Дым (1/1)
ДымНочью Хитроу напоминал бестолковый восточный караван-сарай (как, впрочем, и днём, и вечером, и утром, с той лишь разницей, что ночью электрическое освещение раздражало глаза резкими перепадами от тьмы к нестерпимой холодной белизне). Люди сновали туда-обратно, тягая багажные горы, словно бы Великое Переселение снова сдвинуло с насиженных мест народы, перемешало белокурых скандинавов и сухих корейцев с лицами, похожими на черносливы, эбеново-тёмных сомалийцев и бледнокожих веснушчатых шотландцев в невообразимую пеструю кашу...Себастьян усмехнулся и отщёлкнул окурок ?Ротманса? в урну. Некоторое количество лет в Оксфорде сказывается на привычках не лучшим образом. Это ж надо, на философию потянуло.
Поправил воротник спортивной куртки, подхватил рюкзак и отправился за пределы стеклянно-бетонного караван-сарая. Некоторое время расслабленно созерцал мелькающие всполохи станций за окнами Хитроу-экспресса, ни о чем особенно не думая. Выйдя на поверхность на ?Рассел-сквер?, некоторое время жмурился — утро, хоть и раннее.
На улице внезапным образом установилась привычная летняя погода — хмурое влажное тепло. После невыносимой духоты Каира дышалось легко, а улицы с их вежливыми и сонными столичными жителями казались пустынными и молчаливыми. Никто не дергал за руку, требуя купить то и это, никто не просил подачки, никто не перегораживал путь в самых невообразимых местах.Дыша полной грудью, Моран некоторое время просто разглядывал памятнику герцогу Бедфорду, а после уверенно направился по Бедфорд-плейс до Блумсбери-сквер, не оглядываясь и не останавливаясь. Свернул на Литтл-Рассел-стрит, прошёл еще квартал и остановился у маленького магазинчика компакт-дисков, по раннему времени закрытого. Долго и с видимым интересом вглядывался в витрину. Минут через десять двери магазинчика осторожно раздвинулись, выпуская хлипкого субъекта с роскошными усами, но притом совершенно лысого и с татуировкой от скулы и почти до затылка — рыже-черной лисой, порядком выцветшей. Не здороваясь, Моран спросил:- Почему так долго?- Извини. Чиню одного парня, - пожал плечом субъект. - Ты ж понимаешь. Так и что?- Яд свиномордой. Как ты и просил.
- Сколько?- Нисколько. Свои люди. Сочтёмся, - ответил Моран, доставая контейнер. -Тем более, я не столько для тебя...- Ох, не люблю ходить у тебя в должниках, - проворчал субъект, но контейнер принял. - Вижу, загорел.- Иногда лучше не видеть - лишнее. Что Джим?- Босс-то? Да как всегда. Барагозит. Во вторник и в пятницу заказывал девок, но не трахал, а пил с ними за компанию и курил травку.
- Понятно. Ты там проверяй своих девок почаще, а то мало ли. Ну, Соньке привет, пойду я...Субъект был русский. По паспорту имя у него было какое-то другое, и он постоянно ругался, но звали его всё равно Айвеном. А жену его (хотя, возможно, никакая она не жена) — Рыжей Сонькой. Потому что на самом деле рыжая и горластая.Далее Себастьян двинулся, уже довольно торопливо, снова в сторону метрополитена, поскольку отследить перемещения ничем не примечательного человека в тугой утренней толпе — дело не из лёгких. Моран не хотел, чтобы его отслеживали. С другой стороны, нельзя было терять время, петляя и избавляясь от возможных хвостов — ждёт Джим. А Джима нельзя заставлять ждать долго.
На посещение совсем крохотной конторки в Сити оставалось не больше двух часов. Моран знал, что успеет, а потому не нервничал. И, естественно, успел. В половине одиннадцатого, когда единственный работник конторки уже запер плотный белый конверт в сейф, телефон в кармане Себастьяна завибрировал. Не глядя, тот сбросил вызов, вышел из офиса, поймал кэб и велел езжать на Итон-сквер. Джим обожал пафос мест и названий.
Взбегая по пяти мраморным ступеням парадного, Моран уже ощущал раздражающий сладковатый запах тлеющего конопляного листа. За дверью начиналась дымная завеса. Зажимая нос платком, Моран ругался и бродил по бесконечным и помпезным залам, выискивая своё дурное начальство. Нашёл. То возлежало в ?персидской? комнате на кровати под балдахином и в чалме, но голое. Лениво гладило против шерсти толстую серую кошку.
Вяло обрадовалось:- О. Верный пёс. Вернулся. На! Кури! - царственно велело, швыряя в Морана коробку сигар.Себастьян так и не сумел уразуметь, как можно настолько себя не любить.