Снег (1/1)

1242 год"Прости меня! Я не хотел, чтобы так вышло! Пожалуйста, прости!"На измятом и промокшем листе жёлтой бумаги, корявым неразборчивым почерком была нацарапана только одна строчка. Эти слова могли принадлежать только одному человеку..

Извинения. Что в них плохого? Хорошо, когда люди просят друг у друга прощения. Значит, они не безразличны друг другу, а значит, обязательно будут вместе. Будут счастливы. Именно так бы подумало большинство людей, прочитав эту незатейливую записку, попади она случайно к ним в руки. Возможно, кто-то бы даже улыбнулся, вспомнив глупость, из-за которой поссорился с любимой. Наверно, он бы извинился, и тогда счастливых людей в этом мире стало бы на два больше. И это письмо тогда стало бы письмом счастья... Извинения. Что в них плохого?Но для двоих — адресанта и адресата этой единственной строки-эти слова вовсе не были началом чего-то хорошего, счастливого. Нет, для них эти слова были противоположностью счастья, другой его стороной. Это были страшные слова. Слова с ужасающим смыслом, заставляющие два сердца болезненно сжиматься. Нет, только одно. Второе билось спокойно, как всегда, ведь его обладатель не умел выставлять напоказ свои чувства. Но сейчас это не значило ровным счётом ничего. Ведь он чувствовал. Умел чувствовать. И чувствовал даже острее, чем кто-либо другой. Просто у него никогда не было необходимости показывать это. И со временем это стало привычкой.Брагинский тяжело вздохнул и положил письмо в карман старого изношенного пальто. Грустно улыбнувшись, он долго отсутствующим взглядом смотрел на гигантские сугробы пушистого белого снега, мягкой пеленой укрывшего бескрайние просторы России. Когда-то, как будто совсем недавно, Гилберт сказал, что он, Иван, похож на снег. Такой же мягкий, но холодный. На это Россия лишь ласково улыбнулся, потрепав альбиноса по голове. "Ты тоже. Такой же белый. Мы с тобой как два сугроба" — в шутку заметил Иван. Очередное воспоминание..Пруссия не приходил в дом России уже два года. Когда-то давно он просто ушёл, обещав вернуться. И Иван ждал его. Просто жил так, как жил раньше и ждал. Но даже сейчас он не мог предположить, что слова Гилберта могут быть столь многозначны. Он даже представить себе не мог, что всё так обернётся.Яркий свет, отражающийся от снега, слепил стеклянные фиолетовые глаза, заставляя щуриться. Невольно капающие тёплые слёзы — не более, чем рефлекс. Рефлекс?

Белое небо, белое поле, белое солнце. Как будто весь мир покрасили в белый цвет. Белый -противный, режущий глаз, бесцветный цвет— Иван никогда не любил его. Уж слишком много его в этом мире. Но кое-что белое ему всё-таки нравилось. Его волосы, волосы Гилберта. Но для Ивана они не были белыми. Они были слишком красивыми, чтобы быть белыми. Серебряные. Для него они были серебряными..Снова это чувство. Иван нервно встряхнул головой. Он не хотел вспоминать. Не хотел чувствовать. Прислонившись спиной к тонкому стволу маленькой берёзки, стоявшей одной одинешенько, посреди этого бескрайнего снежного поля, он закрыл лицо руками.Долго он стоял вот так вот, неподвижно, утопая в этом холодном белом мире, он сам постепенно становился таким же белым и холодным. Когда он, наконец, опустил руки, лицо его к тому времени уже стало каменным. Холодные лиловые глаза не выражали никаких эмоций, туманно глядя вперёд, а губы в очередной раз расплылись в грустной меланхоличной улыбке. Подняв голову вверх, Брагинский, тихим, едва различимым голосом, произнёс только одну фразу:-Я согласен...на сделку...простите за столь маленький кхм...кусок, однако больше ничего не могу, муза покинула меня и, похоже надолго