крикнуть, но не слышно его слов на вершинах башен. Ещё один быстрый, прицельный выстрел из лука. Стрелы уже вот-вот кончатся, ободранные пальцы нестерпимо ноют… Неожиданно цепляется взгляд в толпе воинов за знакомое лицо – и на мгновение мир словно переворачивается с ног на голову. Худая, некрасивая девочка, чья длинная чёрная коса змеёй вьётся вокруг истощённого, угловатого тела. Да, ранее по-иному выглядела она, гораздо более маленькой и жалкой. Сейчас же впечатление создаётся, будто что-то даёт ей силы, столь посвежевшим выглядит лицо её… Паучиха, девчонка из Мельхинки, смотрела на воина, и готов был поклясться Эйрелон, что и она узнала его. По губам пробежала странная улыбка, словно призывавшая взгляда не отводить. Затем сделала девушка в воздухе быстрое движение пальцами, словно бы резко рвала неудавшуюся ей сеть. Не понимал Эйрелон, что сделала она – до тех пор, пока не обрушился вниз столб воды, и не послышался в голове болезненный рёв гигантского духа. ?Что… что она сделала?! Как?!? В этот миг не следовало думать о жалости или подобном чём-то. И, воспользовавшись тем, что отвлеклась девица, Эйрелон выпустил стрелу, целясь в грудь проклятой ведьмы, решившей ответить подобной подлостью на помощь альвов. Разом всплыл в голове разговор двух крестьян-дезертиров, убитых по дороге к горам Пламенным: о том, что была в Мельхинке изувечена и убита одна из жриц храма их. Вот, значит, как! Тысяча проклятий, да что же за чудовище выпустили они из подвала могильщика на свободу? И в самом ли деле то была дочь его – или же зачаровала могильщика девица, ложные слова в его уста вложив?! Все мысли эти промелькнули в голове за то краткое мгновение, пока летела стрела к цели своей. Не промахнулся Эйрелон: стрела до середины вошла в левое плечо ведьмы, тут же подхваченной одним из лордов. Кто именно это был, не разглядел юноша, да и не до того ему было: вновь начали воины вражеские лезть на стены крепости. Теперь короткими были доносящиеся с башен, еле слышные из-за расстояния песни – теперь пение это больше напоминало дикие крики каких-то обезумевших ведьм. И немудрено: именно так звучат песни разрушения, песни, созданные не духами, а самими альвами. Лёд сковывает тела идущих в наступление воинов, и они не успевают увернуться от стрел чужих: вот один из них уже почти оказывается на стене – но тут Эйрелон, в одной руке лук удерживая, выхватывает кинжал и режет не защищённое доспехами горло. По рукам течёт кровь – и, как ни странно, тепло текущей крови согревает, и дышать становится легче. Там, внизу, под стеною, лежат десятки мёртвых. Кто-то мёртв и из тех, кто стоял на стене – Эйрелон не в силах уследить за всеми ними разом. Волна за волной захватчики пытаются прорвать оборону крепости – но альвы упрямо держатся, несмотря на то, что рядом лежат тела товарищей их. Этим людям в глазах Эйрелона ничего, кроме крови, не надобно – а значит, кровь должна будет пролиться. Их кровь. Кровь альвов. Неважно. Главное – накормить это безумное чувство, рвущееся из груди, напоить внутреннего зверя кровью. Страх уходит, сменяясь безумием. А как может быть иначе в хаосе битвы, где уже почти и не разберёшь, где свои, а где враги?! Остаётся только резать, выпускать в полёт стрелы одну за одной… Вот уже кончились стрелы – и остаётся драться лишь в рукопашной… Один из воинов, выронивший оружие своё, наотмашь бьёт Эйрела по лицу. Боль. Слишком сильная, гораздо больше, чем можно было бы ожидать. Кожа содрана до крови, и создаётся ощущение, что ещё один удар – и металлические крепления перчатки прорвут насквозь щеку. Но ведь и этого человека можно убить, верно?! Он выглядит таким потрёпанным, таким жалким. Видимо, недавно он впервые оружие в руки взял. Интересно, почему люди, к разрушениям склонные, не обучают прилично воинов своих?.. Удар кинжала по глазам – и враг сгибается пополам от боли, но щадить его не время. И Эйрелон, мало о чём заботясь, просто толкает его вниз. Он летит со стены, и разбивается о землю с неожиданно отчётливым хрустом. Больше шума не слышно, и волны врагов, наступающих на стену, редеют. Они отступают?.. Горькая улыбка, сопровождаемая болью в ободранной в кровь щеке. И усталый выдох. Эту битву они выиграли. Но не время ещё расслабляться: неведомо, когда теперь вновь пойдут в атаку люди…