Глава 1 (1/1)

Случалось ли вампо стечению обстоятельств, нос к носу сталкиваться с тем человеком,которого вы готовы обвинить во всех своих бедах? Во всех лишениях? Мне выпало именно такое испытание. Я всячески избегала общения с отцом. Принципиально. И если б не унаследованная именно от него целеустремленность — я ни за что не оказалась на пороге его дома. Но больше всего, ямечтала поступить в медицинский институт. И нуждалась не столько в его так сказать протекции, сколько в жилье итщательной подготовке к экзаменам. Все это мог дать мне только он. ДжонРэдд. Хирург с мировым признанным авторитетом, заведующийпрестижнейшей клиникой страны.Папа ушел от нас с мамой, когда я была вполне смышленой шестилетней девочкой. Не знаю даже, как же так все получилось. Он был уже не ветреным юнцом, когда женился на маме. Онакроме него была так же страстно влюблена в хирургию.Папа любил меня. Это яточно могу сказать. Не все мужчины умеют быть такими терпеливыми, заботливыми и нежными отцами. Особенно если у них такая напряженная работа.Но он очень любил и любит детей. Онвообще — полное исключение из правил. Не боялсяидти вперед, много трудился, был в какой-то степени гением.Со всех сторон он казался идеальным, примерным. Строгим, но с ласковой улыбкой, серьезным, но умеющим хорошо пошутить. Наверное, именно поэтому ему все удавалось так долго скрывать…Нашу семью разрушили, по сути.Мать без лишних разговоров, не дожидаясь сплетен и пересудов, сама подала на развод, когда узнала, что у отца появился… Любовник...

Ачуть попозже я узнала, что у меня к тому же, неожиданно появилась «сводная сестра». После такого, я ,уже готовая было идти на мировую, и вовсе возненавидела отца. Это казалось мне даже больше чем предательством — насмешкой. Я не понимала, как мама может на все так просто реагировать, так спокойно. Конечно, я тогда и сама была всего лишь эгоистичным ребенком. Но я отказывалась понимать, как можно уйти от тех, кто тебе дорог к кому-то другому, чужому. Мне всегда казалось, что наша семья — самая лучшая, самая счастливая. Мы никогда не ругались, не спорили. Мы много путешествовали вместе, ни в чем не знали нужды. А может, все дело было в том, что я безумно была привязана к отцу. Я похожа на него как внешне, так и характером. Я жуткий собственник. Я просто не могла отпустить его. Меня бесило, что мать так легко сдалась, что не борется за него, отдает, а я… Я слишком мала была, что бы к моему голосу прислушивались — вот как я думала…

Время шло, но как мамани старалась — на сближение с папой я не шла. Она давно простила его и знаю даже, часто с ним виделасьна конференциях, просто так, заезжала в гости по праздникам. Отец, всегда присылал мне горы подарков, приглашал в гости. Но игрушки я тайком от мамы все равно, куда-то девала, на приглашения всегда отвечала «Нет!». Пару раз она даже… Пыталась рассказать мне о том человеке, который жил с папой. О том, кто разрушил ее счастье, увел ее мужа! В маминых глазах не было ни презрения, ни боли… И я поняла, чтоона простила его. Приняла его выбор и уже давно старается жить своей жизнью. После этого только,та немая боль, обида отпустили меня. Я повзрослела. Поняла, что так поступить смог бы только по-настоящему любящий человек. Толькопотом я смогла поделиться с нею всеми накопившимися чувствами. Как же я скучала по отцу, как хотела снова к нему прижаться, но… Я была горда, ревнива, меня съедала ненависть к тем людям, которые выстроили на моих слезах свое счастье.Однако, я постепенно начала понимать, что скорее всего, ему было очень больно из-за всего этого. Он мог не догадываться, отчего я так резко отвернулась от него. Кроме того я свято верила, продолжала верить, что папа не забудети не разлюбит меня. В конце концов, я сама уже успела полюбить и теперь могла понять, что означает это всепоглощающее чувство. Я даже почти настроилась поехать навестить папочку, за все эти 10 лет но… После телефонного звонка, раздавшегося ночью, мама всплакнула и побежала наверх. Она готовила траурное платье, а ранним утром уже вылетела к папе… Тот человек с которым они прожили 10 лет — умер. Разбился в автокатастрофе. Знаю, это плохо, но все, жемне подумалось тогда: «Поделом!». А приехавшая мама, одним своим грустным видом вселила в меня стыд. И еще… Она сказала, что моя «сестренка» нуждается теперь в утешении, смене обстановки. И может быть пускай она приедет сюда на некоторое время. Я отреагировала более, чем резко. Все ненависть к папиному любовнику воплотилась теперь в эту девочку. То, что я пыталась утихомирить внутри — вспыхнуло с новой силой. Я не знала, почему эту девочку все должны жалеть, если меня, в то время когда отец ушел из моей жизни,никто не утешал…Но… Мое стремление стать кем-то в этой жизни, сделать так, что бы отец гордился мною, превозмогли все это. «Да кто она такая, эта девчонка, в конце концов?!Чужая, Она никто ему,а я — я его родная и единственная дочь!»— сказала себе я и едва отшумел выпускной в школе, самолет нес меня к папе. Отец был так рад, моему решению приехать и подавать документы в тот же университет что и он… Был счастлив, наконец-то видеть меня. Казалось, все это время разлуки, оно прошло как сон. Он был прежним, но только теперь, какой–то осколок грустия заметила в уголках его чайных глаз. Моих любимых, самых родных и красивых глазах. Я знала, что очень похожа на папу за исключением раскосых глаз —единственного, что досталось мне от внешности матери китаянки. Вопреки моему настрою, не было стыдно, больно, но… Было радостно и тепло, когда мы ехали в машине обнявшись. Но куда, же делись все эти чувства, когда передо мной возникла она. После волнительных расспросов, объятий и так далее, папа сказал, что хочет меня с кое-кем познакомить. И не поверите, я даже заинтересовалась, проникнувшись сочувствием к этой девчушке. Судя по рассказам, у маленькой Энн никого не было из живых родственников, она всего лишь ребенок ( ей тогда было 12) …И она очень желала познакомиться со старшей сестренкой. Но на пороге комнаты, куда я вошла, постучавшись меня, ждал… Настоящий демон. Мой ночной кошмар.Зеленые глаза глядели на меня с такой яростью, презрением, что я невольно испугалась.

— Чего вылупилась, косоглазая?!— таким было ее приветствие. – Ненавижу!!!— прошипела она и соскочив с подоконника на котором сидела,толкнув меня, девочка выбежала из комнаты. Я даже не успела ее толком разглядеть.Папа устало прикрыл глаза, не пытаясь дажепойматьее и попросил меня:-Прости ее, пожалуйста.Я же застыла и даже не знала, как отреагировать на такой прием.В доме отца, как оказалось, жили так же горничная и медсестра по совместительству —Мэри, двое племянников, приходившихся мне кузенами по тетушке Айрин, да трое девчушек, которых он усыновил. Все — как считалось безнадежно больные отказчицы из госпиталя, в котором он оперировал. Все эти детишки приняли меня более радушно:Вечно улыбающийся Денис, тихоня Эйприл, не по годам смышленый Крис и пухлощекие близняшки Келли и Шелли. Пока Мэри готовила мне комнату, они все со мной перезнакомились, все за исключением Энн, которую словно сдуло со двора. Время близилось к ужину. Я помогала горничной накрыть на стол. Меня немного удивило, что отсутствующего ребенка никто не искал, не звал. Она вредина, могу предположить, но… Словно прочитав мои мысли, рыжеволосая, задорная горничная отмахнулась: — А, не бери в голову, этот ребенок как кот — нагуляется, обдерет уши и непременно вернется, когда проголодается… Она со своими странностями, но впрочем — славная малышка! Да уж, Мэри, умеющей скрутить мальчишек в бараний рог и заставить детей, как по волшебству, делать, что требовалось — ей легко говорить. После ужина «славная малышка» пробралась в дом ничком. Но не смогла тихо проскользнуть мимо читающего в гостиной отца. Я как раз шла по коридору мимо. Свет в нем был выключен и я оставалась незамеченной в кромешной темноте. Папа отчитал Энн, даже поругал, мое сердце едва не возликовало и тут… Я увидела, как с крепко он прижимает ее к себе, услышала, как он сказал:«Я не могу потерять тебя, ты самое ценное — что он оставил мне!» Стушевавшись, я все же направилась туда куда шла, а именно — принять ванну и расслабиться. В коридор выбежал Денис:— Ой, ты в ванную?

— Да…— улыбнулась я мальчишке, но если ты не надолго, то я пропущу тебя — я старалась быть милой.— Э…Ну…-как-то помялся мальчик.В дверном проеме возникла Энн: Она ухватила за ухо «братца» и принялась вычитывать:-Мне послышалось, или кто-то тут не знает правил? Ты что не помнишь, что сначала в этом доме ванну принимают женщины?

Я даже немножко была тронута подобным заявлением, однако чертенок уже спешил меня огорошить:— Что ты растеклась, словно барышня уездная?! Женщины тоже принимают ванну по старшинству!Я молниеносно отреагировала, позволив ей впервые услышать мой голос с металлическими нотками в нем:—Поэтому ты, как младшая, кто носит фамилию Рэдд, будешь принимать ее после меня.

А через пару секунд я услышала лишь грохот в двери в ванную.

— Эх… Я думал, она еще не вернулась, думал,выйдет… Блин, снова серию пропущу…-Пробормотал Денис ипобрел восвояси.С разинутым ртом я стояла и простонемела от злости. Казалось, эта козявка считает себя тут главной!!! Но вместо того что бы поставить ее на место — все с нею панькаются! Это просто… Возмутительно! Но сегодня, я решила не растрачивать свои нервы, а завтра была настроена серьезно поговорить с отцом… Я была на грани войны. Как не стараласья запихнутьподальше свои подростковые глупости, вроде ревности к ней, ненависти к ее покойному отцу, зависти, что лучшие детские годы с моим папой провела она, а не я, что она причастна к разрушению моей семьи… Они в ее присутствии, только подкатывали все стремительнее комком к горлу, не смея быть высказанными отцу — ведь его яне могла в чем-либо обвинять. В этом несносном ребенке я увидела всю дерзость, всю наглость, жестокость и нахальство, с которым ее отец отобрал у меня все. Я не могла ее принять. Это было ясно. Но мне нужно было научиться жить с ней под одной крышей. Ведь я шла к своей цели. Сказать честно… Наверное, мне было плевать на все, я готова была стерпеть и не такое, лишь бы мое будущее сделать таким, каким я его, представляла еще с детства. И если до встречи с Энн, меня не сбивало с пути ровным счетом ничего, то глядя в ее лукавые бесовские глазенки, мне казалось, она каким-то образом узнала обо всем и старается мне если не помешать моим планам, то разрушить мою жизнь до конца. Сейчас все это немного смешно и даже приятно вспоминать, когда мой златокудрый чертенок, скрутился клубком, уложив голову мне на колени. Она так невинна и ангельски мила, когда вот так засыпает на моих руках. Пропуская прядки ее неимоверно шелковистых волос сквозь пальцы, любуясь ими в свете луны, я замираю, забываю дышать и никак не могу налюбоваться ею. Мой, теперь уже прирученный лисенок, устал после сегодняшних забав и закрытые ее глаза придают лицу неимоверную умиротворенность. Но когда завтраона утром откроет их, когда ее зеленые глазавсполохнут тысячами искр, я в который раз пойму своего отца, который был готов продать за них душу. Я склонюсь и что бы не потревожить ее покой, легко коснусь ее виска губами, проведу пальцем по раскрасневшимся от поцелуев устам и аккуратно переложув постель. Я тихо встану, но выходя и комнаты не стану закрывать двери. Едва не на рассвете, она придет и несмотря на все мои увещания заберется ко мне под одеяло. Что бы устроившись на плече пролепетать: «Доброе утро… Я люблю тебя…» Встреча с Энн, это действительно то, что изменило мою жизнь, пробудило во мне чувства и способности, о которых я не подозревала. Энн играла со мной, пытаясь сорвать маски и вытянуть наружу искренние эмоции. Энн любитель балансировать на краю, играть с огнем. Но вот уж не думала, что огонь она приметит во мне.Я росла более чем покладистым, тихим ребенком. Во мне сочетался нрав моего отца, его харизма и спокойствие, глубокомыслие моей матери. С ранних лет я была научена обуздывать свои чувства и эмоции. Частенько, мама оставляла меня под присмотром деда,которого она перевезла из Китая в Америку, когда емувдруг впервые за восемьдесят лет стало плохо со здоровьем. Мал-по-малу, находя утешение в дедушкиных словах и забавы ради начав изучать Ушу, яскоро стала едва не преемницей его школы боевых искусств.Дедушка привил ко мне любовь к культуре и философии народа, чья кровь текла в моих жилах. Он одобрял мое увлечение медициной, терпеливо открывая мне азы традиционныхкитайскихметодик.Он никогда не корил меня за плохое, видя в моем упрямстве, так же и хорошее. Частенько сказывал он мне байки и притчи. И когда злоба или боль охватывали меня, он не уставал раз за разом повторять, чточеловеку не победить огонь, однако он смог его приручить. «Так же и ты Дэйю, должна приручить это пламя в себе, позволить ему дарить свет и тепло, а не сжигатьтвое сердце». Когда мне исполнилось 10,дедушки не стало. Последние его слова были: «Приручи огонь, Дэйю…» Но я решила просто затушить его. Навсегда.

В этомгоду мне пришлось забыть о тренировках и я посвятила себя подготовке к вступлению в университет. И пожалуй, это единственное чему я отдавалась с такой страстью.Любовь? Я не была обделена поклонниками. И даже поклонницами… Однако выбрав кого-то, руководствуясь скорее сравнительной характеристикой с другими, я не испытала какого-то захлестывающего меня безумства,страсти… Я привыкла ко всему относиться беспристрастно и скорее хладнокровно.Это очень нравилось парням во мне, однако это же и становилось причиной наших размолвок. Я не умела плакать,устраивать сцены. Я ко всему в этой жизни относилась как к уходящему и отпускала легко. Я имела опыт одной болезненной для себя потери. Когда изо всех сил держишься за то, что ускользает от тебя… И не хотела рецидивов. Мое имяпереводиться с китайского, как «черный нефрит». В этом вся я. Наверное, имей я склонность к патетике, я бы сказала, что такое оно — мое окаменевшее сердце. А Энн, она былабесшабашнымребенком Ирландии. Когда она отплясывала своими ножками джигу, казалось, искры полетят и из-под маленьких отбивающих четкий ритм каблучков и из глаз, в которых бесновался целый океан эмоций. Так же как я оттачивала боевые искусства с ранних лет, так она обучалась искусству танца. Только в этом я пожалуй могла ее понять — в рвении отшлифовывать свой талант.

С таким остервенением, с каким я в свое время наносила удары, Энн отбивала деревянные половицы. Не зная усталости, входя в раж, эта малышка через танец выплескивала такую страсть, чтостановилось жарко.На ее лице начинала появляться шальная улыбка, тогда Энн начинала импровизировать. Она танцевала, неся в этом танце то, чему никто не обучит. Энн атаковала своим танцем, завораживала, обескураживала.У нее были волосы непонятного цвета, казалось неестественно-соломенного. Не белобрысые,не русые, а такие словно не успели натянуть рыжины. Такой светлый-светлый золотистый оттенок. Как у кукольных волос. Они волнами, взметнулись к потолку от одних движений, хлыстами били ее по лицу от других. У нее курносый, вздернутый нос с россыпью необычайно ярких веснушекна нем. Иеще у нее жуткие зеленые глаза, словно не человеческие, а кошачьи или волчьи. Она выглядела мельче детей своего возраста.В свои двенадцать она не была по-девичьи развита, вовсю рассекая еще в футболках без намека на лифчик. Худенькие ножкииудивительно подкачанные руки… Странный ребенок — сделала я заключение, понаблюдав за нею с утра, попивая кофе на крыльце, проснувшись от детского визга раньше, чем успел прозвенеть поставленный будильник.Энн тренировалась в небольшой веранде, разбитой видимо либо специально для этой цели, либо для детских игр. В оконных проемах не было стекол, словно в домике на дереве. И янечаянно стала зрителем этой нужно сказать удивившей и восхитившей меня одновременно постановки. Мне нравились ирландские танцы. Но я полагала, что такие юные девочки занимаются ими в студиях ипод обязаловку. Никогда не видела что бы дети так старательно, дико и страстно тренировались самостоятельно. Впрочем, у нее здорово получалось. Включив музыку, онаподчиняла свое тело фантастическому ритму. Сосредоточенная, как маленький воин, учащенно дышащая как знойная Кармен. Моя челюсть отвисала по мере того, как продолжала танцевать она. Меня перестало удивлять, отчего ей позволено так шуметь в такую-то рань, почему не слышно и не видно никогово дворе, раз все и это ясно, уже на ногах. Только когда Энн закончила танец и в изнеможение нажала кнопку на магнитофоне, я увидела, как Мэри высунувшись из окна кухни, утерла слезу, Крис восхищенно таращился, стоя едва не рядом со мной на ступеньках, а папа как-то мечтательно улыбается, выпуская струйку сигаретного дыма на балконе…Но мне нужно было в тот день отправляться на собеседование, улаживать какие-то бумажные вопросы, так что я не успевала расспросить, откуда у Энн такие таланты. Вернулась я только вечером, чудом поспевая к ужину. По дороге я все время вспоминала об Энн. Такой контрастцелеустремленности и вдохновения со вчерашней резкостью, меня поддел. Ядаже склонялась к мнению, что скорее всего, дурная манера общения и такой вот характер это скорее, выработанная ею реакция защиты. И вправду, для 12 летней девчонки, на не многовато свалилось. Все-таки потерять любимого и родного человека, осознавая что навсегда, продолжая жить в доме, где все о нем напоминает… Да еще и сейчас, когда у не начинается переходной возраст, когда все и так кажется несправедливым, неправильным. Пожалуй, мне стоит просто игнорировать ее нападки, но все, же ставить на место в случае чего и все будет нормально.Однако едва я зашла во двор, Энн ринулась на меня. Спрыгнув с дерева, на котором она имела обыкновение засидать, она посмотрела на меня снизу вверх, однако так, словно я непутевая малявка, а она — криминальный авторитет.— Что ты возомнила о себе, дорогая сестренка? — с насмешкой произнесла она.— Ты думаешь, потому что он всего лишь твой отец, ты имеешь тут больше прав, чем я?Опешив сперва, я все же нашлась с ответом:— Энн, ты смешная. Я вовсе непретендую на что либо… Я…— Тем не менее, ведешь ты себя так, словно всегда жила здесь и можешь себе позволить быть тут полноправной хозяйкой! Здравый смысл подсказывал, чтостоять тут и препираться с девчонкой — просто абсурд. Я должнабыть старше и умнее в конце концов. И не отвечать на провокации. Но Энн нравилось именно это — провоцировать. Как только человек доходил до точки кипения, она скрывалась с глаз, но ей доставляло неимоверное удовольствие наблюдать за выражением лица человека, когда тот доходит до накала страстей. Она просто поджигала не успевшие толком остыть угли и отпрыгивала от бушующего костра, предпочитая наблюдать за беснующимся пламенем издалека. Но … Со мной то она ошиблась, как я полагала. Я же… Заставила свое пламя погаснуть. Я собиралась с ничего не выражающим лицом пройти мимо, оставив малышку кусать губы, как обделенного лакомством карапуза.

— Ты что, боишься меня, Дэй?Такого себе, нужно заметить, никто раньше не позволял — сокращать мое имя. И без того не длинное. Я остановилась и холодно сказала, словно отбиваясь от назойливой мошки:— Малыш, не заставляй менячерез битую задницу втолковывать, что мое имя имеет свое значение, и никто не имеет его по этой причине сокращать.— Какие мы грозные!— Господи какой противный насмешливый голос! — подумалось мне.—И что ты сделаешь, запугаешь меня криками «Ки-я!», китаезка…Никогда прежде, даже в школе, я не испытывала такого желания ударить кого-то, да побольнее. Ну неужели я стерплю насмешки этой мелкотни? Позволю себя унижать? Нет, прости дедушка, но я выпускаю пламя наружу! Молниеносно развернувшись, одним движением руки я повалила Энн на землю. Присев, я взяв за шкирку приподняла ее, слегка огорошенную, стараясь что бы наши взгляды пересеклись. По правилам психологии – с детьми рекомендовали разговаривать именно так:глаза в глаза. Но… У нее были не детские глаза. В них я видела отражение собственного неистовства и пляски зеленых чертей, не дающих покоя ее душе. На их дне пряталось нечто, что захотелось разглядеть, открыть как сокровище, забрать себе… Прервала это наваждение я, зажмурив глаза от приступа боли в животе, когда девочка метко зарядила мне туда ногой.— А ты неплоха все-таки. Хорошо. Приходи как-нибудьПодеремся с тобою по–правилам -Предложила она и… Протянула мне руку. То есть… Она только что признала во мне достойного соперника. Отлично.

Следующие дни пролетели более-менее спокойно. У отца предстояла серия важных операций, я —разбиралась со вступительными тестами,Мэри повезла детей на какой-то там чемпионат по бейсболу или что-то в этом роде. Возня в доме, обычно началась уже к шести утра и поэтому,не зная чем бы себя занять,я решила, немного размяться. Напялив тренировочное кимоно,убедившись, что веранда не занята, я была намерена позаниматься там. Каково же было мое удивление, когда внутри веранды, обнаружилась обстановка в стиле традиционных доджо…Всюду на полу были татами, стены оклеены обоями напоминающими рисовую бумагу и даже двери были традиционно японскими. Дверейбыло даже несколько. Одни из них находились у противоположной стены и раздвинув их, я поняла, что они ведут во внутренний дворик в котором кто-то кажется даже пытался разбить восточный садик… Оставив все двери приоткрытыми, для лучшей циркуляции воздуха, я приступила к практикам. Тело с удовольствием вспоминало движения, я была слишком увлечена, что бы понять, что за мноювсе время от начала тренировкипристально наблюдают. Конечно же, это была Энн. На ней так же телипалось кимоно. На мое удивление, она лишь улыбнулась, встретившись со мной взглядом, не обронив и слова. Затем разувшись у порога, она протопала босыми ногами по комнате и остановившись возле меня, учтиво поклонилась. Я поклонилась в ответ. Начав с дыхания, Энн так же выполняла свои упражнения. Мне стало интересно, так как ее техника отличаласьот моей.

— Кто тебя учил?— Сисёу — ответила она, разрубая кулачком воздух.

Я знала, что так называют учителя ученики боевых школ в Японии. Особые ученики. Что ж…Она так же сосредоточенно как вчера во время танцев отрабатывала движения. Казалось игнорируя мое присутствие. Я старалась незаметно поглядывать на нее, что бы попытаться узнать, какой техникой она обучается. Нужно признать, что в этом она была не так преуспевающая, как в танцах. И уж не знаю, дело было в техниках или же в отточенности движений, однако при сравнении было видно, что мои движения плавные, перетекающие, ее же резки, стремительны. Энн не стала вызывать меня на поединок,к чему, мысленно, я себя уже приготовила. Перед тем, как я решила оканчивать, она уже откланялась и вышла в тот заброшенный садик. Села на корточки у одного из камней и казалось, безмолвно вела с кем— то беседу.Что бы лишний раз не накликать беду, я решилась днем спросить у Мэри, кто обучал девочку дзюдо или каратэ. Именно эти два стиля показались мне основами движений Энн.

— О… Это немного грустная история — откликнулась Мэри. — В своего Сисёу— КийошиНакамуру, Энн была даже влюблена.Он часто приходил в гости к твоему отцу, который заинтересовался каратэ. Однако Энн заинтересовалась им намного больше.Они были очень близки. Энн мечтала поехать с ним в Японию, мечтала быть его невестой…— горничная засмеялась — Он стал ей опорой после того, какмы потеряли Кэвина. Можно сказать, только благодаря ему она справилась с этим. Но Кийоши уехал год назад. Женился и уехал на родину. О… Малышка Энн ревновала и бесилась. Но оживилась, когда отец сказал, что возможно в этом году приедешь ты. Она часами разглядывала твои фото, а из рассказов о тебе знала, что ты так же изучаешь боевое искусство …Из-за Накамуры, Энн весьма падка на людей восточного типа – подмигнула рыжая. Занятно. Выходит… Все это время отец был в курсе моей жизни, а Энн ею живо интересовалась. Однако, что же пошло не так, если, даже ожидая моего приезда, как получалось, она стала так агрессивно меня воспринимать?— Для Энн он выработал специальную систему. – продолжала Мэри. Удивительно, но даже мне кажется все это сложным, а вот для четырехлетней Энн — не казалось. Попроси у отца как-нибудь показать тебе фото. Энн — настоящий маленький самурай, особенно на тех, где начала осваивать кэндо.Сказанного с лихвой хватило мне, что бы пойти на откровенный разговор с отцом, о его жизни все эти годы. Нужно было лишь выбрать время. И сейчас оно было не подходящим.А меня Энн видимо решила опробовать на прочность. Каких только способов вывести меня из себя она не придумывала!!! Причем она всегда старалась сделать это так, чтобы не привлекать внимания. Эта маленькая битва велась только между нами, только в те моменты, когда рядом не находилось свидетелей. При папе она вела себя холодно, с детьми, наверное, так же как и всегда, немного надменно, однако открыто, выступая неформальным лидером этого коллектива. И все же, когда она заигрывалась или забывалась, никто не предпринимал попыток приструнить ее. Это то и выводило. Криса могли поставить в угол за произведенный в раковине химический опыт, Келли с Шелли непременно получали за каляки-маляки на папиных документах…Аее после очередной проказы, отец брал брыкающуюся на руки и … Выцеловывал! Только когда ее возмущенные крикии брыкания превращались в смех, он отпускал ее. Но, нужно признать…Это на нее действовало! Маленький манипулятор!За исключением словесных перепалок, когда Энн хотелось удушить меня, так как тут мудрость и опыт были на моей стороне, она редко доводила меня аж до рукоприкладства в любом виде. Но таким образом, она всего лишь проверяла, куда же меня бить больнее. Усекши, что только фразы с упоминанием моего отца несут в себе «эффект бомбы», она теперь начал серьезно надоедать и доставать. В конце концов, я не выдержала и решила ей все еж показать, кто здесь кто, как она предлагала— в поединке. Я не сомневалась и мгновения, что в два счета уложу ее на татами. Она держалась молодцом, однако быстро выдохлась. Тут то мне и удалось одержать верх. Прижимая ее тельце к циновке, сдерживаябрыкательные конвульсии всем телом, схватив тонкие запястья, словом не давая ей шанса вырваться,я свободной ладонью взяла ее лицо и заставила посмотреть на меня. Я спросила ее:— Энн, почему ты так себя ведешь?— Не твое собачье дело? Чего пристала?—Мне не нравиться, как ты ведешь себя с моим отцом, как относишься к старшим.

— Мне тоже много чего не нравиться. Отец… Моим отцом… Отец, которого ты предала?!— крикнула она мне.— Да что ты об этом знаешь?! Это не тебя бросили ради других! – сорвалась я — В то время, пока тебя целовали в задницу, я плакала и росла без его поддержки! Пока твой отец уводил моего у матери,что делала ты? Смеялась? Ты считаешь его своим не по праву! Это ты— никто, поняла?! Ты живешь в этом доме по его милости! Это всего лишь его блажь! Чего ты добиваешься от меня? Я хотела примириться с тобой. Я хотела пожалеть тебя. Но ты сама заставляешь меня ненавидеть. Ненавидеть тебя, потому что ты украла его у меня! Ты забрала моего отца! И откуда ты появилась только?! — Я не замечала все это время, что слезы бегут по моим щекам. Что Энн растерянно смотрит на то, как они бегут и как я гримасничаю, выкрикивая ей обвинения. Я отпустила ее запястья и прикрыла лицо руками. Я плакала и не могла сдержаться. Кажется, всето, что я не выплакала за долгие годы, стараясь стать сильнее — сейчас хлынуло. Энн даже не шевельнулась, только прижав руки к груди, смотрела на меня. Я не знала, на кого больше сейчас обижалась, но поняла что уж не на Энн точно. Внезапно, она рывком приподнялась и прижала меня к себе. В доджо стало темно, так как пришли мы в него перед сумерками. Она прижимала и прижимала меня к себе, путаясь в моих длинных растрепавшихся волосах.

— Ты сильная…— прошептала она мне. — Я всегда представляла тебя именно такой. Это хорошо… Я рада… Но никогда не смей даже думать жалеть меня! —Схватив одной рукой меня за волосы, она наотмашь ударилавторой мне по лицу и ушла вдом.

Умывшись в искусственном родничке, что обнаружился в саду я сплюнув последнюю кровь с губы, пошла к отцу. -Папа, прости, что вырываюсь, но нам нужно поговорить!Увидев меня, он приспустил очки и кинулся на встречу:-О Господи, Дэйю, кто тебя так? Энн?!— Да, она, но не важно, я сама не увернулась… Это не она виновата…— спешила отовраться я— Папа. Мне нужно знать о ней. Я хочу знать, кто она такая, и как вы жили все эти годы С… С…Ее отцом. Отец выпустил меня из объятий и осторожно присел в свое кресло.

-Что ж… присаживайся… — указал он мне на небольшой диванчик — Это длинная история. Прежде всего — ты, как и все ошибаешься — он улыбнулся — Кевин не был ее отцом…