22 (1/1)

Это Билл змей боялся. Не блондинок в деловых костюмах и не изящных азиаточек в кимоно, а вполне себе обычных змей. Настоящих. Смотрел в их маленькие черные бусинки-глаза и, видимо, не знал, за что зацепиться; трогал чешую опасливо, аккуратно, даже если его ладонь не смертоносная мамба обвивала, а какой-нибудь уж несчастный. Бадд тогда, конечно, над заклинателем змей посмеивался. Посмеивался, потому что, ну, это было забавно, когда у Билла лицо мертвело: у бесстрашного такого Билла, который пил на брудершафт с колумбийскими наркобаронами и организовывал чайные церемонии китайским мафиози.Посмеивался, значит, Бадд, брал флейту и начинал играть. Это не бог весть какая сложная музыка была?— змеям-то хватало, а вот Билл сидел и кусал локти оттого, насколько это была безвкусная музыка. Бадда это только больше забавляло: Билл хотел бы, например, локти покусать, но он слушал, оледенелый, и глядел на качающуюся змею?— еле силы находил, чтобы двигать зрачками из стороны в сторону; Билл хотел бы за, там, вменить за простоту мотива, а слова на губах у него застывали, как мертвец после конвульсий.Только после представления Билл Бадду выговаривал, что уши режет. А Бадд ничего не отвечал?— однажды, правда, попросил Билла сомкнуть веки и протянуть ладони вперед. Сначала думал змею подложить: ублюдком он был, этот Билл, и, наверное, того заслуживал; да и, знаете, слишком много всего себе ублюдок этот заграбастал: и блондинок в деловых костюмах, и изящных азиаточек в кимоно.Но оно того не стоило, конечно же.Бадд флейту протянул. И даже играть научил.Пусть он и умел только, что змеям в глаза смотреть.