Ощущение взгляда (1/1)
Ощущение взгляда(затылком)Джим прекрасен. Ему этого знать не следует, но он, подлец, знает. И ведёт себя соответственно. Он ведет себя, словно избалованная маленькая шлюшка или дерганная поп-звёздочка из разряда ?постельных?.
Он не знает одного — чем именно прекрасен.
- Меня всегда интересовало, как ты умудряешься сочетать такой искренний комплекс неполноценности с таким всепоглощающим самодовольством, - задумчиво пробормотал Себастьян темному затылку. - Видимо, особенность разболтанной психики.
Затылок даже не дрогнул.Откровенно говоря, большую часть времени Джим отвратителен, как отвратителен всякий обкурившийся травы или обколотый юнец растяжимого возраста ?от восемнадцати до тридцати?. Взгляд плывущий, слюни по подбородку, или эти дикие вопли, или попытки выпрыгнуть из окна (впрочем, зная свою любовь к эпатажу, Джим всегда выбирает для жительства особнячки и коттеджи этажностью не больше двух), иногда удачные, заканчивающиеся наложением швов и некоторыми мероприятиями по реставрации носа.
Частенько Джим отвратителен, как маньяк, тоскующий по жертве в период осеннего обострения. Тогда проступает волчье, уродливое на манерном то ли ирландском, то ли итальянском личике.
Наконец, изредка Джим нестерпимо отвратителен, когда в голову ему окончательно вступает. Сначала мечется, как кот, которому намазали горчицей яйца — день или два. Бегает по дому, хватаясь то за телефон, дергая и нервируя подчинённых, требует внимания к своей персоне: массаж, девочек, почесать пятки, погладить самолюбие, пропеть дифирамб... Говорит: ?А знаешь, Себастьян, я ведь никого не люблю. Даже мать не люблю. Я б её собственными руками придушил, если б надоела...? Затем погружается в меланхолическую апатию, что выражается у него в бездеятельной жалости к себе, бренди из горла и пальбе по предметам искусства. Наконец, Джим приходит в совершеннейший моральный упадок. И этот момент нужно умудриться не прозевать, потому что внешне ничего не меняется — бренди, пальба, иногда ?травка? и ЛСД. Меняется внутреннее состояние этого ублюдочного гения. Он в очередной раз решает умереть. И тут нужно отбирать у него подозрительные порошки, растягивать под окнами защитные сетки, оплатить дежурство реанимационной бригады на весь опасный период. В общем, та еще работёнка. Таким образом, процентов шестьдесят времени собственной жизни засранец Джим бездарно просаживает. Зато остальные сорок...
О, остальные сорок — он прекрасен!Отстраненный блеск вдруг ставших красивыми глаз, потусторонняя вдохновенность лица, торопливое невнимание ко всему, происходящему в обычной, ?физиологической? жизни — Джим отдается нездешнему. Тому, чем во все времена питались гении. И теперь его таланты раскрываются, теперь он фонтанирует идеями, строит империи и рушит чужие замки, куда подальше посылает выпивку и думать забывает о пистолете. Он невыразим, как фантастический единорог.
Да, прекрасен. Если бы у Себастьяна был сын, он любовался бы им так же, как любуется сейчас этим, в общем, чужим и непонятным человеком. Но сына нет.
Есть Джим.- Черт побери, да многие ребятишки, прошедшие Афганистан или Ирак, потерявшие всё и вся, заработавшие невесть какие синдромы — они вменяемей тебя! А ты такой с рождения. Гении, они всегда на голову шарахнутые, - почти с нежностью продолжил Себастьян.
Гений промычал что-то сквозь зубы. Гений опять думал о Шерлоке Холмсе. Быть может, зря тогда случились под рукой фотографии с другим, мать его в душу, гением. До них Джим был просто помешанным, а после сделался помешан на одном-единственном человеке.Промычал еще что-то, набивая текст какого-то е-мейла. Обернулся:- Это будет фантастика! То, что я задумал! Представь себе: один на один! Я и он. И пылающий Лондон. И братец его под ногами не путается. Только представь!Моран представил и содрогнулся. Таким ознобно прекрасным он не видел Джима со времен ?Большой игры?.