Глава 1 (1/2)
… Он долго думал, прежде чем постучать. Ворота были открыты, и это его немного насторожило. Хотя, казалось бы, чего ему бояться? Обычный дом за высокими воротами. Тёмная черепица и окна за узорными ставнями, через которые не так уж и легко понять, что происходит в доме. Из трубы вьётся лёгкий дымок, что само по себе странно, ведь погода очень даже летняя. От ворот к дому ведёт дорожка, выложенная камешками неизвестного происхождения. Когда он ступал по них, камешки светились. Колокольчика на двери не было. Нельзя ведь счесть за таковой некую поворозку, больше напоминающую женскую подвязку, под чем-то, очень отдалённо схожим с ведром?.. Нет, вероятно, у этой конструкции какие-то другие цели, нежели оповещать жителей этого дома о приходе гостей. Вернее, жительницу. Огромный дом за высокими воротами принадлежал одинокой женщине, о которой в округе стойко шла молва, что она очень даже не в себе. Однако ни к чему она не привлекалась. За всё своё время пребывания здесь она не была уличена ни в одном преступлении. Хотя, сколько же она здесь жила? Никто этого точно не помнил. Говорили, что она появилась то ли десять, то ли пятнадцать лет назад. Не слишком точная дата. Её звали Франческа Васспейн. Она появилась на улицах города с большим битком набитым чемоданом и маленькой клетушкой, в которой удивительным образом помещались обезьянка и попугай. Попугай насуплено молчал, а обезьянка, когда хозяйка проносила клетку с ней мимо прохожих, всё норовила стащить цепкой лапой что-то у них, просовывая её сквозь прутья. Наконец, ей это удалось, но господин, у которого животное умудрилось стянуть с головы котелок, быстро это заметил и накинулся с криками на хозяйку обезьянки. Тогда-то все и узнали её настоящее имя. Она достала из кармана кошелёк, вытащила из него несколько золотых монет и положила их в котелок, отняв перед этим его у обезьянки.
-- Простите Джека, -- сказала она, -- он у меня очень непослушный. Я выросла в семье аристократов и не очень-то привыкла следить за животными. Графиня Франческа Васспейн должна была знать правила этикета и красиво улыбаться, но не дрессировать обезьян.
Франческа Васспейн… Да, она действительно умела красиво улыбаться. Очень красиво. Настолько красиво, что поражённый господин взял из её рук котелок и поспешил домой, вспоминая эту улыбку. Да так он о ней много думал, что зазевался и попал под карету. Дальнейшая судьба этого господина неизвестна, однако этот случай стал первым в череде тех, которые послужили хорошим поводом для сплетен о Франческе Васспейн. После этого случая все спохватились, что не знают, как эта женщина тут появилась. Прибыла ли она на корабле или в карете? Или вообще пришла пешком? Люди сомневались, что она могла пройти пешком с такой ношей. Но не было известно ни об одном корабле или карете, которые могли привезти её. Быть может, она с пиратского судна? Однако эта версия также подверглась сомнению, ведь пираты никогда не прибывали в этот маленький портовый городок тихо. Собственно, на памяти жителей городка, морские разбойники вообще бывали здесь всего раз за всё его существование. Правда, тогда своим присутствием горожан почтил сам Джек Воробей. Но после этого…
Никто не навещал эту женщину. Вернее, сначала ей пытались нанести так званый ?визит вежливости?, но… Нет, она впускала практически всех, кто хотел войти. Просто на тех, кто бывал у неё, давило что-то странное. Какое-то чувство. Желание бежать отсюда сломя голову. Глаза тогда с беспокойством обозревали местность, но ничего такого, что могло бы угрожать, не находили. Однако чувство оставалось. Тягучее такое, первобытное. Страх. И даже забитый ?железной логикой?, он оставался. И ноги сами собой поднимались, заставляя голову напрягаться и искать выход. Голова находила. Очень быстро. Желание возвращаться после счастливого вздоха, когда ноги несли по оживлённой улице, уже не было. Но и желания обвинить в колдовстве настолько, чтобы Франческа Васспейн оказалась на виселице, не было тоже. Тот же страх ли это был, чувство ли, что женщина невиновна, отклики совести… Неизвестно.
Именно такой особе и жаждал нанести визит Девид Лиумонд. Его привела не крайняя необходимость, хотя крайности тут всё же присутствовали. Его привело крайнее любопытство. В другом случае этот молодой ещё судья вряд ли осмелился бы посетить самую загадочную женщину очень даже захолустного портового городишки. Всё дело было в том, что Девид получил очень странное наследство. Получил он его, когда по надобности вынужден был попасть на Тортугу. Нельзя сказать, что этот остров -- пристанище пиратов в недалёком прошлом, а теперь -- едва ли не столица колониального мира -- понравился Лиумонду. Здесь было грязно и воняло ромом, теперь облачённым в золото и официально являющимся традиционным напитком практически всех Карибских колоний.
Девид крайне удивился, узнав, что вообще должен получить какое-то наследство. Дело в том, что его отцом считался бедный рыбак Чарли Лиумонд. Почему считался? Потому что однажды, сидя в своей маленькой одинокой хижине возле самого моря, Чарли услышал плач ребёнка. Когда он, страшно удивлённый сим, открыл дверь, то увидел плетеную корзинку с младенцем. Там же лежал маленький клочок бумаги. Записка. Лиумонд не умел читать, поэтому он взял корзинку с дитём и пошёл прямо с ней к одному богатому человеку, который часто покупал у него рыбу. Богач прочёл её вслух. Вот что там значилось: ?Мистер Чарли Лиумонд, простите за беспокойство, но обстоятельства вынуждают меня так поступить. Я клятвенно прошу Вас не оставить моего сына без крова и опеки. Я знаю, Вы – одинокий человек, а также Вы – очень хороший человек. Наверное, я пишу невпопад. Простите меня за это. Раньше я умела писать очень красиво. Меня, дочку губернатора, этому учили, но слишком много прошло времени и событий с того момента, как я надевала корсет и цепляла кринолин на платья. Надеюсь, Вы вырастите моего сына достойно. С уважением, его мать?. Чарли согласился. Он был добрым человеком и не мог оставить малыша. Так ребёнок, брошенный собственной матерью, стал сыном бедному рыбаку. Чарли очень к нему привязался и даже был благодарен за то, что ему подбросили эту корзинку. Он полюбил Девида, как родного. Имя ему было дано в честь отца Чарли, который погиб на войне и считался национальным героем. Девид вырос. Он был очень умным ребёнком. Он стал самым молодым судьёй на всех Карибских колониях. Молодой Лиумонд мало тосковал о своих настоящих родителях, хотя Чарли, поборник правды в любом её виде, рассказал ещё тогда, когда Девиду было лет пять. Просто Девид считал, что нельзя думать о том, чего не знаешь и не видел никогда. Не считать же знанием записку, написанную красивым каллиграфическим почерком, и маленькую плетеную корзинку?..
Итак, Девид Лиумонд, попав по делам на Тортугу, был встречен маленьким юрким человечком, который, как оказалось, был писарем и приказчиком при особе, чьего имени называть совершенно не собирался. Только сказал, что это очень влиятельный человек. Единственным ?очень влиятельным человеком? на Тортуге, о котором Девид хотя бы что-то слышал, был губернатор острова Бернард Раджетти. Однако разве может быть великий губернатор со слегка разбойничьими замашками связан с мелким судьёй из маленького портового городишки?.. Лиумонд решил, что не может. Приказчик отдал ему маленький сундучок и исчез, словно его и не было. Лиумонд в недоумении несколько минут смотрел на сундучок, не решаясь его открыть, потом вспомнил, что ему нужно идти на встречу с мистером Пиком, который был младшим советником губернатора и куратором работы судейства в маленьком портовом городке, и забыл о сундучке, машинально сунув его в большой сундукс вещами.
Уже закончив дела и вернувшись домой, Девид навестил Чарли и, когда доставал подарки для старого рыбака, привезённые с Тортуги, наткнулся на сундучок. Он решил ничего не говорить приёмному отцу, чтобы тот не волновался, быть может, понапрасну, посему наскоро с ним распрощался и отправился в свой дом, купленный совсем недавно. Там он, наконец, решился посмотреть, что же было в сундучке. Удивлению молодого судьи не было предела, когда ему предстал… золотой глаз!!! Да, именно это было там. Золотое глазное яблоко, мирно так покоившееся на бархатной обивке, коей был обшит сундучок. Когда Девид открыл сундук, глаз несколько секунд никак на это не реагировал, а потом вдруг зашевелился, перекатываясь по узкому пространству своего хранилища и целя направление своего маленького зрачка прямо в глаза Девиду Лиумонду.
Лиумонд испуганно отпрянул. Потом перекрестился. Потом подумал, что святой крест тут не поможет. Потом быстро захлопнул сундучок и убрал его подальше. А через несколько дней понял, что не успокоится, и пошёл к тому, кто, как думал Девид, способен хотя бы попытаться что-то объяснить. Тот, кто наверняка не испугается живого глазного яблока. Итак, молодой судья отправился к Франческе Васспейн...
... Несколько испуганный, неуверенный стук принёс свои плоды: дверь настолько быстро отворилась, что Девид едва не получил по носу, чисто инстинктивно успев отскочить. На пороге, уперев руки в бока, стояла хозяйка дома.
-- Что Вам нужно? -- спросила она, нахмурившись.Откуда-то из глубины дома отозвался полусонный попугай:-- Гони в шею! Гони в шею!
Лиумонд вздрогнул.
Франческа пожала плечами.-- Не обращайте внимания на мою невоспитанную птицу, мистер...-- Девид Лиумонд, госпожа.
-- Лиумонд?.. -- Васспейн чуть заметно побледнела.