Часть 1 (1/2)

У него лицо вытянутое и острое – почти странной формы, оно похоже чем-то на изображение морских тварей из детских страшилок. У него большой рот и тонкие сухие губы, покрытые мелкими трещинками. У него тяжелый взгляд и всегда немного опухшие веки из-за недосыпа. Даже в широкой полосатой кофте его тело кажется непропорциональным и слишком вытянутым. У Макишимы длинные узловатые пальцы, кончики которых всегда холодные, будто он секунду назад вынул руки из горной реки. Если бы водяной решил сойти со страниц рассказов, то выглядел бы он именно так, ведь даже волосы у Юске почти болотно-зеленые.

Тодо позволяет целовать себя глубоко, сам помогает избавляться от одежды и увлекает в сторону дивана. Он притягивает ближе, надавливая на затылок, разводит покорно свои ноги и не сдерживает тихого стона. Макишима до сих пор не понимает восхищения в глазах Джинпачи. Чем оно вообще вызвано? Юске прекрасно знает, что не внешностью – на такое способен только полный извращенец. Может, Тодо как раз из числа подобных? Но думать над этим у Макишимы больше нет возможности. Он возбужден, перед ним раскинувшийся разгоряченный Джинпачи, который смотрит своими темными синими глазами и шепчет что-то совершенно неразборчивое.

Юске вылавливает из нескончаемого потока оно единственное слово – быстрее. Он накрывает ладонью влажные от слюны губы; Тодо наконец-то замолкает, но не прекращает смотреть. Макишима чувствует раздражение и совершает несколько более резких и грубых движений. Зубы царапают кожу, а из груди Джинпачи вырывается болезненный короткий выдох. Но он все еще не делает попытки освободить свое лицо, несмотря на то, что ему становится почти невозможно дышать. Он крепче вцепляется в плечи своего соперника, оставляя на бледной коже отметины, которые завтра станут фиолетовыми пятнами. Эта покорность совершенно не нравится Юске. Почему Тодо так себя ведет? Чего он добивается своим мокрым взглядом?

Макишима отстраняется, решая сменить позу. Теперь Джинпачи сверху на его бедрах, он наклоняется, упирается на жесткий подлокотник и замирает совсем близко к острому лицу.

- Я люблю тебя, Маки-чан.

У Тодо болят ноги, но он продолжает двигаться, насаживаясь на твердый член. Юске начинает ласкать Джинпачи руками, чувствуя приближение оргазма. Он хочет выбросить эти слова из своей головы, а еще лучше - никогда их не слышать.

***

Дождь мелко позвякивает по стеклу. Такая мерзкая погода стоит уже третий день и, судя по прогнозам синоптиков, будет продолжаться еще столько же. Макишиму не волнует, что происходит за окном его квартиры. Его, по правде, даже не волнует, что происходит в квартире. И особенно ему плевать на то, что случается с ним самим. Но, к некоторому неудовольствию Юске, кому-то до сих пор есть дело до его досуга и свободного времени, которое он обычно проводит всегда одинаково.

Вот и сейчас в руках у него электронная книга; холодный синий свет исходит от экрана, заменяя потребность в лампе. В свои двадцать семь Макишима уже успел надеть очки и отучить себя от настоящих книг. Слишком много места занимают они в дорожной сумке – вот его оправдание. Хотя эта самая большая сумка редко бывает даже наполовину заполнена вещами.- Опять сидишь в темноте.

Юске так и не смог за все это время привыкнуть к умению Манами появляться бесшумно и практически незаметно. Да он и не особо старался с этим свыкаться. Он не запрещает Сангаку приходить, не высказывает ничего против, когда тот приносит продукты и принимается готовить что-то на ужин. Макишима, можно сказать, практически живет с этим парнем. Он не спрашивает, что ему нужно и почему Манами приходит сюда. Он не волнуется, когда тот пропадает на несколько недель и отключает телефон. Он не предупреждает о своих внеплановых командировках и не огорчится, если его возвращения никто не станет дожидаться.

Но его ждут. Всегда.

- Ты уже ел?Сангаку не включает свет в комнате, ограничиваясь горящей лампочкой в прихожей. Он подходит ближе, на ходу скидывая тонкую куртку, пропахшую дождем.

- Нет. Там, вроде, еще осталась курица.

Макишима откладывает в сторону книгу и не отворачивается, когда губы Манами на секунду касаются его собственных. Он чувствует их мягкость и одновременно он ничего не чувствует.

- Пойду тогда разогрею.

И Юске кажется, что ничего не меняется. Также звенят капли по стеклу, а он один. Присутствие другого человека выдает только гудение микроволновки и включенный чужой рукой свет в коридоре.***

Утро окрашено мягкими оранжевыми полосами, растекающимися по небу. В горах оно особенное, почти близкое и даже может показаться теплым в лучах пробуждающегося солнца. Но не стоит никогда верить этому обманчивому слепящему свету, в котором на самом деле нет никакого тепла. Только они по непонятной причине решили, что правила писаны для других – и на несколько часов поверили.

- Какой аромат, Маки-чан, - Тодо проводит ладонью над большой кружкой зеленого чая, привлекая к себе тонкую белую струйку пара.

Макишима наблюдает за парнем с мягкого футона. Он не любит ранние подъемы, также, как и слишком большую и активную деятельность в самом начале дня. Когда только Джинпачи успел сходить за чаем и переодеться в юкату? Юске не удивился, если бы узнал, что гиперактивный и заботящийся о здоровье Тодо даже сегодня, в их совместный выходной на горячих источниках, устроил ежедневную пробежку. Макишима приподнимается на локте, прикрывая другой рукой широкий зевок.

- Сколько сейчас?В комнате нет настенных часов, а телефон где-то в кармане джинсов. Джинпачи игнорирует вопрос, так как тот ему не нравится. Юске не хотел спрашивать о времени. Но тогда… о чем?

Сколько сейчас на улице солнца?

Сколько сейчас на небе рыжих и розовых полос?

Сколько сейчас в твоем сердце счастья, Джинпачи?

Тонкая простынь сползает с обнаженного тела. Юске никогда не признается, что ему нравится взгляд, которым на него смотрит Тодо. В его глазах неприкрытое желание смешивается с наивной влюбленностью. В его движениях трогательная забота может в любой момент превратиться в опасную страсть, наполненную укусами и следами от ногтей. Макишиме нравится все это. В реальной жизни он никогда не вел бы себя так смело и откровенно. Настоящий Юске не станет намеренно растягивать момент, прежде чем подойти к своему извечному сопернику. Подойти абсолютно незащищенным – голым. Настоящий Юске скрытный и нелюдимый, он не должен позволять кому-то вот так вторгаться в свою жизнь. Он странный фрик, который любит гравюру и красит волосы в яркие цвета. Только почему-то сейчас от этого самого истинного Юске осталось лишь слабое напоминание в виде спутанных жестких прядей выкрашенных волос. Куда подевалась вся скованность и резкие движения? Почему он чувствует себя почти… в безопасности?

У них есть этот день, а, может, чуть меньше. Сколько? Это ведь в сущности не имеет никакого значения: час, два, десять… или вся жизнь. Итог будет один – все закончится. Непременно закончится, оборвется и, если повезет, забудется. Поэтому Макишима раз за разом убеждает себя, что не будет ни о чем жалеть. Он поддается невесомости времени, которую так милостиво предоставили им горы. Реальность со своим осуждением кажется сейчас слишком далекой – она так низко, у подножия.

Юске прижимается грудью к спине Джинпачи. Он чувствует, как напрягается тело Тодо, и не сдерживает своей улыбки. Здесь он даже может вот так просто улыбаться, не опасаясь косых взглядов со стороны. Он может делать все, что только пожелает, к примеру, положить подбородок на плечо своего друга, обвить Джинпачи своими руками и ногами поперек туловища. Макишима подается еще немного вперед, чтобы вдохнуть совершенно его не интересующий аромат зеленого чая.

- Действительно… вкусно.

Пожалуйста, пусть он окажется неправ. Пусть это длится вечно.

***

Холодный грудной кашель раздается в голове грозовыми раскатами - он похож на удары по деревянной крышке гроба. Макишима помогает Манами принять сидячее положение, неизвестно зачем гладит его по влажной от пота спине. Рядом стакан с растворенным лекарством, которое не поможет, не спасет и не вылечит – только даст короткую отсрочку, маленький перерыв, позволит сделать еще один болезненный вдох.

Доктор сказал, что климат Англии совершенно не подходит для Сангаку. Более того, ему следует как можно скорее вернуться на родину, чтобы еще больше не навредить себе. О болезни Манами Юске узнал через полгода после того, как они уехали из Японии. Но он ничего не предпринял, не сделал правильного выбора, поддался своему оставшемуся эгоизму, из-за которого возникало желание удержать всеми способами рядом с собой человеческое тепло. Хотел ли быть он с Манами? Нет. Нужен ли был ему Манами? Наверное, нет… В то время был лишь всеобъемлющий страх остаться в одиночестве. Тогда он не думал о судьбе юного выпускника Хаконе. Все его мысли были заняты тем, кого он уже никогда не сможет вернуть. Макишима был готов остаться один, совершенно один. И, если признаться, так было бы намного лучше для всех. Не было бы тяжелого дыхания прошлого, которое носил на своих плечах Сангаку. Противоречил ли Юске сам себе? Да. Были ли его желания жестокими? Скорее всего, да… Он не хотел быть счастливым, убеждал себя в том, что ему нет дела до собственной жизни. Но почему-то продолжал цепляться за нее, как за что-то действительно ценное. Позволял Манами раз за разом вытаскивать себя на поверхность, не замечая того, как глубоко на самом деле они уходят под воду. И вот уже в легких одного из них соленая морская вода, а руки оплетены намертво темными водорослями. И эти руки и легкие принадлежат вовсе не Сангаку.

- Возвращайся обратно, - говорит Юске, когда приступ прекращается. Он привычно перебирает короткие пряди волос своего любовника; тот лежит у него на груди.

- Нет, - коротко и тихо отвечает парень. Ему сейчас больно произносить хоть что-то, поэтому он ограничивается одним словом. Больше для Макишимы никогда не требовалось. Всегда требовалось больше.Он знает, что его не прогонят - о нем не волнуются, за него не боятся. Видимо, мальчишка-призрак так и не смог стать кем-то важным для того, в чьем сердце хотел занять особое место. Хоть какое-то место.

Пальцы останавливаются. Юске убирает руку с головы Манами. Он больше ничего не говорит, потому что действительно не переживает. Страдания Сангаку вызывают в нем какие-то чувства, но не боль. Макишима уже давно все пустил на самотек.

***

Его переполняет волнение. Оно смешано с радостью и искрящейся эйфорией. Еще никогда прежде он не чувствовал себя так легко и свободно. Это похоже на взятие контрольной точки, на жаркое состязание с самым сильным противником, только в несколько раз ярче, насыщеннее и… приятнее.

Макишима видит, что Джинпачи уже пришел и ждет его около входа в кафе. Юске начинает нервничать, но отгоняет от себя эти беспочвенные волнения: ничего ведь в сущности неожиданного не произошло. Он сделал то, что был должен сделать. Совершил то, что никогда не думал совершать. И почему-то в душе от осознания собственной смелости разливается мягкое подбадривающее тепло. Сейчас он все расскажет Тодо. Он наконец-то признает, каким был все это время дураком. Он больше никогда не оттолкнет от себя Джинпачи. Никогда.

- Привет, - первым здоровается Юске.

Тодо оборачивается на его голос и улыбается.

- Привет, Маки-чан.

Макишима не замечает, что на этот раз улыбка его друга не такая, как всегда. Он не видит фальши, он опьянен собственным счастьем. Он слишком сильно хочет хоть раз сделать счастливым Тодо.- Джинпачи, я… - начинает было парень, но его останавливает короткий быстрый жест.

- Мне тоже нужно кое-что сказать тебе.

Тодо все ещё улыбается. Макишима все ещё не видит обмана.

- Через месяц я женюсь. Отец уже выбрал невесту. Так будет лучше, верно?Взгляд у Джинпачи синий и страшный. В нем темным омутом стоит горькая вина. Сердце у Юске вдруг становится тяжелым – с каждым словом оно все больше и больше наполняется свинцом.

- Ты ведь сам мне говорил, что мы не можем… Прости.

Какого черта? С каких пор для Тодо появилось что-то невозможное? И когда он же прекратит растягивать свои губы? Кто ему дал право извиняться?

Макишима хочет схватить его за плечи, притянуть к себе ближе и заставить сказать, что все это очередная глупая шутка. Только вот Джинпачи перестает улыбаться. Да и такие жестокие шутки никогда не были в его стиле. И прикасаться к нему Юске больше не смеет.

- Маки-чан, что ты хотел мне сказать? – не выдерживает слишком затянувшейся паузы брюнет.