Умеешь танцевать, Шустряк? (лето после 5 курса) (1/1)

Сова от Наруко прилетела рано утром. Постучалась в окно и безжалостно разбудила после почти бессонной ночи. Ей, конечно, неоткуда было знать, что адресат ужасно устал, — она занималась своей работой и, несмотря ни на что, все-таки была желанной гостьей. Имаизуми всегда торопился, когда дело касалось почты… такого характера. Неважно, кто писал, Наруко или Онода, он с нетерпением ждал их писем и, если по какой-то причине не удавалось распечатать конверт и прочитать послание сразу, начинал нервничать.В этот раз он тоже моментально соскочил с кровати, чтобы сонным и растрепанным открыть окно и впустить в комнату птицу. Сова прыгнула на письменный стол и приподняла лапку, к которой был привязан не конверт, но маленькая, скрученная в трубочку записка. Короткое сообщение в ней было написано чуть более нервным, чем обычно, почерком, но моментально согрело душу и заставило улыбнуться.?Во вторник лучше всего. Буду ждать тебя к двенадцати?, — сказал Наруко в записке, и Имаизуми мысленно отсчитал оставшиеся дни. Еще три. Три дня, и они увидятся.Это было тем еще испытанием, на самом деле. Заставить себя перебороть смущение, забыть про гордость, в которой уже давно не было смысла, — она оставалась лишь тенью старой привычки и все еще имела свою силу. Но они оба хотели встретиться во время летних каникул — это было ясным как день.Еще перед Хогвартс-экспрессом, который отвез всех учеников в Лондон, Наруко намекнул об этом, сказав о том, что его родители собираются работать все лето, из-за чего у них опять обломается семейное путешествие, но это было не таким уж и ужасным упущением, как сказал он позже и многозначительно посмотрел на Имаизуми. Наруко ожидал и был уверен, что мама оставит его дома в качестве наказания за апрельскую выходку, когда они сбежали из школы на метлах, чтобы сделать магический артефакт. Имаизуми внимательно слушал, а когда оказался снова дома, то в первом же письме спросил у Наруко о возможной встрече.План был простым. Выбрать наилучший день, удобный для них обоих, договориться о времени, а потом в нужный момент воспользоваться каминной сетью. Имаизуми знал, что после этого у родителей появятся вопросы, потому что их камин был под наблюдением в целях отслеживания каждого использования, но это не останавливало его — выбора особо не было. Либо встретиться с Наруко таким способом, либо обдумывать более изощренные варианты, либо снова ждать до начала нового семестра, а ждать так долго Имаизуми не хотел.Договориться о дне встречи вышло только к третьей неделе июля. К тому времени тоска по школе и друзьям достигла почти максимального своего уровня, и предвкушение момента, когда можно будет увидеть хотя бы Наруко, стало единственной отдушиной. Каждый день Имаизуми вспоминал о Хогвартсе. Особенно живыми в памяти возникали моменты последних месяцев: их победа в квиддиче, но потеря школьного Кубка, их трудное испытание с созданием артефакта, выбор предметов для оставшихся двух годов обучения, подготовка к СОВ и напряженная сдача экзаменов в присутствии комиссии, обиженные взгляды Наруко, его горячие губы, упрямо целующие, словно назло всему миру. Имаизуми не сопротивлялся. Он чувствовал себя отчаянным безумцем, потерявшим страх быть застуканными, позволял каждый раз, отвечал, подставлял горло под почти опасные клыки. Лишиться этого из-за каникул было равносильным тому, чтобы лишиться воздуха.Результаты экзаменов были высланы письмом не так давно. Имаизуми положил конверт перед родителями, даже не распечатав его, и молча ушел, не дожидаясь последующего разговора. Ему было все равно. Он сдал так, как мог, и в любом случае был практически уверен, что у него высокие оценки. Сказать то же самое про Наруко и Оноду было сложно, конечно, но сил готовиться к экзаменам как следует не было ни у одного из них, включая Имаизуми, так что удивляться, возможно, плохим результатам было бы глупо. Оставалось только надеяться, что оценки этих двоих не настолько ужасны, чтобы это помешало им пройти на выбранную учебную программу, — у Имаизуми определенно не было такой проблемы, зато проблемы были в другом.В Манами, например, или в том, что он не знал, что ему делать с его отношениями с Наруко. Министерство хоть и приняло во внимание новые обстоятельства, они в любом случае слишком долго тянули с решением. До сих пор. Имаизуми понятия не имел, что они делали и о чем думали, — спрашивать у родителей не решался, и только через переписку Наруко и Манами, которая началась после апреля, он мог узнавать о том, что ничего не изменилось. Осознание этого приводило в отчаянную ярость. Имаизуми не хотел признавать, что, возможно, все их старания оказались в итоге напрасными, но пока что ничего другого не оставалось, и он честно не знал, как будет утешать Оноду, если Манами так и не разрешат вернуться в школу.С Наруко тоже было сложно. Неоднозначно. Имаизуми считал, что его не простят за слабость, и Наруко и правда обижался. Обижался, а потом сам перехватывал у туалета или в любом другом месте, где не было людей, обнимал крепко, почти до невозможности вздохнуть, и молчал. Слишком часто молчал. Имаизуми не знал, как это расценивать, не знал, как вести себя, и снова поддавался желаниям, зову сердца, которое требовало сжать в ответных объятиях, уткнуться носом в вымазанные гелем для укладки волосы. В такие моменты становилось легче, но после всегда приходило ощущение обреченности и тоски. Имаизуми не хотел вспоминать о том, что, скорее всего, не осмелится продолжать это после выпуска из школы, не хотел напоминать Наруко об этом, но и забыть не мог. Причин было больше — не только трусость и желание жить спокойно, на самом деле. Манами тоже стал одной из этой причин, и Имаизуми ощущал на своих плечах груз новой ответственности. Нежелательной, но и неизбежной — он не должен был никаким образом провоцировать родителей создавать ненужные проблемы его друзьям. Да, Манами это касалось в первую очередь, потому что Имаизуми все еще не терял слабую веру в то, что они смогут добиться своего.Он не знал, случатся ли изменения к началу нового учебного года, и в ближайший месяц собирался поговорить с родителями. Упрашивать их, если понадобится, делать то, что он так не любил делать. Потому что он должен был им всем. Манами, Оноде. И Наруко.Но сейчас, хотя бы на один день, он хотел подарить себе каплю эгоистичного счастья и с замиранием сердца ждал, когда же будет можно подойти к камину, зачерпнуть летучего пороха и сказать заветный адрес. Имаизуми еще никогда не был дома у Наруко и мог только пытаться представить то, что увидит, но он не сомневался, что картина будет полностью отличаться от того, к чему он привык в собственном доме. У Наруко, скорее всего, будет гораздо теснее. Скорее всего, мебель и вещи будут недорогими, но несомненно создающими неповторимый уют. Об этом можно было догадаться, вспомнив о том, что семья Наруко живет в маленьком городке на самом севере Англии, где освоились почти одни волшебники, — маглов там практически не было, и, судя по всему, жили они достаточно далеко для того, чтобы не видеть, как местные дети волшебников практикуются летать на своих первых заколдованных метлах.У Имаизуми тоже была возможность летать и тренироваться, но он редко подходил к своей метле во время каникул, потому что без Наруко и Оноды все было не так. Без них квиддич словно терял смысл, и было так чертовски обидно из-за того, что Онода не собирался играть в команде в оставшиеся два года учебы. Им требовалось найти кандидатов на роль нового ловца, но незадолго до экзаменов, к счастью, вызвалась пара желающих, среди которых был невысокий третьекурсник и их сокурсница Мики. В начале нового семестра они будут участвовать в отборочных, и у Имаизуми, если честно, от этой мысли внутри что-то неприятно сжималось. Он не хотел перемен, не хотел настраиваться на них, но жизнь безустанно менялась, не спрашивая его желания, и оставалось только пытаться привыкнуть и найти в себе силы принять новую действительность.Когда наконец настало утро вторника, Имаизуми первым делом, спросив у одного из домовиков, убедился, что родители на работе. До их возвращения у него была отличная возможность, чтобы улизнуть из дома и хотя бы несколько часов не думать о том, что они узнали о его отлучении. Они узнают, конечно, но уже вечером, и тогда он придумает, как разобраться с проблемой. Сейчас же все мысли были только об одном, и они захватывали так сильно, что мешали сделать даже самые обычные вещи, такие как завтрак или выбор одежды: пока он намазывал хрустящие тосты ореховым маслом, вскипел заварочный чайник из-за хаотичного выброса магии на почве волнения, а когда он попытался найти любимые и самые удобные брюки, у него совершенно вылетело из головы, что вчера он сам отдал их домовому эльфу для стирки.Имаизуми уже думал, что не успеет к назначенному времени, но кое-как все-таки взял себя в руки и быстро привел свою одежду в порядок. Самым трудным после этого стал путь до одной из гостиных на первом этаже, где находился подключенный к сети камин. Там Имаизуми разжег огонь, взял с полки вазу с летучим порохом и прежде, чем насыпать себе в ладонь, глубоко вздохнул. Он ведь не делал ничего, что требовало бы такой нервозности, ну в самом деле. Чувствуя себя ужасно глупо, он раздраженно пригладил волосы и наконец перевернул вазу. Пороха оказалось слишком много, часть его высыпалась на пол. Имаизуми чертыхнулся и бросил в огонь полную горсть, которая мгновенно окрасила его в зеленый. От полыхнувшего пламени почему-то появилась смелость, и шагнуть в камин получилось даже с уверенностью. Имаизуми назвал адрес — и его тут же закрутило. Он, на самом деле, не любил такие путешествия (да что говорить, вряд ли кому-то они могли прийтись по вкусу), но на другом конце пути ждал Наруко, и это оттеснило собой любые неприятные ощущения.Когда все закончилось и Имаизуми шагнул вперед, чтобы выйти в другом месте, первое, на что пришлось обратить внимание, — это запах свежей выпечки. Он открыл глаза, которые зажмурил покрепче, чтобы не попала зола, и практически сразу столкнулся с недовольным взглядом. Наруко стоял прямо перед ним. С возмущенным видом и сложенными на груди руками. Он был такой… родной и непривычный одновременно. Взъерошенный и в дурацкой одежде, так напоминавшей магловскую, в которой иногда ходил Онода.— Что? — обескураженно спросил Имаизуми, начиная чувствовать себя неловко. — Смотришь на меня так, будто я твою метлу уронил.Наруко дернул бровью. Так, будто предупреждал о нападении, а в следующую секунду и правда сорвался с места. Имаизуми не успел даже отступить назад — Наруко набросился на него, запрыгнул, крепко обнимая руками за шею, а ногами обвивая талию. Имаизуми покачнулся от такого рывка, на автомате схватил, прижимая Наруко к себе еще сильнее, и уткнулся в его волосы за ухом, наконец начиная осознавать. Он рядом. Это реальность, и он рядом.— Ты опоздал на две минуты, придурок, — недовольно буркнул Наруко, и Имаизуми понял, что не может сдержать улыбки. Господи, да он был готов умереть от счастья.Наруко висел на нем, наверное, еще целую минуту или две, и только когда он соизволил отцепиться и встать обратно на пол, Имаизуми смог быстро осмотреться. Он оказался в небольшой комнате, напоминающей гостиную. Потолок был намного ниже, на стенах обои теплого персикового оттенка с замысловатым завивающимся узором, а коричневые кресла и диван подраны кошкой в некоторых местах. Кстати, о кошке: Драконий Коготь тоже была здесь. Сидела на подлокотнике, подогнув лапы, и будто тоже готовилась к прыжку. Она смотрела на гостя с любопытством и сильно размахивала рыжим хвостом.— Сюда глаза, — строго сказал Наруко, схватив Имаизуми за щеки и развернув его лицо к себе.Имаизуми столкнулся с требовательным взглядом, но Наруко вдруг закрыл глаза и потянулся вверх. Поняв его без слов, Имаизуми наклонился и позволил их губам встретиться. Поцелуй получился каким-то торопливым и жадным — Наруко слишком резко отстранился, шагнул назад, и только после этого откуда-то издалека послышался знакомый топот.— Шунске! — с задорным криком ворвался в комнату Шинго.Он налетел на Имаизуми практически так же, как его старший брат минутой ранее, разве только не запрыгнул сверху, но руками обнял все равно довольно крепко.— Э… привет, — растерянно сказал Имаизуми, не ожидая увидеть кого-то еще так скоро.— Я знал, что ты придешь в гости! Это так круто!— Знал? Правда?— Ага! Шо так сильно ждал кого-то этим утром — я сразу подумал про тебя! — радостно сказал Шинго, и покрасневший Наруко, схватив его за ворот одежды сзади, оттянул назад.— Эй, не выдумывай! Ничего подобного не было! И маме ни слова, ты меня понял?Шинго смешно завопил, пытаясь вырваться и убежать, когда Наруко принялся щекотать его, а Имаизуми смог заметить еще кое-кого. Третьего брата, который был на год младше и, кажется, чуть пониже Шинго. Он стеснялся и только немного выглядывал из-за дверного косяка, на что Имаизуми снова не смог удержаться от улыбки.— Ты полетаешь со мной на метлах? Мы можем поперекидывать мяч! — снова отвлек Шинго, начиная дергать Имаизуми за рукав рубашки.— Еще чего! Он ко мне пришел, а не к тебе! — возмутился Наруко, снова оттаскивая брата подальше. — Вы двое останетесь на кухне и будете на стреме.— Ну Шо! — обиженно простонал Шинго. — Так нечестно! Почему мы должны?— Потому что в сентябре я отдам вам свои карманные деньги на месяц, — раздраженно сказал Наруко, и Шинго быстро переменился в настроении.— По рукам! — ответил он, побежав к выходу.Схватив младшего брата за руку, он быстро исчез, оставляя Имаизуми и Наруко снова вдвоем. Топот ног вскоре затих, снова стало спокойно, хотя румянец на щеках Наруко никуда не делся.— Подкуп, значит? — ухмыльнулся Имаизуми.— А ты хотел провести весь день с ними? — обиженно фыркнул Наруко, отвернувшись.— Я был бы не против, — ответил Имаизуми, шагнув к нему и сжав пальцами одну из торчащих красных прядок. — Но с тобой я хочу больше.Наруко повернулся, чтобы ответить возмущенным взглядом, но быстро улыбнулся и, взяв Имаизуми за руку, пригласил пойти за собой. Имаизуми последовал молча и без сопротивления. И пока они шли через комнату и к лестнице на второй этаж, он наконец начал замечать больше. То, что в доме и правда своя особенная атмосфера, то, что здесь просто куча разнообразных вещей по всем углам, много игрушек, а еще цветов. Мама Имаизуми цветы не любила — в их доме всегда был строгий порядок и каждая вещь сочеталась с другой, но в доме Наруко все было совсем наоборот. Этот очаровательный беспорядок рождал в душе самые теплые чувства, и хотелось рассмотреть весь дом в мельчайших подробностях, но Имаизуми старался не наглеть.Наруко провел его в свою комнату по темной ковровой дорожке — третья дверь от лестницы направо, и Имаизуми словно попал в другую реальность. Нет, вообще, он ожидал чего-то подобного. Красного цвета, множество самых разных размеров фигурок драконов, которые двигались, а один даже летал под потолком. Стены тоже ожидаемо были завешаны плакатами сборной Англии, за которую Наруко болел, — участники команд в красно-белом мчались на своих быстрых метлах, отдавали друг другу пасы или выполняли какие-то показушные трюки. Чемодан, с которым Наруко всегда ездил в школу, валялся открытым возле стены, изнутри торчали книги и пергаменты, словно его бросили здесь с самого начала июля и забыли. ?Молния? стояла в почетном месте возле изголовья кровати, рядом на полу — тоже открытый набор для ухода за метлой. Биты загонщика хранились в специальной сумке, но парочка все же беспечно валялась на полу возле высокого деревянного шкафа, на дверках которого оказались забавные зачарованные зеркала — Имаизуми увидел свое отражение неправильно: у него почему-то были зеленые волосы, а цвет кожи и вовсе стал каким-то ярко-розовым.— Комната, конечно, не супер, но что есть, — неловко рассмеялся Наруко и, взяв с кровати журналы, переложил их на заваленный всяким барахлом письменный стол. Он задел парящую над столешницей толстую красную птицу, и та завопила противным голосом время.— Это же твоя комната, — ответил Имаизуми, пожав плечами. — Мне бы она в любом случае понравилась.— Не знаю, — сказал Наруко, останавливаясь возле окна и одергивая прозрачную занавеску. — Честно, не хотел приглашать тебя сюда. Здесь… не самые лучшие условия для кого-то вроде тебя.— О чем ты? — спросил Имаизуми, подходя ближе. — Снова намекаешь на мое происхождение?— Я не собирался тебя обидеть, — ответил Наруко, ненадолго взглянув на Имаизуми. — Это не к тому. Просто я знал, что твое присутствие здесь напомнит мне о том, насколько в разных мирах мы живем.Имаизуми посмотрел в окно и увидел на заднем дворе дома небольшой огород с ухоженными грядками, который заканчивался зеленой лужайкой и деревянной оградой. Когда он смотрел в свое окно, то видел роскошный сад, раскинувшийся во все стороны от поместья.— И тебя это беспокоит? — тихо спросил Имаизуми.— Я думал, что это побеспокоит тебя, — сказал Наруко, опуская занавеску. — Не знаю, как показывать тебе все это.— Ты вовсе не должен, — вздохнул Имаизуми. — Я пришел не для того, чтобы рассматривать твой дом и его окрестности. Было бы здорово прогуляться по улице, но у меня… мало времени, и я не думаю, что в ближайшее время…— Я понял, понял, — перебил Наруко, уткнув кулак в его грудь. — В ближайшее время мне тебя не ждать. Да, я тоже хочу провести с тобой время там, где нам бы никто не помешал. Хочешь есть?Имаизуми слабо улыбнулся.— Нет. Я завтракал недавно. Может быть, позже.— Позже так позже, — фыркнул Наруко и снова пошел к своей кровати. Он уселся на пушистый красный плед, подогнув под себя ногу, и поманил Имаизуми пальцем. — Списывался с Сакамичи?— Да, один раз. Ничего хорошего, — кивнул Имаизуми и тоже опустился на кровать напротив Наруко. — Про экзамены он даже не сказал ничего.— Про мои и не спрашивай, — поморщился Наруко, отворачивая лицо и глядя на один из плакатов, на котором под светом мелькающих огоньков улыбался загонщик английской сборной и подкидывал в воздухе биту.— Мои ожидания оправдались? — чуть улыбнулся Имаизуми, хотя вряд ли здесь был повод для веселья.— Я думал, я буду под домашним арестом неделю, но мама, увидев оценки, оставила меня на все лето! Представь, что там!— Но тебя ведь перевели на шестой курс?— Конечно, перевели. Иначе я бы сейчас уже искал себе работу, а не сидел дома. В квиддич берут тупых? — спросил Наруко.— Я бы точно не взял, — ответил Имаизуми, и они усмехнулись друг другу.— Не знаю, как ты, а в Министерство я точно работать не пойду, — фыркнул Наруко, все еще улыбаясь. — Судя по всему, там одни отъявленные тормозы.— Это из-за Манами?— Ну да. Из-за кого еще? Нет, я серьезно, не понимаю, чего тянуть резину? Они могли бы принять уже хоть какое-то решение!— Да, с этим я соглашусь, — напряженно кивнул Имаизуми. — Я не знаю, что сейчас происходит в Министерстве, но собираюсь поговорить с родителями. Ждать дальше нет смысла.— Правда? — моргнул Наруко. — А ты не…— Я боялся, как бы не сделать все хуже, но совсем скоро август, а потом и начало нового учебного года.— Ага. Мелкий уже получил свое письмо. Скоро и мы получим про новые учебники... Спасибо.— Не благодари, я еще ничего не сделал, — попросил Имаизуми.— Все равно, — мотнул головой Наруко. — Ты знаешь, сколько это значит для меня.— Я знаю, — слабо кивнул Имаизуми. — И лучше бы ты перестал винить себя. На тебя влияла магия и только. Ты бы не был…— Таким говнюком с Манами? — усмехнулся Наруко.— Таким говнюком с Манами, — согласился Имаизуми, невесело улыбнувшись. — Тем более он не злится и не обижается на тебя. Я ведь правильно понял?— Ну да. Иначе он бы мне, наверное, не писал, — пожал плечами Наруко. — Мы вроде неплохо общаемся теперь.— Это должно тебя немного успокоить, — сказал Имаизуми, наклонив голову в сторону.— Не делай так, — выдохнул вдруг Наруко, перемещаясь вперед, и Имаизуми почувствовал, как жесткие пальцы сжимают пряди на затылке и слабо оттягивают вниз.Пришлось немного запрокинуть голову, а Наруко смотрел прямо в глаза, наступив коленом на бедро Имаизуми.— Как?— Не будь таким красивым, Шунске, — попросил Наруко тихо и словно с отчаяньем. — Я не могу… думать. Не могу соображать. Это просто отключает меня. От всего.— И что ты собираешься делать с этим? — произнес Имаизуми, когда Наруко практически прижался к его губам своими.— Хотел бы я знать, — ответил Наруко и подарил медленный, совсем целомудренный поцелуй. — Ты как слишком дорогой подарок на витрине. Что я могу сделать? Потрогать и уйти?Имаизуми непроизвольно задержал дыхание, закрыл глаза. Услышать подобное сравнение оказалось выше его сил. Всколыхнуло все самые болезненные чувства на глубине души. Безысходность и сожаление, от которых он так хотел избавиться, но не мог. Он должен был учиться мириться, должен был сражаться с собой.— Не… говори… — тихо сказал он, чувствуя, как начинает дрожать.— Я знаю, — ответил Наруко, отпуская и отстраняясь.Он поднялся с кровати и зачем-то снова подошел к окну. Оказалось, на подоконнике стоял небольшой радиоприемник, — Имаизуми не заметил, когда был рядом, а теперь Наруко взял его и принес к кровати.— Трансляция, должно быть, уже началась. Сегодня ?Холихедские Гарпии? играют. Хочешь послушать? — тихо спросил он, держа радио в руках.— Да, давай, — согласился Имаизуми, отодвигаясь немного в сторону.Наруко поставил приемник на середину постели — тот сразу наполовину утонул в ворсе яркого пледа, но, к удивлению, не упал.Имаизуми старался не двигаться, пока Наруко настраивал нужную частоту. Радио тихо шипело, иногда прерываясь голосом или музыкой, и от всей этой ситуации становилось очень странно. Имаизуми не знал, почему чувствует себя так, и не хотел омрачать такой день любым дискомфортом. Это было бы слишком обидно, только вот Наруко больше не смотрел на него, не поднимал взгляда, словно что-то скрывал.Когда нужный канал был найден, комната наполнилась оживленным голосом диктора, и Наруко быстро убавил громкость.— Я тихо включу — вдруг что. Маман иногда возвращается раньше, но я надеюсь, сегодня до вечера не придет.— Хорошо, — ответил Имаизуми. Комментатор тем временем объявил ?потрясающий заброс квоффла? охотницей ?Гарпий?. Да, именно охотницей — пришлось вспомнить, что эта команда выделалась тем, что в ней всегда играли только девушки. Наруко это нравилось, поэтому он обычно не пропускал трансляцию их матчей.Скинув кроссовки, он уселся на кровати удобнее, скрестив ноги, и первые минуты они просто слушали игру, глядя на приемник, что было снова так странно. Если они включали трансляции по радио в спальне в Хогвартсе или слушали в гостиной факультета, Наруко никогда не сидел спокойно — при каждой возможности он орал, смеялся или перебивал диктора так, что было непонятно, что произошло дальше. Вместе с ним обычно никто не хотел слушать радио, но сейчас его поведение было совсем другим. Он молчал даже при напряженных моментах, и Имаизуми ловил себя на мысли, что хочет попросить его сказать хоть что-то.Тем не менее он не осмелился. Он тоже молчал, иногда менял позу, чтобы ноги не затекли, а потом вдруг почувствовал, как ладони коснулось что-то теплое. Еще пара секунд — и Наруко сжал пальцы, почти сдавливая ими пальцы Имаизуми, но быстро расслабляясь. Имаизуми ответил ему похожим жестом и почувствовал минутное облегчение. Так было лучше. Когда Наруко держал его, когда наполнял момент смыслом и заставлял поверить, что все будет хорошо.Хорошо. Все будет хорошо, — мысленно повторил себе Имаизуми и понял, что еще никогда в жизни не обманывал себя настолько ужасной ложью. Ему не суждено было получить то, что он желал всем сердцем, и как же больно было сидеть в этой комнате, на этой кровати, сжимать ладонь Наруко и думать о том, что это в последний раз. Он не вернется сюда. Они не вернутся сюда вместе. Потому что жизнь была гораздо сложнее, чем он мог представить себе раньше. Потому что любовь, как оказалось, не могла стать лекарством от всех проблем, даже если ее было целое море. Огромное море, в котором Имаизуми захлебнулся и утонул. В которое он так не хотел затягивать за собой Наруко — хоть у одного из них должна была быть такая жизнь, в которой ни о чем не жалеешь.Имаизуми действительно хотел этого и знал, что должен остановиться. Разделить их, держать дистанцию. Умирать внутри себя каждый день из-за этого в надежде, что когда-нибудь станет легче.Наверное, большая часть матча была прослушана. Счет перевалил за отметку в семьсот очков у одной из команд, а они с Наруко уже не сидели, а лежали, уместившись на узкой кровати друг напротив друга и держа посередине приемник. Когда игра закончилась, Имаизуми зашевелился, потому что его плечо затекло. ?Гарпии?, к сожалению, не выиграли, но Наруко это, кажется, ничуть не расстроило — он схватил радио и принялся настраивать другой канал. Имаизуми не спросил, какой именно. Ему хотелось узнать, сколько сейчас времени, и одновременно он хотел забыть о времени вообще. Остаться здесь насовсем, выпавшим из реальности, но с ним. С Наруко.— Не хочешь размяться?Имаизуми открыл глаза и увидел приподнявшегося Наруко и таинственную ехидную улыбку на его губах.— Размяться? — сонно спросил Имаизуми, и Наруко прибавил громкости, давая различить знакомую ритмичную мелодию из приемника.— Да, у меня все тело ломит, — усмехнулся он, поднимаясь с кровати, и потащил Имаизуми за собой.Делать было нечего — пришлось кое-как встать и ждать разъяснений. Только вот Наруко не спешил их давать — стоял напротив и так близко, что Имаизуми мог ощущать его теплое дыхание на своей шее.— Ты умеешь танцевать, Шустряк? — со смешком спросил Наруко, положив одну ладонь на талию, а другой проскользив по груди, разглаживая ткань рубашки.— Что? — против воли улыбнулся Имаизуми. — Под такую музыку — точно нет.— Извини — вальса не нашел, — ответил Наруко и сделал настойчивый рывок в сторону, призывая двигаться.Пришлось поднять руки, чтобы взяться за его плечи и не упасть. Наруко тихо засмеялся, переместил обе ладони на талию Имаизуми, обнимая, и они, словно придя к немому соглашению, пару раз медленно покружились.Песня была неловкой для танца и почему-то навевающей тоскливые чувства, несмотря на веселый мотив. Девушка тянула на французском слова в микрофон (?нет, я ни о чем не сожалею?), и выглядели они с Наруко со стороны наверняка ужасно глупо — Имаизуми задумался об этом только на пару секунд, а потом в голове стало абсолютно пусто. Какая разница, если никто не смотрит? Какая разница, если заниматься глупостями с любимым человеком так здорово?— ?Вся моя жизнь и вся радость моя здесь — с тобой?, — пело радио, завершая песню, которая заканчивалась так неумолимо быстро.Имаизуми снова улыбнулся, закрыв глаза и прижавшись щекой к волосам Наруко. Он почти не чувствовал, как они двигаются, обнимаясь, а осознание почти душило его.Любимый. Любимый. Мой любимый.Хотелось смеяться и плакать одновременно. Имаизуми с трудом подавил в себе эмоции и осторожно переместил руку, чтобы взять Наруко за подбородок, поднять к себе его лицо и поцеловать.Но раньше, чем он успел это сделать, в дверь постучали. Они оба вздрогнули — из-за музыки Наруко, видимо, тоже не услышал шагов. Он рванул к радио, чтобы выключить громкость, и в этот момент дверь открылась, явив помешавшего. Имаизуми уже видел ее. Видел и хорошо запомнил, потому что впечатление осталось надолго, даже если тогда то был просто боггарт. Но сейчас-то… настоящая.— Прости, Шо, я пытался ее задержать! — подал голос прибежавший Шинго, и хозяйка дома сложила руки на груди точно так же, как это любил делать Наруко.— Я не помню, чтобы разрешала гостей, Шокичи, — сказала она, и ее голос показался даже приятным в отличие от того раза, когда ее облик принял боггарт и начал орать.— Но ты и не говорила, что их нельзя, — неловко посмеялся Наруко, поднимая с кровати радио, чтобы поставить его обратно на подоконник.— Справедливо, — ответила мама Наруко и неожиданно для Имаизуми слабо улыбнулась. — Твой школьный друг?— Угу. Это Шунске…— Что ж, Шунске, — сказала она, убрав прядь длинных, таких же ярких, как у Наруко, волос за ухо, — Имаизуми показалось или этот жест был кокетливым? — Не торопись домой, я угощу тебя ужином.Имаизуми даже не успел придумать, что ответить. Так и остался стоять ошеломленным на пару с Наруко, когда его мама просто развернулась и ушла, больше ничего не сказав. Шинго пискнул тихие извинения, приведя их в чувство, и Наруко ехидно ткнул Имаизуми локтем.— Круто, правда? Ты нравишься всем Наруко без исключения.Имаизуми только открыл рот и тут же его закрыл, чувствуя себя крайне неловко.Он не стал уходить раньше, чтобы не показать себя с дурной стороны, и ему действительно пришлось ужинать в такой непривычной обстановке и непривычной компании. С мамой Наруко и ее тремя сыновьями. Сложно было сравнить с его обычными семейными ужинами или когда родители приглашали в гости очередных богатеев. Не было никакой скованности и сдержанности, которой обладало все окружение родителей Имаизуми, никто не следил за громкостью своего голоса. Все могли спокойно смеяться или шутить, прямо как за гриффиндорским столом, и даже если еда была простой, Имаизуми был почти в восторге от такого времяпрепровождения.Но все хорошее рано или поздно заканчивается. За окнами потемнело, и пора было отправляться домой, потому что родители тоже должны были уже вернуться, а могли и быть близки к решению прийти за ним, что было бы крайне нежелательно. Пришлось быстро прощаться и извиняться за использование камина. И единственное, о чем Имаизуми жалел, было лишь в том, что не удалось поцеловать Наруко перед уходом. На прощание, которое могло бы стать концом, но в итоге стало тем, к чему Имаизуми еще не был готов. Он не мог отпустить Наруко так скоро и, когда зачерпывал из чаши летучий порох, мысленно обещал себе сделать это в следующем учебном году.В гостиной, куда он переместился, было темно и тихо. Имаизуми уже обрадовался, что родители задержались на работе и что они вообще, может быть, не будут проверять сегодня учет путешествий через их камин, — тогда у него появится шанс встретиться с Наруко снова, но хорошие мысли оборвались, стоило ему только направиться в главную гостиную. Оттуда были слышны голоса — Имаизуми узнал их и чертыхнулся, понимая, что теперь не отделается так просто. Он хотел развернуться и подняться к себе по другой лестнице, но его шаги тоже были услышаны.— Подойди сюда, Шунске, — позвала его мама, и Имаизуми заставил себя подчиниться.Он вошел в новую огромную комнату. Богатую, холодную, такую отталкивающую после того скромного уютного дома, в котором он побывал. Его родители были здесь. Сидели в креслах возле камина. Отец с газетой, мама с книгой. Такие холодные и отталкивающие, как и весь этот дом.— Что такое? Захотелось подышать… северным воздухом? — спросил мама, подцепив с журнального столика пергамент и почитав на нем что-то.— Я был у своего друга. Это запрещено? — ответил Имаизуми, пытаясь сдержать нарастающее раздражение.— Наруко, — произнесла мама спокойным тоном, и Имаизуми захотелось заставить ее никогда больше не называть эту фамилию. Не пачкать ее своим высокомерием и отвратительной тщеславностью. — Маленький запущенный городок, муж и жена, у которых в распоряжение лишь одно кафе, которым они зарабатывают на жизнь. Четверо детей, — последнее мама произнесла с наигранной ноткой удивления и добавила: — Смело.— Да какая тебе разница? — огрызнулся Имаизуми.— Я просто так, Шунске, — ответила мама. — Я уже приняла в расчет твою неразборчивость. Разница лишь в том, что мы с твоим отцом не уверены, что хотим, чтобы ты общался со своими испорченными друзьями вне твоей испорченной школы. Ты ведь знаешь, как сложно нам было решиться позволить тебе доучиться в Хогвартсе?— Перестань, — поморщившись, попросил Имаизуми. — После выпуска я сделаю все, что нужно, а сейчас оставьте меня в покое уже.— Советую тебе говорить в более вежливом тоне, с учетом тех уступок, на которые мы пошли ради тебя, — хмуро отозвался и отец, не отрываясь от газеты, и Имаизуми закусил губу.— Этого не…— Недостаточно, хочешь сказать? — спросила мама и, отложив книгу с пергаментом, наклонилась в кресле немного вперед. — Насколько я помню, ты очень жаждал освобождения того мальчика. Сангаку Манами.— И этого так и не случилось, — ответил Имаизуми, посмотрев на мать. — Министерство ничего не решает.— Но вы, как теперь многие считают, создали действительно удивительную вещь, — как бы невзначай сказала мама, качнув ногой. — Магический артефакт работает как часы. Просто поразительно, что он может пропускать через себя вредоносную магию обскура и полностью обезвреживать ее. Возможно, мы… были слишком строги с тобой, ведь это гениальное создание, пусть даже сделанное омерзительным способом.— К чему ты клонишь? — спросил Имаизуми, пытаясь понять, зачем ему все это говорят сейчас.— К тому, что Министерство приняло решение, — ответил отец, опуская газету. — Он вернулся домой. Сегодня.— П-правда? — задохнулся Имаизуми.— Нет смысла лгать.— Но это… То есть он вернется и в Хогвартс?— К сожалению, — сказала мама и поджала губы. — Мистер Вандеринг, отец твоего друга-полукровки, оказался весьма настойчивым. Он был готов пойти на любые меры, чтобы обеспечить возвращение мальчика-обскуриала в школу. Я даже не хочу думать…— Он давно пользуется доверием министра магии, — оборвал ее отец. — Не стоит считать, что у него дурные помыслы, — он просто проникся жалостью к ребенку, не более. Нам всем его жаль, если отбросить предрассудки.— А своего магловского ребенка он не пожалел, когда отказался от него? — парировала мама, с презрением фыркнув.— Все допускают ошибки, — спокойно сказал отец. — Но раскаянье позволяет очистить душу.По виду мамы нетрудно было сказать, что она никак не восприняла эти слова, хотя и решила промолчать. Имаизуми же стоял ошеломленным и не способным поверить в происходящее. Неужели получилось? Их мучения окупились?Волна слепой радости поднялась в нем и затмила все негативные чувства, связанные со встречей с родителями. Возвращаясь к себе в комнату, Имаизуми дрожал, и все валилось у него из рук, когда он открывал ящик в столе, чтобы достать пергамент и чернильницу.Многие вещи в жизни менялись. Многие происходили безвозвратно, как выпуск Тешимы и других семикурсников или закрепление за Имаизуми должности капитана команды. Неотвратимое приближение собственного окончания школы и приближение новой жизни, серьезной и совсем несчастливой. Но одной вещи уготовано было вернуться обратно. И заключалась она в том, что уже совсем скоро Имаизуми вновь увидит Сангаку Манами среди учеников Хогвартса.