А ты чувствуешь Бога? (1/2)

— …Слышишь, Юу? Ты знаешь, откуда у Воронов две точки вот тут? – Лави стучит пальцем себе по лбу.Канда пожимает плечами и делает очередной глоток вина.— Так я тебе скажу, — Лави оживляется, подбирает под себя ноги, а сидит он на застеленной кровати Канды, и начинает. – Понимаешь, это результат небольшой трепанации черепа, произведенный ещё в раннем детстве. Ребёнку сверлят в голове две дырки, потом вставляют в них такие ма-а-аленькие трубочки и подают по одной специальную жидкость для промывки мозгов, а через другую она выходит вместе со всякими крамольными мыслями... Эй, Юу? Тебе не смешно? Юу-у-у!— Что? — Канда рассеянно смотрит на него, потом сердито толкает ногой. — Ты меня как назвал, скотина?— Да ладно тебе, — Лави смеётся, думая про себя, что синяк точно останется. — Не надо так заморачиваться без повода, Юу. Ещё бутылочку?— Давай.Канда знает, что молодой ученик Книжника пришёл к нему не просто так. Лави никогда ничего не делает без повода. Но сейчас японцу всё равно, вернее, он совсем не против компании рыжего обалдуя, лишь бы тот отвлёк от не самых радужных мыслей. А то, что Лави кружит вокруг да около, лишь бы выпытать нужную информацию — да ради Бога. От него не убудет.— Жалко, что мелкий не смог прийти, да, Юу? — идиот лыбится и ловко уклоняется от второго удара ногой. — И с Прыщиком тоже не скучно было. Я его в последний раз чуть не уговорил попробовать.

— Только их сейчас не хватает, — бормочет Канда. Будь перед ним в комнате Стручок — точно убил бы придурка. Есть за что.Радует одно — Уолкер сейчас сам как на иголках. Парень, которого к нему приставили, куда въедливее Линка, и свои обязанности присматривающего воспринимает слишком уж серьёзно. Юный Ворон — Канда не помнит, как его зовут, но не суть — следит за каждым шагом Уолкера, и, более того, диктует ему свои взгляды на образ жизни, питание и прочее. И постоянно стонет над огромными порциями Стручка в столовой, отчего у мелкого, кажется, окончательно испортился аппетит. Каким бы это удивительным не казалось, но появился в жизни мелкого улыбчивого мальчишки человек, с которым он мог ужиться ещё тяжелее, чем с Кандой. И это... забавляло.Канда мог бы ещё поразмышлять над этим, повспоминать взбешённое лицо Стручка и его возмущённые крики, это приятно... Но в памяти всё ещё был жив недавний разговор с Комуи.Едва выйдя из Научного отдела, он твёрдым шагом направляется в кабинет смотрителя,

Перехватывает Ли около собственного кабинета. Удерживает за ворот формы, прижимает к стене.— Вы что творите, вашу мать?!Ли понимает его сразу же. Смотрит сверху вниз на Канду мутноватыми от недосыпания глазами, осторожно берёт за запястье.— Канда, давай поговорим об этом в кабинете?

Экзорцист оглядывается, ловит пару испуганных взглядов, нехотя отпускает смотрителя. Тот поправляет форму, поудобнее перехватывает папку с документами, открывает дверь в кабинет и указывает рукой:— Прошу.

Канда входит и привычно садится на диван перед столом Комуи. Что бы ни сказал сейчас смотритель, но подобное нельзя оправдать ничем, и если сейчас ему начнут вешать лапшу на уши…— Это я тебя порекомендовал, — со странной улыбкой произносит Ли, присаживаясь на край стола и не выпуская папку из рук.

— Подожди… Стой… Чёрт, Комуи!.. Какого хрена ты вообще такой спокойный?! – взрывается Канда. — Ты не понимаешь, что ли, что тут творится, и чем это может обернуться?! Блядь, да тут Ной, у тебя Ной под боком!!! И вы его надеетесь удержать кучкой бумажек и всякими значками? Твою же мать, да они меня после повели к этому Ворону, которого он покалечил... Это не человек, это чёрт знает что; я сражался с ним в Эдо, я его смогу остановить, но если не сразу смогу подскочить? Если он половину Ордена положит, прежде чем я подоспею?— Канда, говори потише, пожалуйста, — успокаивающе просит Комуи. – Тебя, наверное, предупреждали, что информация секретная.— Секретная? Скрываете, что тут, совсем рядом, Ной, который поубивал кучу экзорцистов как нехрен делать? А если за ним придут? А за ним точно придут, Комуи; тебе напомнить, что творилось, когда вы это Яйцо изучать начали, и пришла та женщина-Ной с кучей акума? Тогда половину Научного отдела в Черепов превратили и увели!.. Да от нас камня на камне не оставят!..— Пока же не пришли, — мягко прерывает Комуи, разглядывая надписи на папке.Канда от удивления замолкает на какое-то время. Потом тихим, сдавленным от бешенства голосом переспрашивает:— Пока? То есть мы тут все сидим, как на пороховой бочке, и ждём спокойно, пока она не взорвётся? Красную дорожку для Ноев приготовили уже, а? Комуи, ну, ты и кретин…— Орден – это не только я, Канда. – Комуи, наконец, поднимает на него глаза, и экзорцист осекается: столько в тоне смотрителя безнадёжности и усталости.

Теперь, когда поток обвинений и возмущений прервался, Ли встаёт со стола, кладёт папку, обходит его и садится на кресло. Смотрит вопросительно на Канду, словно приглашая его продолжить, но молодой человек молчит, ждёт.— Разумеется, я предпочёл бы, чтобы Тики не держали здесь. Чтобы вы не подвергались такой опасности. Но так получилось: мы захватили его почти случайно, а Аллен смог открыть Врата лишь сюда, в других Отделениях он не был, Азиатское же ещё не окончательно восстановлено после нападения акума.— Стручок тоже в курсе? – ошарашено спрашивает Канда.— Теперь ты знаешь, — кивает Ли. – Да, конечно же, он в курсе. Раз он его сюда перенёс. Ватикан давно мечтал захватить живьём кого-нибудь из Семьи Ноя, и получилось так, что…Канда почти не слушает его. Стручок знает? И ходит себе спокойно по Ордену, смеётся над шутками Лави, лопает под причитания конопатого Ворона гигантские порции еды – зная, что где-то под ним, в подвалах Научного Отдела, человека, которого он сам доставил в Орден, учёные психи разбирают на части? А как же пафосное ?спасать, не разрушая?? Нет, Канде не жаль Ноя, Канда на его месте не стал бы переживать и лить слёзы, но подобная двуличность его раздражает. Чёрт, Стручок ещё более бесполезный и лживый, чем он думал.— Что делать, Комуи? Что мне сейчас делать? – прерывает он словоизлияния и совершенно не нужные ему подробности пленения Ноя.Комуи снова поправляет очки, сплетает пальцы рук под подбородком.— То, что они говорят тебе, — просто ответил он. – Пока есть возможность изучить Ноя – его будут изучать. Предполагаемая польза от исследований перевешивает опасность нападения.

— Ты меня порекомендовал… — задумчиво говорит Канда, вспоминая первую фразу Ли. – Стручка, значит, пожалел.Ли поправляет берет, трёт лоб, откашливается, но ничего не отвечает .— Ясно. – Канда качает головой и встаёт с дивана. В самом деле, кому ещё, кроме него, можно это поручить? Уолкер весь изойдётся на сопли, если его носом ткнут в то, чему он сам способствовал. Кроули – та же песня, да и слаб он против Ноя. Лави пока замахнётся своим Молотом, ему сто раз кишки выпустить успеют. Да и если ему ничего не рассказывают – значит, не хотят, чтобы даже Книжники знали об этом до поры до времени. Линали – не для девушки это зрелище, и Комуи жалеет её. Ей и так достаётся.

Остальные экзорцисты тем более не годятся, а генералов дёргать ради подобного не стоит. И кто захочет служить нянькой около еле живого Ноя?

Как ни посмотри, а подходит, действительно, только он. А Комуи… он и сам не рад тому, что творится у него, но что он может против решения Ватикана? Те совсем разошлись, выгнали команду Ривера из Научного Отдела, как будто те ничего не соображают, и пользы от них никакой, и сами теперь всем заправляют.

— Когда они придут, Комуи…Ли снова улыбается — жалко, беспомощно.

— Поэтому Ватикан прислал сюда дополнительный отряд Воронов, ты их видел, наверное. И по той же причине я уже три недели никого не отправляю на миссию. Хотя с большим удовольствием сбагрил бы вас всех куда-нибудь подальше, пока всё не закончится.— Закончится? Что значит – ?пока не закончится??— Извини, Канда, но если у тебя всё, то я хотел бы ещё немного поработать, — с нажимом произносит смотритель. – Делай всё, что от тебя просят, и не конфликтуй с ними, пожалуйста.

Он молча встаёт и выходит из кабинета, не закрывая за собой дверь. Идёт, не останавливаясь, до своей комнаты, заходит, скидывает плащ и садится на кровать.

И сидит так, хотя наступил вечер, и давно пора на ужин, и в комнате сумрак. Сидит в темноте и тишине, пытаясь сопоставить все факты, все кусочки. Пытаясь придумать, как можно преломить ситуацию. Потому что всё происходящее ему очень не нравилось.

Если Ватикан добровольно делает шаг в пропасть, то нечего тащить за собой остальных. И он обязан что-то сделать, а не сидеть и ждать, пока Тики вырвется, и пока за ним не явится вся Графская кодла.— …Юу, ещё?

— Убью, — беззлобно грозится Канда, протягивая руку за очередной бутылкой. Есть после посещения Тики не хотелось, а вот выпить – самое оно.Передавая ему вино, Лави как бы невзначай добавляет:— Сочувствую.Канда приподнимает брови.— Ну, ты теперь тоже всё знаешь.Японец молча продолжает смотреть на него. Лави мнётся, потом бросает опасливый взгляд на дверь и переходит на громкий шёпот:— Про него. Учёные совсем рехнулись. С ума сойти, да, Юу?

Канда по-прежнему молчит, и Лави поднимает вверх руки, словно сдаваясь.— Ладно, ладно, я тоже обещал никому ничего не рассказывать, но раз тебя посвятили, я хотел просто поговорить с тобой об этом. Нельзя же так всё оставить, это большая опасность для всех.— Что делать? – медленно произносит Канда. – Не лезть ко мне, идиот! Ни хрена ты не знаешь.Лави моргает несколько секунд рыжими ресницами, и после заливается беззлобным смехом. Дальше пьют молча, а когда вино заканчивается, Лави встаёт, чуть пошатнувшись, так же, без слов, шутливо салютует двумя пальцами и выходит, аккуратно прикрыв за собой дверь.Канда снова остаётся в темноте один. Но теперь ему чуть легче. Надо ложиться спать, решает он. Завтра снова присматривать за Тики, и надо быть внимательным и сосредоточенным.

После разговора с Тики помощник так раздражающего Канду учёного-итальянца, Дзирелли, проводил его в отделение реанимации при лазарете. И там показал Ворона, изувеченного Ноем при попытке побега. Ему как раз меняли бинты, и экзорцист почти во всех подробностях смог рассмотреть, на что способен Тики, вооружённый лишь осколками стекла.Глядя на человека, который никогда уже больше не сможет видеть, и на неопределённый срок лишён возможности самостоятельно дышать и принимать пищу, экзорцист почувствовал, как из сердца постепенно уходит непрошенная жалость к Ною. Пусть слабый и жалкий, Ной всё равно враг, и всё ещё опасен. И Канда больше никогда не позволит себе жалеть его. ?Голуаз?… Как же, сейчас прямо побежал.— Сигареты… ему ещё дать… — бормочет он вслух, ложится на кровать и засыпает одетым.Следующий день совсем не лучше прошлого. Едва Канда успевает принять душ, его вызывают в Научный Отдел. Он должен сопровождать Дзирелли с ассистенткой на утреннем осмотре ?опытного образца?.Тики при виде Канды улыбается приветственно и машет правой рукой. На ней нет большого пальца, и Канда против воли думает, что сделали это скорее не в качестве эксперимента, а для того, чтобы сделать его более беспомощным – он же даже ложку толком в этой руке теперь держать не сумеет. Может, отрезали после той попытки побега, вон, на бинтах ещё кровь выступает…— Уже утро, да? – весело интересуется Ной. — У меня тут постоянно горит свет, и я совершенно запутался во времени. Ммм… — он поводит носом. – Кажется, кто-то недавно пил, и не самое лучшее вино.

Канда вздёргивает подбородок.

— Хотя я не отказался бы и от такого, — добавляет Тики, словно извиняясь. – Какие виды экзекуций у нас на сегодня?Итальянец неодобрительно смотрит на него из-за стёкол очков, но ничего не отвечает. Привык к подколкам Ноя, догадывается Канда.Все процедуры стандартны: поначалу осмотр Ноя, когда Дзирелли диктует ассистентке, высокой носатой девушке, о состоянии подопытного; взятие крови для анализов (судя по почерневшей коже на сгибе руки и некоторому количеству времени, потраченном девушкой на поиск ?годной? вены, подобное совершалось уже много раз); стакан воды – и Канда временно свободен, но из Отдела его просят не уходить, потому что скоро он опять понадобится.

Экзорцист садится на стул в Главной лаборатории и смотрит неприязненно на снующих итальянцев, щебечущих на своём птичьем языке. Иногда мелькают смутно знакомые слова, но это либо латынь, либо что-то, схожее по звучанию с испанским, который Канда худо-бедно, но знает.

Хочется есть, позавтракать он не успел. Кто-то рядом с ним жуёт бутерброд, и экзорцист неприязненно косится на едока. А потом вспоминает, что Тики не ел уже, наверное, больше недели, и сам на себя злится. Уж если этот выдерживает, несмотря на всё, что с ним делают, Канда точно доживёт до обеда.Внимания на него никто не обращает, и ради Бога. Вспомнят, когда снова надо будет им задницы прикрыть…Он вздрагивает, когда рядом с его локтем на стол опускается что-то дымящееся, звякая о металлическую поверхность.

Дзирелли с улыбкой пододвигает к нему чашку горячего кофе.

— Это ненадолго, ещё на час, и вас не побеспокоят до вечера. Тосты хотите?Канда качает головой и, помедлив, решает отпить немного кофе. Час можно и потерпеть, тем более что лучше чуть душноватый воздух лаборатории, чем вонь той комнатушки, где держат Ноя.Его берут с собой потом ещё два раза – у Тики проверяют его раны, и Тики дают ещё воды в обед. А потом Канда снова свободен до вечера.Он покидает Отдел, быстрыми шагами идёт по коридорам, по пути сердито зыркнув на встретившегося по пути Комуи, и добирается до террасы, что при главном зале здания. Выходит наружу и полной грудью вдыхает холодный воздух. Сверху капает, но Канду это не слишком волнует. Он дышит снова и снова, пока из лёгких не выветривается отвратительный запах гнили.Когда-то давно, путешествуя поездом в одиночестве (искатель не в счёт) со скуки он начал читать книжонку, забытую предыдущим пассажиром. Книжка оказалась откровенно дешёвой, в ней рассказывалось о каком-то знаменитом сыщике, расследующим ритуальные убийства. И Канде попалось выражение ?сладковатый запах разлагающейся плоти?. Тогда он фыркнул и швырнул макулатуру подальше от себя.Горе-автора надо подвести к трупу недельной давности и ткнуть носом, чтобы понял – сладким тут не пахнет. Трупы воняют, смердят, от них невыносимо разит, и назвать эту вонь запахом у знающего язык не повернётся. А когда ты случайно наступаешь на него, вот тогда выходит всё, что скопилось внутри за дни разложения, и это самое-самое то, что надо. Сладковатое, как же.От Тики несёт, как от трупа, понимает он вдруг. Живой человек не должен так пахнуть. Если у него ещё нет гангрены, то скоро точно будет, судя по запаху.Он стоит ещё какое-то время, не имея особого желания заходить внутрь, пока не замерзает окончательно. И когда уже разворачивается, замечает на перилах начатую пачку забытых кем-то сигарет. Оставил кто-нибудь из искателей, наверное, думает экзорцист брезгливо. Ради интереса берёт её в руки. Не ?Голуаз?, случайно? Так, просто интересно...?Джитанс?, читает он на английский манер. Синяя пачка, а ней чёрный силуэт женщины с бубном.

Канда несколько раз встряхивает пачку, чтобы слетели капли воды, потом кладёт к себе в карман. Зачем? А нечего оставлять, где любой может взять, бурчит он себе под нос и уходит с площадки.— Купаться? – удивлённо переспрашивает Тики. – А по какому поводу такая радость? Боитесь подцепить от меня вшей?В комнате три стены каменные, а одна – прозрачная. Канда замечает это только что. Может, потому, что в первые два визита его внимание было приковано к самому Ною. Или стекло было закрыто тканью, чёрт его знает. В любом случае, сейчас по ту сторону стоит толпа этих учёных – у экзорциста мелькает ощущение дежа вю – и это страшно напрягает.— Помогите снять с него бинты, — командует тот самый тип, который в первый день сомневался, подходит ли Канда для данной работы. Он и есть главный у них, похоже.И Дзирелли вместе с носатой помощницей разматывают грязные марлевые ленты, на которых, к удивлению Канды, тоже нарисованы какие-то знаки. Может, зря он паниковал по поводу того, что Ной сумеет вырваться. В Ватикане тоже не идиоты сидят.А вот на тело Тики под бинтами смотреть ему не хочется, хотя и надо. Канда стоит совсем рядом, держа руку на рукояти меча, наготове, если полумёртвый безоружный враг попытается сразиться с ним и после вырваться на волю через несколько постов с Воронами.Теперь запах ещё резче и тошнотворнее. Кожа под бинтами бледная, с почти зеленоватым оттенком. Кое-где марля присохла к ране, и бинты дёргают, чтобы отстали от кожи.

— Создатель, как грубо, — вздыхает Тики, протягивая вторую руку девушке, чтобы и её освободили от бинтов.

Когда грязные, дурно пахнущие марлевые полоски все лежат на полу неопрятной серой кучкой, итальянцы помогают ему встать. Тики большого роста, но из-за худобы кажется ещё более высоким. Он совершенно обнажён, разглядеть можно всё тело, а на нём нет, кажется, живого места. Опрелости, ожоги, кровоподтёки, какие-то язвы, порезы, как маленькие, так и широкие и длинные; в правом плече – две круглые подживающая дырки с обожженными краями, явно от пулевого ранения – наверное, на Ное испытывали все возможные виды оружия.От ноги отстёгивают цепь, и становится видна тощая лодыжка, украшенная блестящей красноватой полоской повреждённой кожи. И всё же Канду это трогает не так сильно, как вид страшного багрового шва через весь живот, до самого паха. Шрам неровный, рваный, и Канде остаётся только гадать, резали Тики так специально, чтобы достать до каких-то внутренних органов, или… Или в данном случае обезболивание тоже посчитали излишней роскошью, и Ной немало подёргался, пока его вскрывали на живую.Поддерживаемый Дзирелли и его помощницей, Тики подходит к углу комнаты рядом с вделанным в пол унитазом. Рядом – небольшой поддон, над которым висит шланг с душем.

Девушка, ростом почти с самого Тики, протягивает руку, чтобы взять душевую головку, но он опирается о стену, тяжело, но твёрдо, и говорит недовольно:— Поверьте, барышня, помыться я и сам смогу.

Левой, здоровой рукой, он открывает кран с водой, вздрагивает, когда струи ударяют по голым плечам, но потом справляется с дрожью и начинает водить по телу ладонью, помогая воде смыть двухнедельный (по догадкам и ощущениям Канды) слой нечистот.

На спине его, чуть выше поясницы, отсутствует аккуратный квадрат кожи. Вероятно, учёным понадобился образец кожного покрова. Чёрт, они сами такие же больные, как и сам Ной, думает Канда, брезгливо морщась. И как раз в этот момент Тики оборачивается, почувствовав и перехватив его взгляд. Усмехается и, подмигнув, приподнимает волосы на затылке, обнажая довольно большую почерневшую проплешину, поблескивающую сукровицей.

Канда невольно отворачивается. Что там у него — срезали кусок скальпа, или часть черепа — ему знать совсем не хочется.

Тики, довольный произведённым эффектом, смеётся.— Эй, не теряй бдительности, экзорцист. Не отрывай от меня взгляда, я в любой момент могу пройти сквозь стену и исчезнуть. Или наброситься на тебя.

— Как же, сейчас, — бурчит Канда, с трудом заставляя себя смотреть на изувеченное тело Ноя. Пусть он видел немало изуродованных трупов, но те, по крайней мере, лежали неподвижно, как нормальные люди. А это ещё дышит и шевелится, от чего особенно противно.

— Заканчивайте, — командует глава итальянской команды, но Тики, не обращая на него внимания, продолжает стоять, подставив лицо воде. Мужчина кидает на Канду сердитый взгляд, потом указывает движением головы на пленника — сделайте что-нибудь. Экзорцист вздыхает, подходит к Ною и протягивает руку, чтобы взять его за плечо.— Всё, хватит, накупался.Вода в душе совершенно ледяная.Потом итальянцы начинают осматривать раны подопытного. Говорят на своём языке, и ни Канда, ни Тики не понимают ни слова. Пожилая женщина с изрезанными морщинами лицом берёт Ноя за запястье правой руки, приподнимает так, чтобы видели все, и произносит:— Questa necrosi.Слово "некроси" понятно и без перевода. Обрубок пальца вокруг торчащей косточки распух и посинел.

Начальник научного Отдела Ватикана хмурится, а потом машет рукой и быстро-быстро говорит что-то в повелительном тоне.Дзирелли, стоящий рядом с Кандой, качает головой. Ему, похоже, эта речь совсем не нравится. Он поворачивается к Канде и говорит тихо:— Сеньор Росси хочет, чтобы мы почистили руку, отрезав мёртвые ткани, и обработали сильным обеззараживающим. Но я боюсь, что этого будет недостаточно, процесс зашёл далеко.

— Так скажите, — вполголоса отвечает Канда.— Он не послушает, тем более меня, — вздыхает низенький итальянец.

Осмотр и все необходимые процедуры закончены, и Дзирелли предлагает Канде попить кофе. Экзорцист соглашается, потому что идти куда-то, разговаривать с кем-то в Ордене ему не хочется совершенно, там на него снова накинется Лави, или Комуи пройдёт мимо с видом побитой собаки, или в коридоре попадётся ругающийся со своим наблюдателем Стручок... Стручок...

Пока он пьёт кофе, особо не прислушиваясь к щебетанию Дзирелли, в голову приходит одна мысль, от которой губы Канды поневоле растягиваются в улыбку.— Хотите булочку? — спрашивает девушка-ассистентка, ободрённая его улыбкой, но экзорцист отрицательно машет головой. После подобного зрелища есть ему захочется ещё ой как нескоро.— Зовите, когда будет нужно, — коротко говорит он, вставая из-за стола, и уходит.Уолкера найти теперь всегда несложно по возмущённым крикам, но Канде необходимо, чтобы рядом не было народу. И ему везёт. Стручок попадается ему перед входом в уборную, он стоит и спорит до хрипоты с юным конопатым Вороном на повышенных тонах.

— Мистер Уолкер, это для вашего же блага!..— Отстань от меня! А ещё лучше, постой тут, пока я в туалет схожу, хотя бы!

— Вы знаете, я не могу на это пойти...— Тогда иди лучше в!..Договорить Аллен не успевает, потому что Канда хватает его за плечо и тащит в туалет.

— Канда, ты чего?— Мистер экзорцист, прошу вас, вы не можете...Он захлопывает дверь, припечатывает к ней с обратной стороны Стручка, игнорируя стук и возмущённые крики Ворона с обратной стороны.— Канда...— Это правда, что ты его сюда притащил через Ковчег? — начинает японец без предисловий.— Я... Ты... Ты всё знаешь? — потрясённо спрашивает Уолкер.— А ты, значит, не знал, что я за ним теперь приглядываю? Тогда ты не знаешь, да, что с ним сейчас делают там, в лабораториях? — Канда ухмыляется, наблюдая за тем, как медленно бледнеет лицо мальчишки, и с удовольствием продолжает. – На нём испытывают всякие новые виды оружия. А ещё отрезают от него по кусочку и изучают их, разглядывают под микроскопом.

Аллен смотрит на него испуганно, даже вырываться перестал. Так-то лучше.— И это ты, а не я и не тот Ворон, которого Ной чуть не убил, должен был возиться с ним дальше, понимаешь меня? Держать его, когда его безо всякого наркоза режут. А теперь ещё и ждать, пока вся Ноевская семейка явится, чтобы его забрать. Ты сам-то понимаешь, что сделал? Тебе хватит сил, Стручок, чтобы защитить всех, когда начнётся бойня?

Уолкер теперь совсем зелёный, и глядит жалобно. Но при последних словах Канды как-то выпрямляется и говорит тихо, но твёрдо:— Мы все знали, на что шли. И я готов заменить тебя, да. — Он гордо поднимает подбородок.

А Канда представляет, как Стручка скрутит при первом же взгляде на Тики, как он тысячу раз упадёт в обморок, пока над Ноем будут производить очередной опыт, и качает головой.— Обойдёшься. Я тебе не доверяю. Лучше бы тебе всё время быть наготове, пока Граф не нагрянул.Он отталкивает Уолкера в сторону, дёргает дверь на себя, отчего Ворон, с другой стороны налёгший на неё, теряет равновесие и залетает внутрь, едва не сбив его.

— Канда! — окликает его Уолкер, но он идёт прочь, не оглядываясь. Он сказал всё, что хотел, и от Стручка больше ничего слушать точно не желает.…Тесное, душное пространство, где он заперт, словно в кладовке, на ногах и руках — цепи, как у Тики. Его держат в одном помещении с врагом?— Ага, теперь вместе, — шелестит Ной над ухом. Запёкшиеся коркой губы царапают кожу, а руки, влажные, холодные, обхватывают, лезут под одежду, впиваются в тело. Канда дёргается, только Ной сильный, и Ной разрывает кожу, тянет мышцы, и кричи, не кричи — они будут лишь и смотреть, потому что им необходимо знать для их исследований, как Тики может убить экзорциста голыми руками…Утром Канда в ещё более мрачном расположении духа, нежели обычно. Кошмарные сны для него не в новинку, но этот особенно противный и липкий. До сих пор на теле чувствуется прикосновение ледяных пальцев Ноя, и дрожью отзывается воспоминание о треске, с которым лопнула растягиваемая им кожа. Может, оттого, что в каком-то смысле он уже был на месте Тики, и вспоминать, как это было, и чем всё кончилось, ему совсем не хочется.Но какая-то мысль не даёт покоя, цепляется за похожесть этой ситуации, мешает сосредоточиться.

Он спускает ноги на пол и, не поднимаясь с постели, начинает медленно одеваться, снова и снова прокручивая в голове свой сон.

Однажды уже случилась резня, девять лет назад, когда, кроме них с Мари, в 46-й лаборатории больше живых не осталось. И предотвратить это Канда не смог… да и не стал бы, наверное… Он просто поставил тогда точку в той истории, не более.

И если сейчас Ной вырвется наружу…Он мотает головой. Чёрт, только что на ум пришло что-то важное, связанное с прошлым… Пожалуй, стоит обсудить это с Комуи, потому что у Канды родились некоторые мысли по поводу возможного бегства Ноя.

Привычным маршрутом он идёт через коридоры Ордена к Научному Отделу. В это время его всегда обычно вызывают, и Канда снова не завтракает. Пусть он привык к виду полудохлого искалеченного Ноя, но рисковать всё же не стоит. Вспоминая слабое беспомощное тело врага, а потом свои опасения, экзорцист обзывает себя параноиком и паникёром. Но к Комуи после обеда он всё же заглянет.А в лаборатории его ждёт новый сюрприз. Глава итальянской команды, сеньор Росси, как его зовёт Дзирелли, или "Главный псих", как его называет про себя Канда, объявляет, что сегодня с утра ещё один эксперимент, который покажет, как тело Ноя реагирует на раствор едкого натрия.— Что? – реагирует Канда.— Вы с ума сошли? – устало спрашивает Тики. – О, Создатель, сколько можно…— Простите, но подопытный ещё не до конца оправился от полученных ранее травм и вчерашней операции… — робко возражает маленький итальянец, и его помощница утвердительно кивает, поддерживая шефа.— Eseguire! – отрезает учёный. Канда слышал это уже столько раз, что знает значение этого слова. ?Исполняйте!?, вот и всё. Забавно, и тут как на войне – слушайся приказов старших без возражений.

Вся жизнь – одна большая война с окружающим миром и отдельными его проявлениями, приходит вдруг в голову Канде, когда он помогает ассистентке поставить перед Ноем столик с необходимым оборудованием. Тики смотрит на приготовления из-под полуприкрытых век, отчего лицо приобретает презрительное выражение. Правую, вчера оперированную руку он прижимает к груди, удерживая её левой, словно защищая от каких-либо попыток снова покалечить.Когда всё готово, и маленький голем подлетает ближе, чтобы зафиксировать процесс опыта, а итальянец с помощницей подходят к Тики, тот не шевелится, но полностью открывает глаза и меряет взглядом учёных.Дзирелли закашливается и невольно отступает на шаг.— Э… Послушайте, процедура болезненная, но недолгая, и всё закончится буквально за пару минут.— Вы полагаете, что я добровольно дам вам сделать во мне очередную дырку? – осведомляется Тики холодным тоном. – Возможно, учёные умы вашего Ордена не знали, но, подавляя гены Ноя, вы получаете в результате обычного человека. И если желаете узнать результат от ожога щелочью, спросите у химиков, узнаете гораздо больше.

Маленький итальянец с девушкой беспомощно переглядываются. Но из-за стекла с другой стороны снова доносится требовательное:— Eseguire! – и они совершают ещё попытку.— Сеньор Тики, пожалуйста, не вынуждайте нас на крайние меры, — жалобно просит Дзирелли.— Это вы не вынуждайте меня, — высокомерно отвечает Ной, ледяным взглядом сверля девушку, в обход столика с оборудованием направляющуюся к нему. Когда она наклоняется и осторожно берёт его за запястье левой руки, Ной перехватывает её запястье другой, забинтованной, и тихо говорит:— Я же сказал – довольно.Итальянка выпрямляется и дёргает руку, но Тики удерживает её. Подтягивает к себе поближе и повторяет:— Довольно, барышня. Поверьте, если вы попробуете это сделать – вам будет потом очень плохо.

Дзирелли испуганно ахает, а за стеклом – движение: двое высоких и широкоплечих сотрудников срываются с места и направляются к двери. Но Канда перехватывает беспомощный взгляд маленького итальянца и действует быстро и решительно.Тики вздрагивает, когда около его горла оказывается острое лезвие Мугена, и медленно разжимает пальцы правой руки.— Это нелепо, юноша, — со слабой улыбкой произносит он.— Подёргайся мне ещё! – хрипло говорит Канда и для большей острастки тычет концом лезвия в горло Ноя. Учёные стоят, разинув рты, пока экзорцист не прикрикивает на них. – Ну, делайте, что надо!

Тики, не отрываясь, смотрит в глаза Канде; и тот не может отвести взгляда от желтоватых глаз Ноя, лишь боковым зрением замечая, как суетятся вокруг итальянцы, как девушка снова берет левую руку Тики, кладёт её на столик, придерживая, а Дзирелли возится, раскручивая пробку, набирая в пипетку едкий раствор, и, чуть посторонившись, чтобы голем мог всё заснять, капает на руку.Шипение, неприятный запах, но экзорцист смотрит лишь в лицо Ноя, который закрыл глаза, стиснул челюсти, и от невыносимой боли перекашивает всё лицо. Он дышит тяжело, рвано, пальцы правой руки вцепились в бинты на груди, потому что сейчас щелочь разъедает кожу, мышцы, доходит до кости.Но он не кричит. Прокусывает губы от боли, но никогда не кричит, понимает вдруг Канда. И что это – странная его гордость, стремление не показывать слабость перед людьми, или способность переносить боль лучше, чем обычный человек?Неважно.