1 (1/1)

Утром Денис проснулся от того, что кто-то дотронулся до его носа. Он дернулся и открыл глаза, готовый драться до последнего. Над ним сидел Кирилл на расстоянии метра и смотрел большими испуганными глазами. Денис, выбитый из колеи двухчасовым сном после апокалиптического секса, поднялся на локте и моргнул, попытался вспомнить, что происходит. И вспомнил. Господи боже. Так это был ласковый чмок. Видимо что-то такое отразилось на его лице. Кирилл громко сглотнул и спросил мрачно: – Ты что, пошутил? Денис осмотрел его налитые бордовым губы с размазавшимся контуром, тени под глазами и острые скулы. Бездарно подстриженные волосы и воротник олимпийки, застегнутый до подбородка. – А ты пошутил? – спросил Денис не уточняя, они давно научились понимать друг друга с полуслова, чтобы не говорить больше полуслова. – Нет. Денис снова опустился на подушку и посмотрел на залитый светом потолок, заметил серую бабочку в углу и вздохнул: – Ну, и я не пошутил. Только надо переиграть, я забыл, что я ебанулся. Сначала давай будить, а потом ласковый чмок, а то я пугаюсь. Окей? И скосил глаза на Кирилла – тот как раз осторожно пятился с кровати, смотря в сторону. Смазано угукнул в ответ и пробубнил: – Ладно, извини. Просто мне уже пора на работу, а ты все не просыпался. – Мне сегодня на объект, это не к рани, пусть кофейку попьют пока, – Денис сел в постели и откинул простынь, внимательно следя за тем, как Кирилл поднимает с пола рюкзак, все еще не смотря на него. – Ты сегодня в Сокольники едешь? Как-то так вышло, что он взял и выучил все точки, по которым Кирилл колесил со своим каталогом, планшеткой и бейджиком на синей веревочке. По обрывкам разговоров и станциям метро, с которых он его забирал после работы. – Еду, – осторожно ответил Кирилл, глядя больным взглядом, как Денис голым обходит кровать и забирает телефон с док-станции. – Во сколько там будешь? – Ну, к трем планировал. Денис проверил уведомления, снова осторожно на него глянул и сказал сам себе: “Раз решил, то решил”. – Тогда как разгребешься там, тарахти в “Крошку Картошку” на Красносельской. Кирилл повернулся к нему всем корпусом и, наконец, вытряхнул из карманов свою скупую скованность, стал отрешенным и недобрым: – Зачем? Денис в красках представил, как зачем-то стал бы его ебать в общественном туалете “Тройки” и неодобрительно покачал головой.– Обедать, Кирилл, – объяснил доходчиво. – Я не люблю биться о скалы, я люблю качаться на волнах. А ты похож на Большой барьерный риф. Два месяца назад он был на грани того, чтобы сказать Кириллу, что не будет с ним ебаться, пока он не наберет вес. Может, какие-то другие люди, которые видели его только в одной и той же большой на него одежде, ничего не замечали, но Денис, который видел его без одежды чаще, чем в ней, начал бояться. Бояться, что в один день он почувствует под кожей его живота свой член. Потому что Кирилл стал тонкий, как папиросная бумага, и такой же желтоватый. Не просто худой – больной. Но он так и не решился, уже тогда он понимал, что не может ему отказывать в сексе. Первая же попытка, и все пойдет по пизде – все дойдет до беды. Он просто не имел права открывать рот и говорить: “Я не буду с тобой ебаться”, это была ветированная фраза, запретное заклинание. Но тогда он был на грани его применения – Кирилл выглядел ужасно. Но он не смог, и Кирилл как-то сам выплыл и перестал быть живым скелетом. Но не больше. Кирилл поднял бровь в удивленном жесте, мол, что за хуйню ты удумал. Денис тоже поднял бровь, улыбнулся и объяснил: – Если что, это был не вопрос, – махом убрал улыбку и закончил, – и про все остальное не забывай. Ох уж это выражение лица, будто его в матрас вжали и ебут. Денис чуть удивленно думает, что, оказывается, так мало надо было. И с этим еще работать и работать. Но пока весело. Так что он включает новый выпуск подкаста русской службы ВВС и проходит мимо Кирилла в душ – день обещает быть долгим. В “Крошку Картошку” Кирилл, конечно же, приезжает. Само собой. Естественно. Это всё – не сложнее, чем быть СЕО сети супермаркетов в Москве – структурирование, планирование и работа спринтами. Денис справится. Он уже нащупал схему.Он приносит ему картошку с крабовым салатом и мясом, сок и пирожок. Кирилл смотрит, как он возвращается от прилавка, своими большими глазами и тяжело дышит. – Дохуя, – говорит тихо, глядя на поднос. Денис на секунду задумывается, что же тут делать. Мальчик хочет, чтобы на него давили. Он хочет, чтобы его зубами за холку держали и никакого выхода. Денис всегда считал, что такого эффекта добиваются злостью и криком. Но чего бы он хотел в последнюю очередь, так это злиться. Он на Кирилла больше полугода не злился, и нехуй бы начинать сейчас. Хватка должна быть твердой, но не жестокой. Так что он садится напротив за маленький столик на фудкорте и ровно соглашается: – Дохуя.Под столом их ноги сталкиваются, так что Денис пропихивает колено между его коленей и принимается наблюдать, как Кирилл ест, сам изредка ковыряясь к своей картошке и прикладываясь к коле. Кирилл застывает и только пялится на него в ответ, как маленький зверек на хищника, будто впервые увидел, будто из привычной глыбы дури за восемь часов вырезался кто-то новый и на порядок страшнее. А потом опускает глаза и принимается орудовать пластиковой вилкой. И Денис действительно смотрит, как он ест. И он действительно этим наслаждается – тем, как ходят желваки под кожей, когда он жует, как его рот открывается и закрывается, как он стремительным движением облизывает губу. Тем, что его рот волшебным образом из затраханного стал снова нормальным.Это отчасти даже смешно, как они восседают посреди пустого фудкорта торгового центра – Денис в костюме за много денег и с припаркованной Феррари под окнами, и Кирилл в вытертых джинсах и старой олимпийке. Толкаются коленями под столом. Крошку картошку с крабовым салатом едят. – Я, на самом деле, эту заразу лет сто не ел, – говорит Денис, отправляя в рот порцию салата. – Да уж я бы удивился, если бы ты ею питался, – на пробу отвечает Кирилл. – Но вкусно. Денис очень хочет перегнуться через подносы и поцеловать его в снова мальчишески-розовый рот, но это не предусмотрено планом на сегодня. Это как раз то, чего делать нельзя. – Когда я учился в универе, мы приходили после особенно заебистых дней и устраивали себе калорийный апокалипсис, – говорит с улыбкой. – Помню, денег хватало только на один наполнитель. Но всегда хотелось два. Кирилл облизывает вилку и вскидывает на него глаза – а зрачки у него как два медяка. Здоровенные. Он вряд ли вообще слышит, о чем разговор. Вот так, думает, Денис, ты пытаешься заменить паническую еблю Крошкой картошкой. Какой изящный выверт, печенюшка. – То есть ты считаешь, что мне нужен калорийный апокалипсис? – спрашивает тихо и смотря в свою картонную тарелку.– Очень нужен, – серьезно отвечает Денис, а потом кончиками пальцев ласкающе проводит по обшлагу рукава его олимпийки, не касаясь запястья. Рукав давно потерся от бесконечной носки и обсессивной стирки, расползся на волокна на сгибах – видна белая подкладка. – Калорийный апокалипсис и новый спортивный костюм, – он трогает обтрепавшиеся нитки, скользит пальцем в прореху, по подкладке. Кирилл молчит, он не дышит и смотрит не моргая на свой рукав. – Так во сколько ты освобождаешься? – спокойно спрашивает Денис, правила этой игры ему ясны, но она будто Монополия, которую он никогда не любил. – В… в…. – Кирилл хмурится, не отводя взгляда от его пальца, буквально не может собрать мысли. – В девять, наверное. – Хорошо, – Денис убирает руку, и Кирилл еще некоторое время за ней пристально следит. – Значит, в десять будь на Охотном ряду. И не опаздывай, всё это блядство в одиннадцать закрывается. – Зачем? – Кирилл заторможенно переводит взгляд с его руки через рубашку, расстегнутый воротник и спущенный галстук на лицо. – Я куплю тебе новый спортивный костюм. Очень красивый. И охуенно дорогой. Чтобы ты его носил, пока свое ебучее Виши развозишь, и помнил про меня, – он таки перегибается через стол и легко касается его груди поверх олимпийки там, где сходятся его птичьи ключицы. – В отличие от укусов, его ты сможешь трогать вообще всегда. Кирилл дергается, под столом его бедро врезается в ножку, потому что он раздвигает колени. Упоительно. Не надо не то, что злиться, не нужно даже тоном давить. Кирилл достаточно умный мальчик, чтобы понять, что Денис делает – сжимает его жизнь в кулаке.– До вечера, – Денис отодвигает стул и встает. – Не опаздывать. Когда он выходит из вертушки “Тройки”, то замечает на парковке потрепанный микроавтобус конторы Кирилла – его нервный прокуренный водила уже на месте, нетерпеливо стучит пальцами по рулю. Денис снимает Феррари с сигнализации в прекрасном состоянии духа. До самого вечера он не заебывает персонал свежеоткрытого супермаркета в Сокольниках, перебирает бумажки в офисе и жрет виноград, который ему носит местный директор. У него-то рабочий день заканчивается в шесть, так что он четыре часа шатается по Охотному, выбирает себе всякую ерунду и шерстит все спортивные костюмы во всех магазинах. А без десяти десять садится на фонтан в холле со стаканом кофе и очень осознанно ждет. Где-то глубоко в нем живет страх, что у Кирилла рванет кукушка, и они не придет. Просто решит, что это край. И больше никогда не явится. Но где-то глубоко, очень глубоко. Денис получил ласковый чмок с утра – правила усвоены и приняты без поправок. Так что он пьет свой кофе и с наслаждением разглядывает людей, входящих в вертушку – модных блестящих молодых людей без тени грусти в лицах. А вот Кирилл в Охотный просачивается – состоит целиком из теней, углов и потертостей. Смотрит вокруг стыло и угрюмо, тянется за телефоном, чтобы звонить Денису, но тот салютует стаканом кофе, и он его замечает. И дарит лучшее за день – его лицо меняется. Он даже не улыбается, даже одними глазами – просто в лице становится меньше углов и теней, оно теплеет. Денис ждет, пока он сам подойдет, и он подходит. Подходит ближе, чем когда-либо на людях. Но и не он это начал – Денис на фудкорте “Тройки” распотрошил несколько правил поведения в общественных местах, так что теперь Кирилл забирает кофе, стоя между его разведенных коленей, снимает крышку и залпом допивает. Облизывает пенные усы. – Ух, миндаль, – резюмирует. – Не могу придумать шутку, прости. Денис ему улыбается. Он хочет запихнуть его в примерочную у Симачева, там такие хорошие большие примерочные, ткнуть носом в зеркало и отыметь. Бездуховно шипеть в затылок и закрывать рот рукой и заставить кончить на зеркало. Но блять. Раз уж начал, нехуй дергаться. Так что приходится встать, забрать стаканчик и сказать: – Пойдем.Костюм он выбрал уже давно, пока слонялся от запонок к носкам и назад. Делал спортивные костюмы какой-то местный урбанный бренд – сплошь мешковатые штаны и пайты, сшитые из кусков. Примерочные у них были совсем не подходящие для секса – узкие, шумные и хлипкие. И пуфа не было, и девушка в красивом юбочном костюме не несла чашечку кофе, как в “Красотке”. Да и если бы Кирилл вышел из примерочной, а тут его как в “Красотке” ждал Денис, возможно, он бы все же зацедил ему в зубы. Чисто гипотетически. Так что Денис слонялся по магазину, натыкаясь на татуированного продавца то за одним стеллажом, то за другим, а Кирилл все не выходил и не выходил. Он и ушел-то туда красный и с не ворочающимся языком. Так что Денис пошел в примерочную, коротко стукнул и ему открыли. Кирилл был там, и спортивный костюм на нем был – красивый, мягкий и охуенно дорогой. Кирилл в нем выглядел как славный внучок богатого дедушки, который в жизни не видел ни горестей, ни несчастий. Только глядел на Дениса в зеркало с неподдельным страхом. Так что тот зашел в примерочную и закрыл за собой дверь. Место и воздух там сразу кончились. Но не нужно было ни места, ни воздуха. Он сжал Кирилла в удушающей хватке поверх рук, поверх костюма – хрустнули суставы в локтях. Посмотрел в зеркало, как у того разглаживается лицо, и с наслаждением потерся бородой о нежную шею. Кирилл поплыл и откинул ему голову на плечо. – Лучше? – спросил Денис. – Лучше, – прошептал задушенно Кирилл. – Теперь так будет всегда. Носи, – сказал Денис, разжал руки и спиной вперед вышел из примерочной, закрыл за собой дверь.До закрытия оставалось полчаса – продавец в татуировках звонко бросал в кассу пересчитанные монеты. Рассудок методично и в деталях подсказал сценарий – сейчас он расплатится на кассе, посадит Кирилла в машину, они приедут домой и он со всей лаской разложит его на смятых с утра простынях. Но нет. Сегодня ему предстояло свершить святотатство, переступить через опасения, и впервые за эти месяцы сказать Кириллу “нет”. Только от этой мысли внутри что-то замирало, мол, Денис, ты хуйни натворишь. Но он должен был хотя бы попробовать. Он сегодня сжал метафорический кулак вокруг Кирилла с такой силой, что у того ребра должны были скрипнуть. Этого должно хватить. Посмотри на него – он таким спокойным не был со времен работы в колл-центре. Не вялым, не тусклым, не угрюмым – спокойным. “Ну, это ненадолго”, – подсказал голос внутри, и Денису пришлось закрыть глаза и набрать воздуха. Ситуацию, как и всегда в его жизни, спасла мать. Она позвонила, когда он расплачивался на кассе – Кирилл в потрепанном олимпосе без выражения разглядывал кроссовки в витрине, делая вид, что он к происходящему не имеет никакого отношения. Она почувствовала в коттедже запах газа и сразу вызвала аварийку, и теперь сидела на скамейке во дворе в одной пижаме и говорила срывающимся голосом. Так что делать было нечего – Денис вручил Кириллу пакет, велел вызвать такси и, борясь с желанием поцеловать его на прощание, рванул в Долгопрудный. Там мать уже дождалась аварийку, и те методично топтали грязной обувью в коридоре и на кухне в поисках утечки. Мать сидела в махровом халате поверх пижамы во дворе и курила. И очень удивилась, когда увидела его на подъездной дорожке. Он дождался, когда аварийка перекрыла газ, так и не найдя порыва, и укатила в ночь. Помог матери вымыть пол и съел киш с лососем. Это был не его дом – мать растила его в тесной двушке в Подмосковье. Это было место, которое он купил ей, и ей здесь нравилось, и у него была даже своя комната, в которой он ночевал пару раз. Но в этом доме ничего ему не принадлежало. Наверное поэтому он стоял в час ночи в ванной и отстраненно рассматривал себя в зеркало, как посторонний. И решения свои оценивал как чужие. И были они сомнительными. Как если бы сеть маркетов, на которые он работал, приняла решение финансировать детскую сборную на Параолимпиаде. Дело доброе и хорошее, но нахуя все эти материальные потери сети супермаркетов? У них от этого замороженные блинчики лучше покупать не станут. – Потому что так не могло продолжаться дальше, – думает Денис, глядя себе в глаза. – Оно бы все равно плохо кончилось. А так, может, не кончится. Сам себе он верит с трудом. Квартиру он находит в полном порядке – ни одного признака, что у Кирилла был вечерний приступ. Вещи на местах, телевизор выключен, олимпийка в гардеробе на крючке, везде темно. Денис находит его в спальне, видит в прямоугольнике света, падающего из гостиной – он спит на застеленной постели, обхватив себя руками, одетый в свой новый спортивный костюм. Когда ему стало хуево, он просто надел его и лег спать. У Дениса в голове только одно слово, которое очень любил один из его нанимателей – “костыль”. Надо идти к терапевту. Он раздевается, идет в душ, слушает там вечерние новости по радио, а потом тушит в квартире свет, ложится рядом с Кириллом и обнимает его со спины. Тот просыпается и что-то неразборчиво ворчит вопросительно. – Спи, – приказывает Денис. И тогда он потирается об него, как большой кот, и засыпает. Пахнет от него дорогим бутиком и дешевым шампунем. ______________________________________________________Утром он проснулся от того, что его трогали за лицо – движениями легкими и плавными, так что он сразу понял, что происходит, и не стал дергаться. Кирилл смотрел на него с расстояния в пару сантиметров, сказал мрачно: – Ну, ясно, – будто Денис облажался не успев проснуться. И чинно поцеловал в нос – почему снова в нос, Денис так и не понял. Нос они не обговаривали. Ему немедленно захотелось его поцеловать, но богатый опыт подсказывал, что за этим последует – Кирилл перебросит через него ногу, сядет сверху и Денис перестанет себя контролировать ровно до того момента, пока не кончит. Этого делать было нельзя. Но Кирилл сам откатился, сел спиной и спросил, снимая носки: – Ты сегодня в Сокольники едешь или в офис? – В офис, – простонал Денис и посмотрел время на телефоне, оказалось, что он проспал четыре часа. – Тогда ты опаздываешь, – резюмировал Кирилл, встал, стягивая пайту спортивного костюма, – и я опаздываю. Он аккуратно сложил ее пополам и положил в ногах кровати, глянул на Дениса тем стеклянным взглядом, с которым спрашивал что-либо когда стеснялся: – И еще раз спрошу, в последний. Ты пошутил?Скулы у него по-детски порозовели. Денис откровенно наслаждался. – А ты пошутил? – снова спросил он. – Нет, – снова ответил Кирилл. – Вот и я не пошутил.Кирилл внимательно его осмотрел от кончиков волос до пальцев на ногах под простынью, может быть, впервые вообще его увидел в пижаме. Покивал головой сам себе, рассматривая ноги Дениса. – Тогда, значит, я вечером еду домой собирать вещи. У Дениса в горле что-то забилось, будто он сраный пеликан, заживо пожирающий голубя. Он вроде бы именно этого и хотел, но когда получил, то оказалось, что тут больше золота, чем он может унести. Но он посмотрел на Кирилла, гипнотизирующего простынь, и сказал:– Я тогда сегодня возьму Ниссан и заеду за тобой… во сколько? Феррари, конечно, не машина для переездов. А на Ниссане он не ездил постоянно со времен колл-центра – ему хотелось себя чувствовать себя ультрахорошо постоянно, а Ниссан никакой радости не дарил, просто был повозкой. Так что он купил Феррари, хотя по большому счету, позволить ее себе не мог. Кирилл промямлил в ответ, что закончит в шесть, и Денис за себя и за него решил, что заберет его в девять, а потом кивнул на лежащую на постели пайту: – Ну, что? Лучше? Кирилл тоже посмотрел на пайту, лежащую черно-лиловым пятном поперек белой простыни, ласкающе провел ладонью по поясу штанов и коротко кивнул: – Да. – Так что, – засмеялся Денис, – могу сбривать бороду? – Запрещено, – без паузы отбрил Кирилл. – На государственном уровне. И пошел в душ первым, хотя Денис уже безбожно опаздывал. И на работу поехал, конечно, в своем новом спортивном костюме. Денис понял, что произошло –Кирилл понял правила по-своему. Он подумал, что никакого ему секса, пока он не выполнит все пункты уговора, и чмок, и переезд, и Катю. Поэтому послушно и смирно лежал, и целоваться не лез. Такого правила Денис не придумывал – все, чего он хотел, чтобы у Кирилла было хоть что-то вместо секса для гашения приступов. Потому что сам он этот ритм уже не вывозил. Но если Кирилл сам придумывает правила и готов по ним жить, то он может. Главное, чтобы ёбу не давал. Он отменил утреннее собрание в офисе и спокойно выпил кофе, тщательно выбрал костюм, запонки и часы. Прошелся по квартире, в последний раз осматривая её как безраздельный владелец. Было страшно. Честно – было. Но он взъерошил волосы, вызвал клининг и поехал к барберу. Потому что хоть бороду пока было нельзя сбривать, ухаживать за ней было необходимо. Было странно, но утренний разговор максимально его собрал, хотя он и поспал четыре часа. Осознание ответственности, которую он на себя брал, и брал безропотно, напомнило ему, кто он вообще такой – он управляющий целой сети, под ним не только Кирилл, под ним сотни людей. И им тоже нужно отдавать приказы с пользой для всех. Так что он открыл сведенные показатели, которые ждали его несколько недель, и сел кропотливо обрабатывать, и делал анализ с перерывами на кофе ровно до того момента, когда пришла его секретарша попрощаться – ее рабочий день заканчивался в семь. Тогда он выругался себе под нос и пошел за Ниссаном на паркинге – добираться до Медведково по вечерним пробкам предстояло не меньше полутора часов. Он был у Кирилла дома несколько раз, погружал в плотоядные метания его лощеную дешевым лоском соседку по квартире. Очень странно, что до нее никак не доходило, зачем он приезжает (он приезжал забирать Кирилла ебаться), и она почему-то считала, что Кирилл толкает ему дурь. Квартира была маленькая, и очень напоминала Денису ту, в которой он вырос – бедненько-чистенький ремонт, скрипящий пол, двери, покрашенные эмалью в сто слоев, старая сантехника и микроволновка. У Кирилла была маленькая практически пустая комната – на стенах ничего не висело, на комоде и столе ничего не лежало – вообще ничего. Каждый раз казалось, будто он вчера сюда заехал. И когда Денис таки добрался до него и остановился в дверях, то понял, что в комнате ничего не изменилось – в ней будто жили, будто нет. Дверь открыла плотоядная соседка, без лоска выглядящая будто даже лучше, чем с ним. Кирилл лежал по диагонали советского дивана, застеленного хозяйским пледом, и читал с телефона. На паркете перед ним стояла спортивная сумка, не то, чтобы большая и не то чтобы набитая. Денис дернулся, увидев спортивный костюм – он как-то про него и забыл, и по спине поползло тепло. – Что, всё? – спросил он, кивая на сумку. – А мне много не надо, – ответил Кирилл, блокируя телефон. “Тебе-то? Тебе-то дохуя много нужно, уж поверь” – подумал Денис, подхватывая сумку с пола. – Да я сам, – сказал Кирилл и потянулся к ручкам. Денис покачал головой отрицательно и выше поднял сумку. – Тебе до самостоятельности еще сотни обедов в Крошке Картошке. Как только я перестану лицезреть твои бедренные кости, пообщаемся на эту тему. Пойдем. Соседка – грустная и притихшая, на удивление тепло с ним прощалась. Обняла, уткнувшись лицом в плечо, и тихо проговорила: “Всегда сможешь вернуться”. Кирилл обнял ее в ответ, закрыв глаза. Денис стоял на один лестничный пролет ниже и рассматривал паука в паутине у окна. Тот был весел и беззаботен. Забрасывать сумку в багажник-ангар Ниссана было смешно – эта сумка бы и на заднем Феррари доехала нормально. – А где твой велик? – спросил Денис, когда они наглухо встали на Дмитровском шоссе.– Продал, – коротко ответил Кирилл, глядя в другую сторону. – А почему? – времени теперь у них было часа полтора, путь до Красной Пресни измерялся километрами пробок. – А нахрена он мне? – спросил Кирилл. – На работу меня Олегович забирает, с работы ты… Денис был готов это проглотить – он привык к тоннам молчания, которое они проживали в пробках, пока ехали ебаться. Все, что молчанием не было, было ленивым враньем для посторонних. Он к этому привык, он сам делал то же самое. Незачем, значит незачем. Но Кирилл оборвал себя на полуслове, повернулся к лобовому стеклу, посмотрел туда несколько секунд, а потом повернулся, наконец, к Денису, и несмело сказал: – Меня пугает траффик. Весь шум, гудки и остальное. В машине я чувствую себя будто в коробочке. Умом понимаю, что она ни от чего не защитит, но на велике будто голый. Денис поглядел на него – порозовевшего – снова, снова смущенного, и остро захотел пересадить на колени и загладить до невменяемого состояния. Он хотел носить этого дурака за пазухой. Каждую секунду. Но только потянулся к ремню безопасности на Кирилле, и затянул его до того, что Кирилла вжало в сидение до хруста суставов. Тот, хлопнув глазами, покраснел еще больше, и распластался по спинке, вжался щекой в подголовник. Денис видел только его белую нежную шею и отрастающие волосы. Когда он отстегнул его от сидения через час, Кирилл оказался спокойным и разговорчивым – по меркам Кирилла, конечно. Разрешил нести свою сумку через холл мимо консьержки, и в лифте рассказал, что сегодня был в Москва-Сити и ехал в одном лифте с писателем Лукьяненко. – Кажется, он мудак, – припомнил Денис. Кирилл не улыбался. Он никогда не улыбался – такая у него была беда. Но вот тут, в лифте, у него вдруг заулыбались глаза. Самую малость. Он ответил: – Так-то мы все мудаки. И так же, без перехода, очень спокойно, он продолжил: – Слушай, а я не могу позвонить Кате. Лифт открылся и Денис вышел, вопросительно выдохнув “хмммм?”– Она меня переблочила во всех соцсетях, и номер мой заблочила. И вообще начисто исчезла, – Денис искоса глянул на него, ища ключи в кармане. – И я бы мог доебать её мать, например, но что-то мне подсказывает, что ты не это имел в виду. Денис отпер дверь и пропустил его вперед. – Ну, ладно, – согласился. – Но когда встретишь – скажешь. – Да ты её за дуру-то не держи. Знает она. Догадалась. В квартире пахло недорогим мужским парфюмом – так пахло средство для уборки, которое использовали в клининге “Фея”. – Думаешь дело в следах от бороды? – со смешком поинтересовался Денис, а потом вдруг вспомнил, зачем вызывал клининг – он на самом деле забрал себе Кирилла.Все, вот теперь все серьезно и по-взрослому. Он остановился обутым в прихожей с сумкой в руках, пока Кирилл стаскивал старые кроссовки – зефирный и мягкий в новом костюме.– Может и в них, – ответил Кирилл, привычно запинал кроссовки под полку для обуви. – Хотя я вот их на ней нихуя не замечал. – Слушай, – перебил Денис и показал ему сумку, которую все еще держал в руках. – Хочешь жить там?Он кивнул на дверь в конце коридора – там было то, что он планировал сделать кабинетом, спортивным залом и чем-то еще полезным, но пока комната была просто безликой коробкой с мебелью из Икеи, в которую он никогда не ходил, забывая, что вообще-то у него трешка. Еще днем ему подумалось, что Кирилл-то взрослый мальчик, ему может хотеться иметь личное пространство. Точнее, оно обязано у него быть. – Или со мной? Это было не важно. По сути, это не имело значения. То, что он был тут, было финалом истории, Денис уже победил на всех фронтах. Но у него забилось в горле сердце, потому что… потому что было физически тяжело открывать рот и обсуждать проблемы, как взрослый. Он проблемы не обсуждал с тех пор, как из школы выпустился, и классручка перестала устраивать сеансы доморощенной психотерапии. Но Кирилл был ужасно спокойный, ясноглазый, разогнулся и посмотрел на него прямо. – А ты чего хочешь? Денис растянул рот в улыбке: – А я хочу по утрам смотреть, как ты одеваешься. Потому что это наполовину смешно, наполовину охуенно. По утрам он одевался как школьник, опаздывающий к первому уроку у завуча – спешно и нелепо, причем даже если не опаздывал, укладывался секунд в тридцать. Втиснуться в джинсы, в прыжке застегнуть болты, голову в воротник футболки, сверху толстовку, потом одернуть все вместе. Денис любил наблюдать, с какой стремительностью исчезают оголенные части его тела. И не испытывал никакого сожаления, потому что знал, что очень скоро они снова будут его. Но если Кирилл не спешил, а не спешил он на выходных или по вечерам, когда после Дениса еще ехал домой, то одевался он так же лениво, насколько быстро одевался по утрам. Он мог несколько минут натягивать джинсы, сидя на постели, а потом в попытке натянуть их на задницу, откидывался на спину, прогибался в спине и натягивал простынь на голову. И лежал так. Голый по пояс и в расстегнутых штанах. Если Денис не нападал на него сразу и не отнимал и штаны, и простынь, то он таки втискивался в одежду, потом медленно натягивал футболку, путался в рукавах, и та ползла вниз по его гладкой нежной спине ниже и ниже, прикрывала лопатки, потом выпирающие позвонки, потом ямочки на пояснице. Денис на это все был согласен годами смотреть. Молиться. Так что Кирилл посмотрел на него снизу вверх, кроткий, как олененок и пожал плечами: – Ну, вот и порешали. И Денис, наконец-то, с чистой совестью поймал его под челюсть и поцеловал – контракт был закрыт. И с чистой совестью отнес в спальню и медленно снял с него новый спортивный костюм в свете безжалостно яркого верхнего света, вернув себе и ключицы со светлеющими синяками, и поджимающийся живот, и выпирающие бедренные косточки. Кирилл светился глазами и не форсировал события, только пальцы у него дрожали и были холодные. Денис взял их в свои руки, дохнул теплом, и как-то так залип, уткнулся в них лбом, не заметив, что это вообще не помогает – пальцы заходили ходуном и сжались в кулаки. Кирилл выдернул руки из его хватки и отвернулся, сжался в комок на боку. Под кожей проступили очертания ребер. Денис наклонился над ним, поцеловал в висок и спросил: – Страшно? Кирилл ничего не ответил, но тут нечего было гадать. Денису честно хотелось сказать: “Мне тоже страшно”, но ему нельзя было быть слабым, и нельзя было бояться. Потому что тогда бы его безапелляционные приказы утратили силу. Ему больше нельзя было быть слабым. Так что он лег рядом, обнял его и пообещал в ухо: – Все будет хорошо. А потом он, возможно впервые, занялся с ним любовью. Медленно, долго и со вкусом. Кирилл смущался и мучительно краснел. Неужели, подумал Денис, он впервые делает это не с отлетевшей кукухой? Кирилл отводил глаза, и розовый румянец полз по его шее, наливался поверх желтоватых засосов. Денис осознал, что это все расчудесно и очень его радует, и это сливки с торта, которые он слизнет с огромным удовольствием. И спустя тонну поцелуев, заглаженный и разморенный, Кирилл прошептал ему: – Дай-ка я тебе помогу, – и принялся снимать с него рубашку, расстегивая пуговицы и вынимая запонки. Так что Денис отлюбил его на свежих после клининга простынях, не наваливаясь и не душа, в ладони впивались бедренные кости, а он все прикладывался, как к иконе, к ноге, которая упиралась ему в плечо. Кирилла отпустило – он подавался навстречу, кусал губы и был ужасно тихий, и только привычка следить за Денисом неотрывно осталась прежней – за каждой эмоцией на его лице. Что это значило, Денис не знал, что ему было важно видеть? А еще он так же привычно пах – изматывающим рабочим днем – совершенно чудесно. Как и всегда, чувствуя приближения оргазма, он протянул руки, и Денис покорно соскользнул вниз, чтобы поцеловать его. И так и остался в поцелуе, пока не кончил. Кирилл обнимал его за шею и целовал в лицо, легкий и довольный. После Денис некоторое время лежал рядом в кольце его рук и наблюдал, как он медленно отплывает в сон, а, насмотревшись, разбудил поцелуем в лоб и сказал: – Я иду делать стейк, так что скажи мне, какую тебе делать прожарку. Кирилл похлопал сонными глазами, тщательно порассматривал его лицо, зафиксировался на губах и проговорил: – А… я не знаю..? Вот когда мясо уже вообще без крови, но еще не сухое? Вот я это буду. И снова опустил голову с намерением подремать минуточку. У Дениса свело живот, а потом этот спазм поднялся выше, выше, еще выше, и сжал его за глотку. Это зверское, хищное, ублюдочное чувство нежности душило его. Так что он встал, шатаясь и злясь на себя, и пошел в душ. По радио попал в рекламный блок, и стоял, упершись лбом в стекло кабины и слушал бесконечную рекламу какой-то секты – не то про новую жизнь, не то про личностный рост. Разогрел гриль, посолил и смазал стейки, слушая как шумит вода в душе – Кирилл все же вытащил себя из дремы, нашел в брошенной у двери сумке какую-то одежду и совершенно голый прошлепал в душ. Денис внимательно проследил за ним и бросил на гриль его стейк медиум велл. Вернулся Кирилл и остановился в ровно на стыке плиток, которые отделяли кухню от гостиной. – Тебе помочь? – спросил позевывая. – Возьми в холодильнике овощи, которые хочешь съесть, – отозвался Денис, добавляя на гриль стейк для себя – его мясу требовалась одна минута.Когда он снял стейки с гриля и бросил на тарелки, Кирилл все еще стоял у распахнутого холодильника и тупо в него пялился, в руках он держал пустую тарелку. Денис подошел сзади и заглянул поверх его плеча – ничего особенного там не было, просто холостяцкий холодильник. – Я не знаю, – честно ответил Кирилл на незаданный вопрос. Денис беззвучно вздохнул, потом поцеловал его в висок и вытащил из ящика для овощей какие-то томаты, болгарские перцы и салат, сложил горой на тарелку в руках Кирилла. – Мне много, – сказал Кирилл, смотря в холодильник.Денис набрал воздуха в грудь, ощущая дикий животный страх – паническое желание бежать. И очень спокойно ответил: – Половина – моя. – Да? – уточнил Кирилл.– Да.