Дуб и его жизнь в беспечном спокойствии (1/1)

Жизнь маленького филина отличалась беспечным спокойствием и морем любви и заботы. Успел он пожить не так много, но в Тёмном лесу Дуб повидал немало растительности и мелкой живности. Из дупла открывался вид на тонкую речушку, одной из ответвлений Каменной реки, большие булыжники и голые кусты, а зелёного тут только несколько полуспрятанных за паутиной ветвей пихты.Его отец, Буреломный, виргинский филин с весьма подтянутым и тренированным телом, а на ветке он всегда сидит крепко и пружинисто. Светлая окраска цвета позднего заката очень нравилась ему, только надбровные кисточки выглядели очень строго, отчего маленький Дуб всегда слушался своего отца.С матерью обстояло дело по-другому. Она была крупнее Буреломного и куда менее активной. Разница в массе возникла совсем не из-за мышц, а лишнего жира, довольно часто она сидела как наполненный мешок. Вальяжный взгляд неторопливо обводил своё дупло, неодобрительно задерживаясь на кучке мусора из перьев и погадок. Перья Супсинки имели более стандартный серый оттенок от самых тёмных до белых. Когти не привыкшие к тяжёлой работе и боям — она никогда ни с кем не дралась, кроме как с дичью, но то не считается.Дуб из третьего выводка Буреломного и Супсинки. Его трое братьев (Булыжник, Ручей и Облако) из первого погибли на Войне Углей, а также сестра (Пихта) из второго. Остался только один старший брат (Тополь), который часто прилетал к родительскому дуплу и навещал Дуба. А ещё было яйцо, в котором спал новый брат или сестра. Родители уже придумали имя и тому, и другой. Если будет мальчик, то Рассвет, потому что все его дети погибли на рассвете. Если девочка, то Луна, потому что это первое, что увидел Буреломный, когда проснулся после ранения.Скоро настанет ночь, когда Дуб станет учиться прыжкам. Воздух похолодел, а ветви затвердели и впитывали мороз ветров. Когда родители улетали на охоту он часто высовывал голову из дупла, но ненадолго, потому что за это его ругают. Один раз его отругали очень сильно, когда Дуб специально выждал прилёта отца или матери и выглядывал так далеко, насколько осмеливался — всё это для того, чтобы заставить одного из них оставаться рядом.— Почему вы всегда улетаете вместе? — не раз спрашивал Дуб, и всегда ответ был одинаков:— Потому что скоро зима и еды всё меньше, — уверял его отец, а иногда мать, — а вдвоём сподручнее искать. А что такое?— Просто... я боюсь один, — признался Дуб и смущённо опустил голову. Что теперь о нём подумают? Его братья воевали со страшными Чистыми, а он боится оставаться один. Но вместо упрёка до него донеслось тихое курлыкание.— Зря ты боишься. Мы всегда просим соседей присмотреть за тобой, когда нас нет рядом.— Соседей?— Хорошее семейство пепельных сипух. У них тоже есть совёнок твоего возраста.Буреломный, впрочем, как и Супсинка, всегда его успокаивали, но однажды отец сказал такое, отчего дух весь вылетел и перья зашевелились от страха.— Нынче время неспокойное, тревожное, — сказал Буреломный. — Белки перекочевали на восток, а за ними куницы и даже редкие горностаи. И ветер злобный, всё скалит зубы.Дуб не знал, кто такие горностаи и куницы, но раз отец назвал их вместе с белками, то тогда должны быть похожи на неё, и потому куница привидилась ему как белка, только с куцым хвостом, потому что созвучно, а горностай тоже как белка, но с сильными лапами, чтобы лазить стайкой по горам. А вот белок он знал, и не только как еду. Порой, если выглянуть перед закатом и присмотреться к сиротливым веткам, то можно увидеть мелькнувший огненный всполох.— Прыг-прыг! — восторженно кричал он всякий раз, завидев их. — Прыг! Мама, а я скоро буду прыгать по веткам?— Когда перья станут совсем как у отца.И ласковым движением Супсинка притягивала сына и Дуб досыпал остатки сна.Пепельные сипухи иногда прилетали к ним и каждый раз обсуждали о том, что подумывают улететь в спокойные места. — Опасно тут детей растить, — говорила старшая сипуха. — Здесь еды нет, холода, да ещё совы странные завелись.— Тихо! Мой услышит.Обычно так и проходили их маленькие беседы и Дубу не оставалось ничего, кроме как заниматься своими делами. А дел у маленького филина, может, и не так уж много, но зато очень важные! В углу подстилка из самого лучшего мха, мягкого и объёмного, вроде как, отец называл его воздушным, а в середине яйцо. Дуб первое время любовался им и пытался представить, каким будем совёнок: если Рассвет, то наверное бурым и рыжим, как отец, а если Луна, тогда серой и блеклой. Иногда Дуб разговаривал с яйцом, играл, и даже пытался кормить насекомыми. Конечно же клюва у яйца не было, но он умный филин, сумел придумать: если оставить еду на день, то пока он спит, маленький совёнок вылезает и всё съедает. Буреломный почему-то странно косился на него, стоит завести об этом разговор, а Супсинка загадочно улыбалась и всегда после этого приносила что-нибудь ещё.В ночь, когда это произошло, родители как обычно улетели на охоту, но вот только на сей раз соседей не оказалось рядом. Дуб как обычно разговаривал с яйцом, когда снаружи донёсся шум крыльев. На радости филин запрыгал ко входу, но вместо светлых лиц родителей увидел совсем ослепляющее — то была сипуха с чистейшим лицом, совсем как солнце. Это страшное лицо, будто кто-то много и упорно кусал и царапал, смотрело прямо на него, и только вырвалось слово, как Дуб громко закричал. От страха совёнок забыл, что соседи давно улетели и теперь вокруг нет никого, кто спрятал бы его от этих жутких глаз.— А ну молчи и делай как я велю! — шипела сипуха, и опешив, бесцеремонно толкнула Дуба и вошла в дупло. — А ты не один, я вижу. Печально, очень печально.Дуб смотрел прямо на сипуху, но совсем не увидел, как та покачала головой. Почему-то, все его мысли были только об одном: прогоните её!— Яйцо потащишь сам, и пеняй на себя, если уронишь!Это была последняя ночь, которая отличалась беспечным спокойствием, а море любви и заботы превратилась в клокочущие воды страха и тревоги. А потом он улетел вместе с незнакомцем, так больше никогда не встретившись ни с Буреломным, ни с Супсинкой.