Пролог (1/1)

?Доброго дня, мистер Филлипс. Меня зовут Миранда Крист, я представляла и представляю интересы Вашей матери. Хотелось бы мне писать Вам при иных обстоятельствах, но, к великому сожалению, Ваша мать — Розмари — скончалась прошлой ночью. Примите мои соболезнования.Я пишу Вам по причине некоторой туманности, если позволите, её завещания. Мне известно о том, что Вы с Вашей матерью не виделись многие годы, но Розмари дала ясно понять, что хотела бы, чтобы в случае её кончины я связалась с Вами и Вашим отцом, чтобы выяснить вопросы наследства. Полагаю, эта новость не является для Вас шокирующей, а если и так, то прошу простить меня за то, что её сообщает Вам посторонний человек. Вашему брату Розмари о Вас ничего не рассказывала, и для него было несколько удивительно узнать о Вашем существовании.Прошу Вас прилететь в Нью-Йорк для дальнейших разбирательств, которые не терпят отлагательств. Мой ассистент свяжется с Вами в течение грядущего рабочего дня, чтобы Вы решили, когда Вам будет удобно встретиться со мной и решить вопросы касательно наследства.С уважением, Миранда Крист.?Карсон ёрзает в довольно широком и удобном кресле и отводит взгляд к иллюминатору. Он прикрывает глаза и подносит к лицу правую ладонь, потирая переносицу и уставшим выдохом напоминая самому себе о всём том дерьме, которое свалилось на его плечи за последние пару дней.Если быть откровенным с самим собой, он понятия не имеет, какого чёрта вообще летит в Нью-Йорк, уже предполагая, что эти почти восемь часов окажутся самыми сложными и уничтожающими в его жизни. Уничтожающими его изнутри, следует уточнить.Что может быть хуже, чем часовые пояса? По крайней мере, сейчас, когда ему предстоит не спать (ведь в самолёте невозможно выспаться) и занимать себя самокопанием и, возможно, чтением, а после сойти с трапа и понять, что назад дороги нет? Впрочем, о чтении приходится забыть, когда молодой мужчина в тысячный раз за каких-то полчаса ловит себя на мыслях о матери, с которой не был знаком, которую не знал, которую не видел ни разу с того возраста, который принято считать несерьёзным и поистине туманным для воспоминаний. Нет, он, разумеется, слышал о какой-то психологической методике возвращения сознания в те закутки памяти, которые, казалось бы, потеряны безвозвратно, но применять её не собирался даже при данных обстоятельствах.Филлипсу было доподлинно известно о разрушенных семьях, о сбежавших матерях, о разорванных отношениях, о брошенных с отцами и их ?жёсткой заботой? детях и о том, что, в общем-то, со временем не становится легче. Становится наплевать, но не легче.В детстве, будучи мальчиком с только-только начинающим формироваться пониманием действительности, он нередко представлял себе ту самую судьбоносную встречу с матерью. Фантомная женщина в его воображении всегда обнимала, прижимала к груди крепко-крепко, показывая всю ту любовь и отчаяние, терзавшие её годами; она всхлипывала, продолжая беспрерывно целовать его макушку и шептать о том, как он был важен для неё всё это время, как был ей нужен. Но шли годы, а Карсон забывал о вере всё больше и больше. В пятнадцать он уже не думал о матери так часто, а в двадцать и вовсе забыл, что, помимо отца, в его жизни (в его детстве) был ещё один немаловажный человек.Что вообще принято говорить детям, растущим без одного из родителей? Умер, ушёл, бросил, изменил?.. Карсон был слишком умным ребёнком, мальчиком, юношей. Он понимал, что под всеми рассказами и ?историями? отца нет твёрдой почвы, способной подкрепить его слова. Он понимал, что Грэм оберегает его чувства от, возможно, того, что могло бы его сломать; но факт был в том, что сломать его не мог никто. Даже догадки об ушедшей от них (от него) матери, либо догадки о том, что было куда хуже, что она могла скончаться при родах или умереть в его детстве. Рабочей версией было то, что Розмари пришлось уехать по обстоятельствам, которые не зависели от неё самой, но Карсон отчётливо и ясно понимал, что всё это собачья чушь и у людей всегда есть выбор. Особенно он есть, если рядом с ними семья и, Господи помилуй, маленький ребёнок.Молодой мужчина морщится, чувствуя, как неприятно закладывает уши, и пытается сглотнуть, чтобы избавиться от этого ощущения. Он открывает глаза, равнодушным взглядом окидывая салон лайнера, и глазами провожает одну из стюардесс, что, как и другие, улыбается каждому пассажиру. Дурацкие улыбки. Кому они нужны, когда твой мир, до этого устоявшийся за долгие годы, прямо сейчас трещит по швам? Получается, все эти почти тридцать лет его мать была где-то рядом в масштабах мира и могла в любой момент объявить ему о себе; получается, все слова отца спешно превращались в пыль и мусор; получается, те неясные и неизвестные чувства, словно его тянуло куда-то и к кому-то, были не частью его воображения, а чем-то осознанным и реальным.Розмари. Его мать. Мать, бросившая своего ребёнка и после смерти вдруг решившая написать ему о себе. Эта история вполне достойна участи дешёвого романа или мемуаров, не так ли?Слишком много вопросов.Карсон понимает это всё отчётливее, стоит ему вспомнить об одной любопытной части письма, присланного ему адвокатом матери: ?Вашему брату Розмари о Вас ничего не рассказывала, и для него было несколько удивительно узнать о Вашем существовании.? Стало быть, у него ещё и брат есть? Брат, которому повезло больше и который остался с матерью, в то время как сам Филлипс был вынужден расти и терпеть эти насмешки и тычки собственного родителя, твердящего ему, что журналистика — это несерьёзно и глупо, и что с его задатками и генами лучше идти в адвокаты и продолжать — как это говорится? — семейное дело. Но вот незадача: Карсон никогда, никогда в своей жизни не пытался соответствовать ожиданиям отца; он не хотел и не был тем, кем хотел его видеть Грэм; он не мог позволить себе ещё большей лжи, чем уже присутствовала в его жизни, и делать то, что ему было крайне неинтересно.Именно поэтому он с отличием окончил Кембриджский университет. Именно поэтому он дни и ночи проводил за учебниками и книгами. Именно поэтому он одним из немногих был принят на тогда ещё временную работу в небезызвестное лондонское печатное издание и в дальнейшем довольно быстро поднялся выше мальчика на побегушках для своего шефа и редактора. Именно поэтому он был тем Карсоном Филлипсом, которого все знали как порой жёсткого и саркастичного, хоть и молодого литературного редактора, который каждому из своих клиентов говорил, в каких местах их рукописи неплохи, а в каких — полное дерьмо, которое он берётся переписывать и доводить до ума за немалые гонорары. Именно поэтому все хотели с ним работать, но никто не хотел иметь близкого знакомства.— Даже собственная мать, — шепчет Карсон, выдавая вслух мысли, и выпрямляется в кресле, глядя по сторонам и скупо улыбаясь сидящей рядом женщине среднего возраста, смотрящей на него с вопросом во взгляде. Он качает головой, неловко ёрзая снова, и достаёт из кармашка переднего кресла маску для сна, натягивая её на лицо и откидываясь на спинку сидения. Быть может, поспать ему всё же удастся, если этот безумный рой тупо режущих изнутри мыслей угомонится хоть на пару минут. Быть может, когда он проснётся, то окажется дома, недалеко от центра Лондона и сможет поцеловать своего партнёра, с которым они не виделись около недели. Быть может, всё изменится к лучшему.