Сынен не знает пути // Сыну/Сынен (1/1)

Средь лабиринтов хрусталя и металла, сусального золота и искусственного с примесью глиттера серебра, Сынен плутает, точно нить Ариадны в руках распалась на молекулы и смешалась с прокуренным воздухом. Карта в руках и внутренний компас?— они так уродливо врут ему в лицо; ноги несут сами не знают куда, а цель кажется далекой и размытой. Сравнимо с будущим Сынена (возможно, его просто нет).—?Кладмен мудак,?— почти рыдает, скребет руками лицо, оттягивает темные нижние веки; сосуды в глазах лопаются один за другим, грозя слепотой или как минимум?— неизбежной болью. И под ногтями частички кожи, запекшаяся кровь, отвратительные микрочастицы прежнего Сынена. Он старательно стирает с себя оболочку, которой был, обнажая гниль на костях и порванные голосовые связки. —?Кладмен мудак.Его плечи дрожат, пальцы судорожно перебирают стеклянные подвески люстр. Одна ниже, другая выше: переливы по стенам, по щекам, по черному худи и путаются в прядях сальных волос. Где-то среди одного из тысячи плафонов, где-то под светом ослепительных люстр?— барокко режет на части?— Сынен должен отыскать спасение, одну маленькую дозу, эликсир жизни и смерти. Его вены скучают по яду, его слизистая почти зажила и страдает по разъедающим порошкам, белоснежному яду; сознание слишком трезвое, разбавить бы его парой трипов, довестись до психоза, спровоцировать шизофрению. И даже передозировка на фоне ломки кажется божьим благословением. Но кладмен мудак, объяснения глупые и пространные, координаты заводят вникуда, точно кто-то начертил среди мраморных плит треугольник и нарек его бермудским. Корабли тонут в крови зожников.Сыну отводит взгляд, когда Сынен падает на колени и тянется рукой под шкаф; его перфоманс смущает всех в магазине, но даже охранник боится подойти. Руки Сынена в красном, сплошь запах мертвечины и дикий оскал. Нет хищника опаснее раненного и загнанного в угол, причем?— жертвой. И заветного пакетика с граммовкой маркером нет; отрезаны пути к отступлению.—?Я так не могу, Сыну, я больше не выдерживаю,?— слезы текут по впавшим щекам Сынена, копятся в уголках обветренных губ, срываются на пол сродни хрустальным звездам над их головой.И Сыну больше так не может, внутри него ураган сметает все и ломает ветви-ребра; снаружи ледяное спокойствие и ясность ума, чтобы если что, Сынена в охапку и бежать подальше?— ведь наверняка уже кто-то вызвал ментов.Сыну прячет в заднем кармане джинс белый яд, сжигающее счастье Сынена, то, что он нашел бы непременно, не будь совсем рядом близкий друг (никогда не доверяй своим друзьям, они правда думают, что действуют на благо тебе, но в итоге делают все хуже).И ему не стыдно.Их изломанная жизнь, их драная плоть, их ссоры каждое утро?— вина творческого застоя, разогнанного синтетикой, но увы, не той, которая идет на рубашки.—?Другие находил так легко, даже карты не имея, даже пути не зная,?— бормочет, простукивает плитки под ногами; Сынен?— жалкий. —?Что же сегодня не так?—?Вероятно, тебя просто киданули,?— безразлично пожимает плечами Сыну.?И это был я?—?Меня не могли кидануть, меня никогда не кидали! —?он то срывается на крик, то опадает шепотом; мурашки по коже.Мечется среди люстр, тонет в звоне перестукивающегося хрусталя, бликах и лучах сквозь окно. Запинается и почти падает, Сыну его ловит, хватает под локоть, прижимает к себе.Тсс, тише, тише.—?К черту это все! —?кричит так, что оглядываются все вокруг, а охранник наконец спешит к ним. —?К черту!Сплевывает прямо на пол?— слюна с кровью?— вываливается из магазина на улицу, колени сдирает об асфальт, рвет последние целые джинсы. Секунду переводит дыхание и тут же вскакивает, обегает круг близ Сыну, снова замирает и дышит тяжело, будто не метр был?— а марафон. Оглядывается на двери, закрытые для них, вновь материт кладмена?— мудак?— проклинает каждого наркодилера в Сеуле.И лишь потом делает глубокий вдох, чтобы зайтись кашлем от переизбытка углекислого газа.Поднимает глаза к небу, там: раскидывается закат от края до края, облака что окровавленная вата, которую он раньше прижимал к сгибу локтя.И снова кричит.—?Позвоните богу! Позвоните богу, скажите ему, что небо загорелось! Что небо нужно потушить!И не успокаивается, даже когда Сону вновь прижимает его к себе, заворачивает в свою огромную куртку и держит крепко насколько может, хоть Сынен и грызет пальцы, и скулит собакой побитой.—?Бог и кладмен?— они в сговоре, Сыну, они в сговоре! Почему ты молчишь? Ты тоже в сговоре с ними?—?Конечно, Сынен,?— не находит сил спорить. Ведь это происходит второй год, Сыну могут посадить за количество хранимой дома наркоты, не спрашивая, от кого он ее прячет. Всем плевать, что от самого близкого в мире человека. Всем плевать, что это их единственный способ спастись. И на пожар в небесных чертогах тоже всем плевать.Сынен рыдает в ключицы Сыну, мажет неприятной влагой, вдыхает соли, но не те, о которых мечтает. Люстры им в спину перестукивают подвесками: ?зря, зря?.Вес в заднем кармане штанов Сыну считается в тоннах.