странная девочка /// намджун/фем!чимин; R; кинк(?), pwp (?) (1/1)

Пьяный смех прокрадывается в прослойки залежей тяжёлого сна на неудобной двуспальной кровати. В час ночи, это сейчас всё серьёзно? Наверное, да: кто-то с диким женским ржачом долбится в дверь намджуновой квартиры, потом как-то грустновато хрюкает после молчания, не дождавшись ответа от куска железа, и заходит в соседнюю квартиру, предварительно матюгнувшись после. Теперь настаёт момент тишины непривычно звенящей и Намджун открывает глаза. Резко так, словно и не спал вовсе. Он обречённо смотрит на электронное табло будильника у изголовья, на свои затёкшие пальцы, потом разглядывает тёмное окно, где развернулась пропасть чёрного океана, и переводит взгляд на потолок, про себя отмечая, что пора бы кое-где подклеить плитку. Да и вообще — вон паутинка в углу свисает — надо бы устроить генеральную уборку за эти пять месяцев пребывания в новой квартире. Намджун старательно пытается себя успокоить, чтобы подавить острое желание пойти к этой пьяной дуре и высказать всё, что он про неё думает. А мысли у него сейчас не самые приличные.вульгарная тварь.Она всегда ходит только в кожаных шмотках почему-то, даже банально мусор выкинуть — и то: можно разглядеть в окне маленькую девичью фигурку, а на её попе блестящую тонкую полоску, которая называется юбкой (или, по крайней мере, должна). И красится слишком вызывающе — Намджуна всегда забавляет прикидывать в уме, сколько же тонн косметики у неё уходит в день. Девушка же любит будить своего дражайшего соседа такими внезапными появлениями, подобными сегодняшнему. Иногда мужчине кажется, что эта сучка испытывает его терпение, но она недооценивает его выдержку. Всё-таки — преподаватель высшей математики — это вам не по подъездным стенам стучать нетрезвой головой, царапая краску тонкими ногтями.Наливая молоко в стакан, Намджун снова смотрит в окно и мысленно прикидывает, чем можно заняться несколько часов. Он, конечно, мог бы и дальше проклинать эту несносную соседку-дурочку, но решение математических задач в разы интереснее и приятнее. Из-под ручки выходят строки с формулами, становящимися с каждым разом всё сложнее и сложнее. Отрывистым резким почерком они ложатся на чистый лист бумаги, сливаясь в непрерывном и нескончаемом танце. Так проходит час, потом второй, третий, пока за окнами недра чёрного океана не начинают становиться радужным морем со светлыми ракушками на самом дне и отблесками на тонкой акварельной поверхности — как бензином по лужам на влажном асфальте с выбоинами. Воздух из форточки тонкими струйками колышет хамелеоновый тюль — возможно, это один из тех ярких вещей, что выделяется среди тёмных тонов, царящих в этой комнате.Через несколько часов мужчина начинает неторопливо, даже лениво, собираться. Выглаженные стрелки на брюках, красный галстук, по одной застёгнутой пуговице на рукавах. И только звонкое "ну, бляяяяааать, я же опаздываю" нарушает идиллию Намджуна с самим собой. Кажется, кто-то сваливается с кровати и вымученно стонет "пиздееец". Поправляя воротник, мужчина усмехается — теперь страдает эта малолетняя пьянь (Намджун отчего-то уверен, что она намного младше него), сполна получая за прерванный сон соседа и его плохое настроение. Ну и пусть. Так ей и надо. Он бы мог добить её, включив ненавистное им обоим утреннее радио, выдавливая кнопку громкости на максимально возможную, но, решив, что опускаться до её уровня — это уж слишком, он, насвистывая незатейливую мелодию, выходит из дома, оставляя недопитый кофе дымиться в пыльных лучах изредка выскакивающего из-за туч осеннего солнца.***Мел скрипит по доске, своим скрежетом убивая нервы и чувствительность, скопившиеся во рту, а часы умиротворяюще тикают в аудитории, убаюкивая присутствующих. Намджун рисует матрицу, заполняя её числами и улыбается, как последний придурок, словно слово "матрица" — это, должно быть, какая-то охуенно смешная шутка, понятная только избранным и просвещённым, или нечто вроде величайшего произведения постмодернизма. Однако, повернувшись к группе, которая помирает уже на первой паре высшей математики, лицо мужчины снова становится серьёзным и невозмутимым, каким и должно быть у преподавателя. А внутри-то всё плавится при взгляде на девчушку, сидящую за первой партой. Она отчего-то постоянно прячет своё лицо, прикрываясь чёрными, слегка спутанными волосами — расчёсывалась ли она вообще сегодня?.. Но в любом случае Намджуну это, почему-то, нравится. Сползающие широкие очки мутно поблёскивают, когда студентка аккуратно поправляет их пальцами с наклеенными на них детскими пластырями, на которых изображены панды. Ужасно милая она — Пак Чимин. С этими её рукавами, натянутыми по самые ладони, чуть надутыми щёками и плотно сжатыми губами, когда она злится и не может что-то решить. Не сказать, что он влюблён, просто эта девчушка — его идеальный тип. Наверное. Но сегодня Чимин выглядит особенно уставшей, даже помятой, что Намджуну её так жалко и хочется отправить домой. Тут в памяти почему-то всплывает соседка с её пьяными полуночными воплями, и мужчина вертит головой, отмахиваясь от навязчивых и неуместных образов.На протяжении всей лекции преподаватель то и дело поглядывает на девушку, которая, как может показаться, успешно так заснула. Но пальцы со сжатой ненавистной ручкой незаметно двигаются, записывая наискучнейшие определения, формулы. Чимин прикладывается головой к парте, тихо так, и всё же дремлет. По телу разливается жгучая тяжесть, голова забивается гулом и эхом, от которых почему-то ещё больше хочется спать. Она не слышит, как диктуют домашнее задание, как звенит звонок, как кто-то задевает её пенал и все ручки летят на пол, под собственные ноги. Сквозь дрёму девушке кажется, что её гладят по голове, словно убаюкивают.— Пак Чимин, ты опоздаешь на следующую пару, — хриплый голос, от которого мурашки по всему телу, раздаётся прямо над ухом."Блять" — мысленно верещит она."Пиздец" — всё также пищит внутри головы, когда девушка сталкивается с чёрными омутами.— Извините, — тихо выдыхает Чимин, собирая сумку, пока живот скручивает завываниями пустого желудка, — Простите, — снова извинятся и краснеет, как окна, обдаваемые лучами заката.как же стыдно.Намджун честно пытается сдержать смех, но кривоватая улыбка выходит слишком уж неудачной, как и попытка студентки — выйти из аудитории, предварительно не запутавшись в своих же двух ногах.***Ливень. Он больше похож на тонкую китайскую стену из воды с мельчайшими прорезями. Намджун ненавидит эту погоду больше всего, эту грязь и лужи огромные, и машины, которые окатывают сей "благодатью" с головы до ног. Однако, это — единственный день, когда математик поверил, что высшие силы всё же существуют и делить на ноль оказывается можно: Пак Чимин стоит на крыльце и обречённо смотрит вперёд на беспрерывно льющийся дождь и узоры, вьющиеся по поверхности темнеющих луж, протягивая руки вперёд, будто не верит, что дождь этот настоящий. А в руках у Намджуна чёрный зонтик с острой пикой на конце.— Забыла свой зонт? — мужчина внезапно дотрагивается до её плеча.Она вздрагивает всем телом, как пугливое дитя оленёнка и съёживается, когда видит блондинистые пряди, выбивающиеся из-под шляпы.— Да, — её голос несколько хриплый и настолько тихий, что Намджуну пришлось наклониться немного ближе.— Тебе куда?Когда Чимин неуверенно называет свой адрес, то глаза Намджуна резко так увеличиваются в размере. Робко топчась на месте, девушка нервно одёргивает вниз задравшуюся от ветра юбку и поправляет очки.— Тогда иди сюда, — Намджун раскрывает зонтик над их головами и в мире появляется ещё один шум: стук капель о поверхность чёрного тканевого купола с металлическими, но довольно хрупкими костями.— Спасибо, — шепчет Чимин и Намджун получает эстетические оргазмы: он просто обожает таких тихих, воспитанных, умных. А ещё в девушках, подобных ей, иногда скрываются очень горячие особы.— И почему же я тебя ещё не видел ни разу в нашем доме?— Я недавно переехала, — она чуть вздрагивает от холодных, попавших на руку капель воды, и прижимается ближе к учителю, чувствуя, как костяшки его пальцев чуть соприкасаются с её грудью.И оба делают вид, что ничего не замечают и всё хорошо. Оттого, наверное, идут остаток пути в полном молчании под прекрасный аккомпанемент многомиллионных дождевых струн-колокольчиков. Они словно пробегаются по каждому позвонку мелкой дрожью / дробью / поступью, отчего Чимин дышит чуть чаще, а Намджун пытается подсчитать количество воды, падающей на землю, в килограммах. Крыши проезжающих мимо машин отражают небо, изрешечённое брызгами, пока девушка смущённо прижимается ещё ближе, без стеснения надавливая на острые сгибы намджуновых пальцев.— Вы пачкаетесь из-за меня, учитель...— Ничего страшного, — он кривовато улыбается, окончательно чувствуя себя неловко от того, что ощущает мягкую грудь Чимин на тыльной стороне ладони ещё больше.как же неловко от всего этого, господи.— Тебе на какой этаж?— Я по лестнице, — Чимин отрицательно качает головой и кланяется на прощание.Поэтому в лифте Намджун едет один, рассматривая кнопки, горящие красным. Он думает, что сделал что-то не так или противен этой девушке настолько, что она столь стремительно побежала по ступенькам, поэтому и сам готов загореться таким же ярко-красным оттенком. Когда мужчина оказывается на восьмом этаже, то он готов поклясться всеми великими математиками на свете, что слышал, как скрипнула железная дверь, как тяжёлое густое дыхание смешалось с ароматом сирени и... стоп. Стоп! Стоп!.. Сирень. Эта сука во всём кожаном тоже, кажется, любит такой запах. Намджун рассматривает упавший на пол пластырь с детскими рисунками и охуевает, пялясь на дверь соседской квартиры.***Намджун всю ночь ворочается на кровати, пуская руками волны по поверхности покрывала, вместо чернильных формул на смятой бумаге. В голове гудят поезда и эхо от голоса диктора в мутном телевизоре, пока свет пытается побороть темноту в комнате, заползающую через приоткрытое окно. Мужчина смотрит на стену напротив, гипнотизируя ползущие по обоям узоры, обдумывая: как же так? Всё это время два человека, между которыми связь и не наблюдалась, оказываются лишь двумя яркими гранями одной единственной девушки.сегодня суббота? значит, она опять пойдёт сегодня в клуб. или куда там эта идиотка вечно ходит?..Это вообще не дело Намджуна и ни черта его не касается, но банальное человеческое любопытство никто ещё не отнимал. Он влезает в рваные джинсы, оголяющие колени, какую-то футболку белую, зачёсывает волосы назад — давно он не отлипал от образа примерного учителя, поэтому видеть себя такого в зеркале немного непривычно. Хотя он по-прежнему горяч.Выходит мужчина из квартиры одновременно с Пак-Чимин-та-которая-шлюха.— О, сонсенним! Вот уж кого не ожидала увидеть в такое время, — она кокетливо заправляет прядь волос за ухо и устраивает кулон прямо в ложбинке между.— Как и я тебя, — наглая ложь Намджуна никак не отражается на его самоуверенном лице.Пока Чимин и Намджун едут в одном лифте, мужчина разглядывает макияж на лице напротив и должен признать, что краситься она умеет, но без этого всего ей намного лучше.— Вы оказывается симпатичный, — она нагло прерывает затянувшееся молчание. — Ну, без своих очков, костюма и портфельчика. Они вас сковывают.— А ты наоборот не очень, — парирует тот. — Как...— Шлюха? — девушка вопросительно изгибает бровь. — Вы это хотели сказать?— Не совсем, но в общем-то — да.Она смеётся. Чуть хрипло и немного грустно. Ей вторит подъездная дверь и щелчок зажигалки.— Ты куришь?— А вы тащитесь за мной?Она смотрит на него с вызовом: похоже, ей нравится эта игра в "кто-кого-переязвит". Затягиваясь никотином и позволяя ему завладеть своим телом, Чимин уже не похожа на ту милую скромную студентку. Лишь женщина, излучающая некий пафос, секс и бесконечную грусть, еле заметную, как и та маленькая дырочка на колготках на внутренней стороне бёдер нательного цвета.— Скорее сопровождаю, — странно, но Намджуна это заводит больше, несмотря на то, что ещё несколько часов назад он думал совершенно по-другому.Чимин молчит и, шмыгнув носом, снова затягивается, поёживаясь от холода. Она смотрит наверх: луна большими кусками исчезает под чёрными облаками, а потом всё это резко летит выше и девушка понимает, что она в чужих руках и только что чуть не сломала каблуки ко всем херам. Коротко кивнув в знак благодарности, Чимин одёргивает юбку привычным движением и снова касается губами тёплого фильтра.— Скажите что-нибудь, — просит она и рассматривает блики на лужах.— К примеру? — а Намджун смотрит на неё.— Ну, скажем... как вы живёте один? — стараясь придать себе спокойный вид, она докуривает уже почти сожённую до самого фильтра сигарету, растирая её между пальцами.— Мне просто нравится...— А я вот так, как вы, не могу, — Чимин перебивает его.Кажется, она хочет сказать что-то ещё, но одна маленькая эпичность низкого роста всё прерывает.— Эй, Пак Чиминни!— Сколько раз говорила тебе, Юнги, ещё раз так меня назовёшь — останешься без своего дражайшего органа! — девушка резко останавливается и поджимает губы, хмурясь.— Юнги? — неуверенно спрашивает Намджун.— Намджун?! — орёт тот и запрыгивает на мужчину, обнимая его всеми конечностями.Чимин звонко прикладывается феспалмом, когда Юнги вопит как истеричка и верещит что-то про "друг, я так скучал" и "ах, ты, изменник проклятый, опять с бабами шляешься".ещё потрахайтесь тут, господи, идиоты.***Намджун держит пьяную и улыбающуюся Чимин под грудью и отмахивается от горячего дыхания в шею. Она цепляется за мужчину руками / пальцами / всем телом, словно Намджун — это какой-то спасительный круг, а она — утопающий, нихрена не умеющий плавать. Глупо хихикая, девушка рассматривает напряжённо дёргающийся кадык и прижимается холодным носом к оголённому плечу, отчего у мужчины волосы встают дыбом. Перед глазами у Чимин изображение рассыпается миллионами маленьких светящихся червячков, которые перебегают из одного угла в другой. Ей хорошо, а вот Намджуну как-то не очень и он уже успел тысячу раз пожалеть, что увязался за ней, с того момента, как старый добрый мелкий друг — Мин Юнги — появился в поле зрения.— Хах, а ты, правда, крут. Я и не знала, что учитель математики может так круто читать рэп, — она кое-как говорит заплетающимся языком и снова трётся щекой о холодную кожаную куртку, так великодушно одолженную мелким хёном.— Кто же знал, что ты такая пьяница?.. — ворчит тот, зная, что Чимин совсем не в том состоянии, чтобы слушать его.Он затаскивает её в лифт и, нажав на кнопку, с облегчением вздыхает. Разглядывая девушку, Намджун улыбается: она похожа на сонного, слепого и растрёпанного котёнка. Правда под глазами осыпавшаяся тушь и тени немного размазанные. Он проводит большими пальцами по коже, стирая чёрные крошки.— Чо такой заботливый стал? — Чимин пьяненько ухмыляется и сваливается безвольной кучкой на Намджуна, когда лифт со скрипом останавливается на нужном этаже и приветливо открывает свои двери.— Где у тебя ключи?— А ты найди, — обняв двумя руками намджунову шею, девушка вызывающе смотрит мужчине в глаза.да что за чертовка?Он просто затаскивает её в свою квартиру, заботливо сняв каблуки с уставших ног Пак Чимин. Она мягкая, жаркая и немного тяжёлая. А ещё такая податливая, когда пьяная лежит в чужой кровати. Чимин целует Намджуна. Затяжно и тяжело, словно вкладывает некую постороннюю боль. Мужчина резко отстраняется и внимательно рассматривает тени от ресниц и дрожащие веки. В груди всё стягивает и засасывает в чёрную дыру.— Тебе противно? — теперь она прикрывает глаза ладонью и грустно улыбается, подрагивающими уголками губ.— Нет, ни капли.Чимин зачем-то прижимает его к своей груди: можно подумать, что Намджун может чем-то помочь. Словно он — бинт, смоченный йодом, и сильно жжёт, исцеляя своим тёмно-синим сиянием. И снова пахнет сиренью, весной, стаявшим снегом и цветущей зеленью, хотя из открытого окна по-прежнему веет дождём и пожухлыми листьями. Чимин такая ослепляющая, что эта её яркость душит Намджуна изнутри. Наверное, поэтому он садится на край кровати и заботливо убирает девушке чёлку со лба.— Что я делаю? — она утыкается щекой в чужую ладонь и почти мурлычет. — Кажется, я ёбнулась...— Кажется, что не кажется, — усмехнувшись, Намджун поглаживает горячую, покрасневшую кожу на щеках.Интересно, а какими математическими формулами можно подсчитать количество симпатии, испытываемой одним человеком по отношению к другому? И пока Намджун производит подсчёт, Чимин погружается в беспокойный сон: она хмурится, а губы её дрожат. Мужчина просто ложится рядом и трогает её лоб своими холодными пальцами — это действительно успокаивает. — Эй, мелкая. Ты не одна, знаешь? — грёбанная нежность скручивает все внутренности. — Твой свет не каждому дано увидеть. Поэтому перестань...Определённо, Намджун не готов к таким алкогольным ночам; что уж говорить про утро, когда девушка прижимается к нему, до полного расплющивания груди на чужой спине, и ещё ногами пинается.— Намджун, ты спишь? — зовёт она сонно и, выждав долгую паузу, продолжает: — Почему ты такой?Ему хочется спросить "какой — такой? ", но он упорно притворяется спящим, почувствовав мягкий и тихий поцелуй куда-то в плечо, отчего дрожь поселяется в каждой косточке и бежит по позвонкам, по венам, по всем конечностям, пока Чимин шепчет утомлённое "спасибо", держась за гудящую голову.***"Как же так?" — думает Намджун и откровенно пялится на Чимин, прикрывая свой острый и внимательный взгляд под очками. Она снова уставшая, растрёпанная и до жути милая — такая, какой мужчина привык её видеть. Однако есть одно огромное но: сегодня она не сказала ни слова, когда он спросил её и попросил прочитать абзац из параграфа из пожелтевшей и потрепленной временем книги. Она не издала ни звука. Абсолютно. Как будто ещё несколько дней назад Намджун был в клубе совсем не с этой Чимин, не в этой жизни, не в этой вселенной.— Чимин, задержись. Зайди-ка, — говорит он после звонка и кивает на дверь поменьше, когда девушка неторопливо пихает принадлежности в сумку.Кажется, что она чертыхается. Но это лишь кажется — не более того. Она снова путается в своих собственных ногах и умудряется не снести учительский стол. А у Намджуна в голове опять раздваивается Чимин.— Что с тобой? Ты в порядке?Кроткий кивок.— Ничего не случилось?Она отрицательно мотает головой и снова опускает взгляд в пол, отчего копна волос прикрывает её лицо.— Пак Чимин. посмотри на меня, — это больше походит на приказ, нежели на добродушную просьбу учителя математики.Она неуверенно заправляет прядь волос за ухо, но взгляда по-прежнему избегает, изучая узоры на колышущейся от ветра занавеске. Вздыхая, Намджун не сводит взгляда с грустных, и кажущихся уже чуть меньше без макияжа, глаз. Чимин и вправду странная: ходит по клубам, но учится почти на отлично; предпочитает кожаные вещи и развязный образ, но в группе является "ботаником с сиськами", "заучкой", "серой мышью". Занятная девчушка.Двумя пальцами Намджун берёт её за подбородок и, кажется, девушка отмирает от оцепенения и хочет вырваться, но лишь болезненно жмурится.— Сейчас ты озвучишь причину этого твоего молчания или можешь попрощаться с хорошей оценкой по моему предмету, — грязный ход всегда хорош, когда может мотивировать.Она, наконец, подаёт голос, но такой тихий и почти неслышный:— Пустите, — Чимин вцепляется пальцами в его руку, чуть ли не царапая ногтями.— Скажешь — пущу, — мужчина настроен серьёзно. — Это всё из-за...Чимин изрядно так потряхивает, а в глазах плещется явное "пожалуйста", окутанное слезами. Кажется, его даже можно почувствовать всеми клеточками тела. Склонив голову набок в недоумении, Намджун убирает пальцы, но теперь чужие руки из своих ладоней не выпускает.— Ты ведёшь себя так по-разному. Это меня озадачивает, — это ему столь же не безразлично, как и математика.— Ваши проблемы, — бурчит та. — У меня сейчас пара.— Ты мне нравишься. Правда. Но это твоё...— Нет, — прерывает она его.— Что нет?— Замолчите... пожалуйста, — она всё же избавляется от чужих ладоней на своих запястьях и бежит, забыв сумку на столе и преподавателя.твою же ж мать, Пак Чимин...***Есть две вещи, которые Намджун ненавидит больше всего: когда кто-то отвлекает его от решения математической задачи и болеть. И вот сейчас, когда он валяется безвольной, почти мёртвой медузкой, проклиная всё на этом грёбанном свете, он отчётливо слышит, как Пак Чимин скрипит железной дверью, заходя к себе домой. Девушка только вернулась с занятий. Но Намджун, уже с утра мучающийся от головной боли, считал каждую секунду до прихода Чимин. и каждая эта грёбанная секунда казалось ему целой вечностью.Кажется, что все виды шумов смешались и сконцентрировались у Намджуна в голове, залипая диджейскими скретчами, поэтому он запивает ещё две таблетки водой, зная наверняка, что навряд ли это поможет. Серая липкая грязь скапливается под глазами и стекает в самые их уголки, норовя превратиться в слёзы. Намджун уверен, что нет на свете ничего больнее, чем головная боль, прошибающая насквозь и парализующая, бьющая молоточками по всему телу и вгрызающаяся едкой жидкостью в поры.Звонок в дверь. Короткий и такой ненавязчивый.Попытавшись поднять себя с кровати, Намджун цепляется за тумбочку, сметая с неё железный будильник, который с противным трещащим звоном падает вниз. Мужчине глубоко похер. Шаг. Ещё один. И Намджун еле-еле добирается до входной двери, открыв её, даже не спрашивая.— Здра... что с тобой? — кто бы мог подумать, Пак Чимин с её внезапностями и непостоянством.Эти резко округлившиеся глаза и милое выражение лица сводят мужчину с ума так же, как и головная боль.— А то, блять, не видно, — больной Намджун — грубый Намджун.Чтобы не видеть её удивления, он на пятках разворачивается и плетётся в зал, сваливаясь в кресло, как тяжёлый мешок. Морщась, мужчина лениво ерошит волосы и складывает руки на груди. Сдавленный вздох.— Что хотела?— Ты таблетки пил? — встречный вопрос, а намджунов она удачно пропускает мимо ушей.— Да, два раза. Так что ты хотела? — Чимин может и хитрая, но мужчина тоже умеет быть настойчивым, особенно когда зол, как чёрт.— Температуру мерил? — девушка прикладывает прохладную ладонь к его лбу, — Ты хоть спал вообще?Раз — Намджун резко хватает Чимин за запястье.Два — он тянет её на себя.Три — девушка в мгновение ока оказывается между ним и креслом.— Ч-ч-то ты...— Не стоит игнорировать меня, — Намджун шепчет прямо в полураскрытые губы Чимин и проводит по ним большим пальцем, размазывая прозрачный блеск для губ и пробуя его на вкус.Он трётся своим горячим носом о шею девушки и целует, оставляя горячие отпечатки на её коже. Чимин вся такая прохладная и приятная, что мужчина пытается прижаться к ней всем телом, словно это — его островок, где не будет этой бесючей головной боли... и вообще ничего не будет.Его прикосновения блуждают по её телу, и Чимин слабо пытается сопротивляться. Ладонь резко смыкается на горле и Намджун целует её в губы, кусая и оттягивая нежную девичью кожу. Больно. Жутко больно им обоим, но: Намджун горит, а Чимин плавится.да будь оно всё проклято! Поддавшись вперёд, она гладит его своими ледяными руками, даруя неземное облегчение, и пытается прильнуть ближе, но Намджун не даёт ей этого сделать. Трудно дышать от пальцев, что сдавливают шею. Хотя приятно, будто они поглаживают гортань изнутри. И Чимин сдаётся всепоглощающему гневу Намджуна, который чуть ли не разрывает на ней одежду. Укусив девушку за косточки на ключицах, он спускается ниже и обводит языком татуировку большой бабочки, которая красуется между грудей. Узорные крылья становятся слишком чёрными, слишком мокрыми и Чимин чувствует себя грязной шлюхой, когда прогибается от удовольствия под довольно болезненными ощущениями. А Намджун всё больше теряет контроль, заставляя её повернуться к нему спиной. Прикрыв глаза, Чимин до чёрной ряби под веками стонет в кожаную обивку кресла, когда по спине ползут раскалённые змейки и останавливаются на копчике. Она чувствует намджунов язык между ягодиц и, кажется, истошно кричит.— Мне нравится твой вкус, — шепчет он ей в ухо и разглядывает её лицо.как же стыдно, но адски хорошо, чёрт подери.Она чувствует Намджуна целиком, полностью и, кажется, готова принадлежать ему. Он слишком горячий, словно его естество — это и есть белый огонь, который может сжечь не только бесконечное чиминово отчаяние, но и её саму, дотла. А Намджун двигается медленно, дразняще, будто нагло издевается, но тут же резко собирает длинные волосы девушки в кулак и трахает Чимин грубо и быстро, доводя до исступления их обоих.Она тонет в эйфории, в хриплых намджуновых стонах и шлепках, которые закладывают ей уши.Слишком громко. Слишком плохо. Слишком хорошо.Намджун продолжает прижиматься к Чимин и обнимать её даже после; даже, когда его сперма начинает стекать по внутренней стороне бедра девушки.— Прости, — он целует её в мокрый затылок.— Ты опять всё испортил, — смеётся она, но из объятий не вылезает.