Квебек // Стивен/Хёнджун (1/1)
На двадцать первом году жизни Стивен находит в себе ненависть к черному цвету.И к пересекающимся прямым линиям, которые, кажется, перечеркивают все его существо и счастье этого мира, приводя в исполнение кем-то невидимым вынесенный приговор.А Стивен не хочет знать содержание вердикта.Он хочет ладонями стирать слезы с глаз Хёнджуна и прижимать к себе его маленькое хрупкое дрожащее тельце. Ребенок ведь еще совсем, зачем только отправили его и зачем задавили такой ответственностью, с которой не каждый взрослый справится? Сейчас Стивену за каждую свою ошибку стыдно, но даже сотня ?прости? не облегчит боли Хёнджуна. Ведь даже со стороны видно, как его рвет изнутри это сжигающее чувство вины и затапливающая безнадежность. И никто не кинет достаточно далеко спасательный круг, чтобы спасти его. И никто не бросится за ним, вытаскивая из чернильной пучины на своих плечах, потому что тонуть вдвоем?— никому не хочется.А Стивен, а он даже плавать не умеет. Ни в прямом, ни в переносном смысле, потому и может лишь топтаться вокруг Хёнджуна, трогая его то за руку, то гладя по спине или голове. Конечно, между ними все еще ментальное расстояние в километры и годы разницы в возрасте, и конечно, один для другого лишь старший братик.А у Стивена в груди?— инеем покрываются розы, чьи шипы пронзают легкие, лишая последнего воздуха.И точно так же задыхается Хёнджун; всхлипывает и трет руками опухшие покрасневшие глаза. А крупные блестящие под этим искусственным студийным светом слезы все катятся по щекам, срываясь и разбиваясь под поставленные руки как Стивен в этот момент об острые камни беспомощности.Маленький Хёнджун даже плачет красиво. Мальчики такими кукольными быть не могут; не могут казаться больше ангелами, чем людьми из плоти и крови, у которых своих человеческих забот тоже счетом за сотни. Но, видимо, не один Стивен забывает об этом каждый раз до тех пор, пока Хёнджун не начинает ломаться и показывать себя?— испуганного и растерянного ребенка.И не удается в себе найти сил стать для него тем взрослым, на которого можно положиться.А хочется украсть его и закричать ?бежим, я покажу тебе осенний Квебек!?. И все равно, что сейчас далеко не осень?— Стивен верит, что лишь для них двоих его город окрасится золотом и бронзой, разольется по улицам солнечным светом и сладкими запахами молочной карамели. И зеленую траву сменит из теплых оттенков лиственный ковер, на который они упадут уставшие от долгих прогулок по самым красивым районам (а не от изнуряющих тренировок, после которых каждая клеточка тела ощущается облитой керосином и подожженной). Хенджуну Стивен купит пакет самых вкусных яблок и вязаный зеленый шарф, прижмет к себе и позволит положить голову на плечо, закрыть глаза, облегченно выдохнуть?— что худшее позади. Для них двоих осень раскрывается самыми красивыми оттенками, а Квебек наполняется запахом моря. Для них двоих клены огненно-красные и осыпающие звездным дождем на головы. Для них двоих на мостовых почти нет людей, но из магазинов все равно играют самые лучшие композиции.А найдя уличных музыкантов, Стивен попросит Хёнджуна станцевать так, будто в целом мире их только двое; и сам споет ему, потому что поверит своим словам.Такую жизнь Хёнджун заслуживает.Плакать в окружении таких чужих людей?— нет.Но Стивен сейчас может лишь шептать ему на ухо утешения, надеясь быть услышанным. Надеясь, что Хёнджун поймет, что все еще не один и есть человек, который отдаст ему свою жизнь, лишь бы чужую отмыть от этой боли.Хёнджун улыбается одними лишь уголками губ и снова трет глаза. Возможно?— слышит.