Серия седьмая. Про человеческие недостатки. (1/1)

С самого утра дорогу застилает туман, густой, как мокрая марлевая тряпка, наброшенная на стекла. По трассе можно ехать только с черепашьей скоростью, края дороги едва заметны — мелькают черно-серыми полосками металлического ограждения, ребрами старых, местами ржавых заборов.Днем, когда туман вроде бы слегка редеет, погода более солнечной не становится. Небо хмурится, давит тяжелыми дымными тучами. И в конце концов, уже к сумеркам прорывается, как застарелый гнойник, обильным дождем, прибивающим к земле и туман, и грязь дорожной пыли, и сухие листья с травой.Фургон еле тащится — бензобак почти пуст, и колеса по мокрому асфальту ходят так неровно, что пришлось сбросить скорость до минимума, чтоб не вкатиться на повороте в придорожный кустарник. Покрышки давно уже почти лысые.У руля сейчас Шери, часа два назад сменивший Арти, сейчас дремлющего в салоне на кушетке. Каллен курит на пассажирском сидении, недовольно шипя на брызги, попадающие ему в лицо из щели приоткрытого окна. Шеридан почти наугад протягивает руку, отобрав у Кэла сигарету, затягивается, следя за дорогой и свободной рукой придерживая руль. Сейчас трасса почти прямая, так что можно изредка отвлекаться, не рискуя потерять управление.— Жрать охота... — Каллен ждет, когда ему вернут сигарету, делает последнюю тягу и выбрасывает окурок в окно, сразу поднимая стекло.— Через пару километров на карте бензозаправка... Можно будет заправиться и перехватить заодно чего-нибудь... — Шери плотной струйкой выдыхает дым изо рта, меняет руки на руле, локтем левой упираясь в узкий бортик дверцы у самого стекла.Он сам хочет даже не есть, а в душ — дня три уже, наверное, они едут "туда, не знаю, куда", и умываются только на заправочных станциях да в туалетах кафешек.Вся терпимость Шеридана, бывшая с ним последний год, пока они колесили по штатам — она начинает стремительно испаряться. Он уже готов снова искать работу — как-то не возникает сомнений в том, что из клиники его давно уволили. Просто потому, что мобильный остался дома, и совершенно бесполезно вспоминать, когда был последний разговор с начальством. И потому что все мыслимые и немыслимые сроки давным давно истекли. Будь он трижды талантлив и четырежды незаменим — он не длань Господня. Ждать его так долго никто не будет.Разговор не клеится, а радио шипит помехами из-за сильного дождя, поэтому они выключили его, и теперь кроме мурлыканья мотора и шума лупящих по крыше капель их ничего не отвлекает. Каждый, кажется, занят своими мыслями, они даже смотрят в разные стороны — Шери на дорогу, а Каллен куда-то за боковое стекло, в подернутую дождевой дымкой бурую степь. Только Арти едва слышно сопит за нитками разноцветных бус, закрывающими вход в спальную часть фургона.На заправке они тоже расходятся в разные стороны. Кэл идет внутрь, в кафе, заказывать им ужин. А Шеридан к окошку диспетчера — рассчитываться за бензин. Оба они какое-то время заняты — где-то в ярком свете, за стеклянными витринами Кэл ждет, пока приготовят сандвичи; а Шери вскоре снова на водительском месте, отъезжает немного вбок, чтоб освободить место у колонки. Закуривает, откинувшись на спинку сидения и прикрыв глаза.Он успевает почти задремать, когда дверца салона распахивается, Каллен взлетает на свое сидение, швырнув в салон бумажный пакет.— Трогай! — Выкрикивает ничего не соображающему Шери, захлопывает дверцу, повторяя взахлеб, — Трогай, блядь! Трогай, ну?!И пока Шеридан заводит мотор, из кафе — он едва это замечает в боковом зеркале — выбегают двое копов, вскидывая стволы. И стреляют в их фургон, прямо в его черную задницу, в закрытые изнутри дверцы. И Шери сжимается на сидении, выворачивая руль и с места стартует в максимум скорости, по скользкой дороге вымахнув сразу на середину трассы — слава богам, она сейчас пуста, иначе они разбились бы в блин, в лепешку. В гармошку жатого, гофрированного метала в праздничной россыпи стекла и цветного пластика.А где-то сзади загораются яркие огни полицейских мигалок — хорошо, что машина только одна. Плохо, что она вообще есть. Потому что Шеридан напуган до полусмерти. Ладони холодные и мокрые.Фургон вихляет по мокрому асфальту, и сворачивая на развилке, Шери достаточно хорошо соображает, чтоб не включать фары и габаритники, но ему от того только хуже — он совершенно ничего не видит впереди, и только жмет на газ, истерично выворачивая руль, пытаясь хоть как-то сохранить прямую.И не получается. Потому что фургон заносит, разворачивает, и он скатывается вниз по насыпи, прямо на крутом повороте съезжая в кювет, в какую-то канаву и кусты. И, кажется, они все четверо истошно орут — Шери напугано, Каллен восторженно, Арти матом, а фургон — судя по всему, от боли. Потому что проходит еще доля секунды, и он носом въезжает в ближайшее дерево.И, наверное, сам Господь Бог закрывает их своей рукой — от копов, потому что машина проносится мимо, воя на ходу сиреной; от взрыва, потому что мотор глохнет, и только дымится что-то густо под капотом; от травм, потому что — пусть они все оглушены, но отделались только синяками да шишками.Несколько безумно долгих минут в салоне фургона очень тихо. Только дождь стучит по крашенному в черный цвет металлу крыши. Шуршит над ними крона дерева, в которое они врезались.— Бля~а... — Хрипло, распевно стонет Каллен, и такое впечатление, что стонет от удовольствия, а не от боли или с перепугу. Ругательствами выплескивает едкий тяжелый страх, спертым комом стоящий в легких и бьющийся заполошно в венах.— Что ты натворил?.. — Шеридан тоже хрипит. Откидывается на спинку сидения, закрывает глаза. Из носа хлещет кровь — если он не сломал его, это будет чудо. Потому что об руль его приложило смачно.Каллен молчит, и только шумно, влажно дышит, дико улыбаясь, тоже полулежа на своем сидении. В темноте этой улыбки совсем не рассмотреть.— Какого хрена ты натворил?! — Срывается на крик Шери, рванувшись к Кэлу, вцепляясь в его толстовку, дернув на себя. Каллен заливисто, будто пьяно хохочет, отбиваясь скорее шутя, явно не чуя ничего опасного от обычно тихого и ласкового Шери. А того душит слепая, не находящая выхода ярость.Они вываливаются через боковую дверцу из салона — Кэл открыл ее, рванулся наружу, не рассчитав. И Шери, применявший слишком большое усилие, чтоб его удержать, уходит следом, зацепив коленом ручку передач, приземляясь в мутную грязную лужу, прямо поверх Каллена.И это даже не драка — это избиение, потому что Кэл даже не сопротивляется, он просто закрывает голову руками и пытается отползти от злющего Шеридана куда-нибудь подальше. И сверху льет дождь, и уже через десяток секунд они оба грязные и мокрые до нитки — никакого душа не надо.Арти оттаскивает Шери в сторону, валит в ледяную воду, кричит что-то в лицо. А у Шери перед глазами бешеная муть, и во рту солоно.Где-то сбоку стонет Кэл. Тихо, беспомощно скулит.И пока Шеридан лежит, закрыв глаза, остывая под проливным дождем, совершенно не в силах двинуться — так дрожит все тело — от холода, и отступающего страха, и злости... Арти пытается выяснить, что же вытворил Кэл.Тот невнятен до крайности. Губы разбиты, и, повозившись языком во рту, он сплевывает осколок переднего зуба, одной рукой держась за ноющие ребра, согнувшись пополам и продолжая сидеть на месте.А потом Шеридан, кое-как преодолев расстояние между ними, прямо так — на коленях, обнимает шалого, затравленно глянувшего на него Кэла, и глухо просит прощения. Хотя стоило бы двинуть еще пару раз.И просит — никогда, ни за что больше так не делать.И Каллен клянется и божится.И клятвы этой хватает только лишь на три недели.А еще через несколько недель Шеридан заходит на заправку вместе с ним, и у них за спинами Арти, и у всех троих в руках — по револьверу.Потому что Шеридан пришел к выводу, что лучше они будут прикрывать Кэла и контролировать его, чем попадут вместе с ним. Все равно он уже их впутал.Самому Шери придуманные мотивации кажутся зыбкими, но все вокруг него последние пару лет настолько зыбко, что он уже привык.И обнимая Каллена там, под дождем, у дымящегося фургона, он только краем сознания подумал о том, что, наверное, понимает, почему Кэл сделал это.Но на самом деле от понимания он был далек ровно так же, как далека Земля от Солнца.