IV (1/1)

На званом обеде, куда был приглашён граф, его так и не дождались. После ухода нубийца вельможа заперся на ключ и пробыл у себя до ужина. Вечером Бертуччо как ни в чем не бывало позвал сообразительного нубийца прислуживать. Как бы Али не прятался в самой дальней из гостиных, управляющий нашёл его легко и быстро. Весь персонал Монте-Кристо был вышколен так, что легко мог в любой момент в полном составе отправиться на войну.На безмолвный вопрос чернокожего массажиста корсиканец пожал плечами и сказал сакраментальное: ?Приказ Его сиятельства?. Эту фразу знали все слуги на всех языках, на каких говорил сам граф. Али постарался не выказать своего удивления и пошёл исполнять приказ. На его взгляд, между ним и хозяином не произошло ничего необычного, но он успел хорошо изучить европейцев, их уклад жизни. Ещё лучше он узнал самого Монте-Кристо, научился чувствовать вместе с ним, ибо проводил подле него внушительную часть дня. Да, утешать себя далее просто бесполезно: произошла катастрофа. Каковы будут ее последствия?На ужине граф выглядел уставшим и ужасно больным, но, казалось, его хорошее отношение к Али не изменилось. Разве что бархатные черные глаза ни разу не заглянули в ждущие этого глаза нубийца. Монте-Кристо почти ничего не ел, подолгу замирал в задумчивости, облокотившись об истончившуюся всего за день бледную кисть. Вся прелесть его густых и объемных волос нечесаной копной лежала на плечах. Почему?..Нубиец лихорадочно думал, стоя за резным креслом Монте-Кристо. Аллах, ведь господина должен был собрать он, Али! А после всего произошедшего вряд ли граф впустил бы в спальню кого-то ещё. Но почему не причесался сам, не сменил халат, не принял ванну? Ответом нубийцу послужил очередной тяжелый вздох хозяина и звон упавшей из ослабевших пальцев вилки.Али всегда эмоционально откликался быстрее, чем успевал осознать это. Спустя мгновение он горько рыдал, уткнувшись в колени графа и орошая его одеяние горячими слезами. Он страшно раскаивался, ему было больно, страшно и стыдно. Он не хотел расставаться со своим господином, не хотел делать ему больно, заставлять так мучаться и идти на грязные сделки со своей совестью. Если бы он мог, он бы отдал Шайтану на растерзание свою душу за спокойствие и лёгкий проблеск улыбки черноокого благородного вельможи. Зачем, ну зачем люди так жестоки, зачем они придумывают такие ужасные тиски для любящих сердец? Ведь если бы Али был женщиной, Монте-Кристо куда легче смирился бы с произошедшим.В себя нубиец пришёл от тихого, с хрипотцой голоса графа и осторожных поглаживаний по голове:—?Ты слышишь меня? Успокойся, не плачь, это только моя вина. Тебе ничего не будет, обещаю. Произошедшее никогда не повторится, клянусь. Слышишь? Али, слышишь? Тише-тише. Прости меня. Все будет, как прежде. Да, как прежде…Многое повидавший в своей жизни уроженец Египта впервые испытал смесь столь противоречивых эмоций. Его не прогонят, не накажут, но больше никогда не позволят?.. То, что граф считает себя виноватым в этой вспышке страсти, он сумел понять немного позже, и это повергло его в крайнюю степень изумления. Нужно было срочно придумать, что делать, как ответить на все услышанное? Нубиец мудро решил ограничиться поцелуем гладящей его руки и замереть на несколько секунд в такой позе. Все же, его господину сейчас ещё тяжелее, ведь он принимает все ключевые решения, несёт ответственность за их отношения. А ещё очень страдает от одиночества и переживает за свою ?греховность?.—?А… Али,?— глубокий голос неожиданно вильнул, а вместе с ним и сердце нубийца,?— Скажи мне, это важно. Что ты… Как ты относишься ко мне?Али был уверен, что взгляд, который он поднял на хмурое лицо графа, способен сказать больше, чем любые слова. Но Монте-Кристо все же переспросил, добавив в голос лишнего металла:—?Ты… Ты любишь меня, верно?Нубиец улыбнулся. Выждал мучительную паузу. И снова прижался губами к чуть дрожащей от напряжения руке. У обоих от этого чувственного прикосновения побежали мурашки, но граф резко поднялся и прошёл к окну. По его походке умелый массажист быстро определил, что вельможа действительно страдает от боли в спине. Упал с лошади? Неудачно увернулся на фехтовании? Надо будет посмотреть и вправить…—?Эта любовь, она грешна, ты знаешь?Али кивнул.—?Тебя из-за этого хотели казнить?Снова кивок. Монте-Кристо прикрыл глаза. Запустил руки в волосы, прошептал совсем тихо, но нубиец уловил, ибо это были почти те слова, что он сегодня уже слышал:—?Господи, прости мне. Помоги мне. Спаси нас. Подскажи мне, что делать, Господи, что? Как поступить?Каждое слово графа сквозило отчаянием, но и любовью, и нежеланием навредить ему, ничтожному, грязному, грешному рабу. Эта молитва проникла Али под кожу, такой интимной и прекрасной она показалась ему. В этом был весь Монте-Кристо: порывистый, любящий и трепетный, бросающийся без оглядки на помощь, пытающийся разучиться быть таким, какой он есть. Али вдруг отчетливо вспомнил, с какой небывалой сердечностью граф ухаживал за ним, пока думал, что чернокожий невольник лежит без сознания. Как осторожно менял повязки, охлаждал жар лба своими вечно ледяными пальцами, ночевал у постели, боясь осложнений…Стоящий напротив коленопреклоненного нубийца Монте-Кристо без труда считал по его выразительному лицу все эмоции, переживания, и оба в одно мгновение поняли, что разоблачены. Граф вспыхнул, отворачиваясь к окну в попытке скрыть вырвавшееся из-под контроля смущение. Этот огромный мускулистый чернокожий смертник доводил своей откровенной пылкостью до самой грани, вызывал горячий отклик в глубине давно замёрзшей души. ?Как можно быть таким искренним, таким настоящим? В этом ужасном мире! Как мне помочь тебе, храброе сердце???Как можно быть таким сильным и благородным? Как можно так жестоко пытать свою прекрасную чувствительную душу? Моя любовь, как я хочу помочь тебе!?—?Я хочу знать ещё кое-что,?— граф вернулся в своё кресло, вновь величественный и прекрасный в своём длинном чёрном одеянии. Али по-детски потерся подбородком о ткань халата и снизу вверх доверчиво заглянул в глаза хозяина. Монте-Кристо не удержался от лёгкой улыбки, но все же задал мучавший его вопрос,?— Ты любил своего прежнего хозяина?Нубиец задумался на пару секунд. Осторожно кивнул.—?Так, как любишь меня?Нет, нет, нет! Тысячу раз нет! Не так! Али даже вскочил от негодования, настолько кощунственной ему показалась эта мысль.—?Я понял, друг мой, уймись, ты опрокинешь стол.И как все же идёт румянец алебастру улыбающихся щёк.***Этой ночью Али снова позвали в покои господина. Монте-Кристо был уже переодет и полностью готов ко сну, разве что шелковая ночная сорочка на поверку оказалась незашнурованной. По его легкой улыбке нубиец понял, что граф достаточно расслаблен. Сначала Али разобрался с беспокоящей Монте-Кристо спиной, а затем вновь аккуратно дал волю рукам. Он умаслил полукружия аппетитных ягодиц, обильно уделив внимание продолговатой ложбинке между ними. Судя по тому, как тело под его руками чуть напряглось, там графа ещё никто не касался. Но главное все же?— оставаться как можно дольше в роли массажиста, чтобы потом, в далеком будущем, все же иметь возможность хоть на несколько минут стать любовником. И Али принялся исполнять одну из своих самых агрессивных техник, в разгаре которой то один, то другой палец будто бы случайно скользил по щедро умасленному отверстию. Но нубиец мастерски массировал изгиб поясницы, напряженные ягодицы, длинные сильные ноги, уделяя внимание всем зонам одинаково, его сложно было заподозрить в чем-либо ещё, если, конечно, не вспоминать опыт прошедшего утра. Граф лежал, уткнувшись лицом в скрещённые худые кисти. Если бы не предостерегающее шипение при слишком уж наглых поползновениях Али, могло показаться, что господин давно спит.Но ему было упоительно хорошо. Он чувствовал, как сильно его любят, как хотят доставить самое изысканное, самое невероятное удовольствие. Прозябая в одиночестве, легко забыть, для чего же люди бросаются в омут физической близости: они так дарят друг другу всю свою любовь и нежность, пусть и не навсегда, а на одну ночь.Эдмон чувствовал себя живым, любимым, разгоряченным до самой глубины души. Его тело, такое сильное и натренированное, которым он пользовался исключительно как инструментом для достижения целей, вызывало у Али неподдельный, жаркий восторг. И граф видел эти взгляды, улавливал их истосковавшейся по ласке кожей. Ему было стыдно себе признаваться, но днём он иногда, словно невзначай, ловил выигрышный для его эффектной внешности свет, облокачивался о фортепиано или трюмо так, чтобы рельеф его форм вырисовывался отчетливее под тканями. Все эти манипуляции позволяли незаметно упиваться любовным оцепенением простодушного нубийца, ощущая приятную истому от его чувственного и откровенного восхищения. Можно было это назвать флиртом? Кокетством? Сам граф предпочитал считать это ?физиологическими глупостями? или попросту ?шалостями животной части своей личности в условиях тотальной аскезы?. Но в глубине души он точно знал, что весь этот спектакль выглядит, как сигнал о помощи. Так отчаянно маякуют тонущие суда.Думая обо всем этом, Монте-Кристо совершенно расслабился. Он вспомнил, какой спектр невероятных эмоций Али заставил его пережить утром. Как же давно его обнимали с неподдельной любовью, ведь если подумать, очень давно… Зачем же так жестко ограничивать себя? Ведь можно же… Нет, никаких женщин! От них бывают не только дети, но и неприятности куда пострашнее, навроде разбитых сердец, напыщенных слезливых сцен. Тогда?.. Всего на секунду граф представил, с каким пылом к нему прижмётся чуткий и верный невольник, стоит лишь поманить пальцем. Он будет целовать везде, послушно исполнять любой, даже самый непристойный приказ, скользить своими невозможно талантливыми руками, сгорая от счастья и любви, глядя прямо в душу…Али уловил тихий стон и едва успел поймать руку Монте-Кристо под животом, которой он собирался помочь себе, совсем забыв, вероятно, что не один. Нубиец поспешно сделал вид, что ничего не заметил, а это резкое движение?— часть массажа, тут же принимаясь разминать кисти и плечи. В душе чернокожего слуги бушевало настоящее ликование. Он разбудил в своём хозяине все запретное, чувственное, похотливое, что так долго пряталось в глубинах личности, скованное льдом стальной воли. Да это же настоящая победа!Граф всё не поднимал растрепанной вихрастой головы. Нубиец был готов поклясться, что вельможа покраснел, как мальчишка, пойманный за рукоблудием. Ему очень хотелось снова перейти к игривым и опасным прикосновениям значительно ниже плеч, но интуиция подсказала, что сейчас лучше оставить взволнованного всем пережитым Монте-Кристо одного. Пара легких движений, и Али ловко спрыгнул с постели. Внимания на него так и не обратили. Вероятно, граф решил сделать вид, что всерьёз уснул. Или же, что не намерен раздаривать свою благодарность какому-то рабу.На деле же Эдмон сгорал со стыда и клял себя на всех языках мира за эту ужасающую оплошность. Он обещал себе никогда больше не звать нубийца делать массаж, и вообще, никогда больше ничего подобного! Эти крамольные, отвратительные мысли нужно вытравить, как заразу! На пути к цели выстоит лишь сильнейший...Бесшумно юркнувший в коридор Али в последнюю секунду придержал дверь и успел заметить, как граф перевернулся, откидываясь на подушки, а длинные пальцы правой руки вольготно царапнули шёлк простыни, устремляясь вниз, прежде чем исчезнуть меж распахнутых пол халата.