When I watch the world burn all I think about is you - часть тринадцатая (1/1)
- Доброе утро, - говорит Чимин, скалится при этом как распоследняя сволочь, фон Киму хочется длинно и грязно выругаться на немецком, - как спалось?- Прекрасно, - цедит фон Ким, философски размышляя: кого вырастил на свою голову.- А мне показалось, вы до-олго не ложились, - ухмылочка Чимина настолько сальная, что это уже ни в какие ворота. Ладно, поиграли и хватит. Фон Ким отставляет свою чашку с кофе в сторону, смотрит ухмыляющемуся сыну в глаза:- Уверен, что потянешь этот диалог? - усмехается.Чимин, атаки вовсе не ожидавший, взгляд очень быстро на свою тарелку роняет, тут же, впрочем, опоминается, всё-таки - тоже фон Ким.- И всё-таки, - голос у него чуть более серьёзный, - и что же теперь дальше?- А что дальше со всем твоим полчищем мужчин?- Планирую приударить за юной княжной Биаевской.- Бедный Чонский.- Минского вам, папенька, не жаль?- Ничуть.Чимин смеется:- Какая жестокость. Я бы даже сказал несправедливость. Вы склонны к фаворитизму, папенька.Фон Ким хмыкает:- Не то слово.- Я заметил, - Чимина, пожалуй, стоило пороть в воспитательных целях. Зря не пороли, да. Зря.За дверями столовой слышатся шаги, и фон Ким невольно напрягается, Чимин оглядывается на дверь с любопытством.Тэхён врывается в столовую растрёпанный, лохматый и... с этим своим взглядом самого преданного пса на свете. Фон Ким отводит глаза. Некоторые слабости всё-таки себе не стоит позволять. По крайней мере - не так.- Доброе утро, Тэхён.- Сокджин Юрьевич...- Давай для начала позавтракаем. Кухарка сегодня расстаралась. Грешно не оценить.Некоторые слабости...Пора уже просто признать, что мальчишка забрался глубоко под кожу и как яд струится по венам, возможно, уже вместо крови. Фон Ким смотрит как его рука тянется к стакану с водой, провожает взглядом стакан до губ.Чёрт бы побрал твою цыганскую интрижку, Намджун, кто же знал... эти чёртовы губы...Эти чёртовы губы умеют целовать очень жадно, очень отчаянно, страшно неумело и неуклюже, но каким-то шестым чувством, наитием - оставляя за собой следы на коже. Фон Ким даже не стал пытаться с утра прикрывать шею.Давно его не хотели так.Давно.Фон Ким трёт виски. Как же всё было... нелепо. Как хорошо, что он был настолько пьян. Как же всё было отчаянно жарко и невыносимо хорошо. Как жаль, что он был настолько пьян.Он помнит как смеялся. Глупо, но свободно, легко и счастливо. И сам был весь глупый, свободный, лёгкий и счастливый.И своё смешливое "не спеши" и "иди ко мне". Страшно представить, что в эти мгновения происходило в душе влюбленного мальчишки. Фон Ким сам так, пожалуй, никогда не был влюблен, откуда бы ему знать... но лицо Тэхёна в эти мгновения он тоже помнит.И свои стоны. И его глухое рычание. И как торопливо, жадно и отчаянно Тэхён вбивался в его тело впервые - тоже. И как, обессиленный (после которого по счету раза, господи?) Тэхён упал на него, но продолжал целовать плечи и шептать пять тысяч признаний.По спине мурашки табуном. Слишком много страсти, нежности, любви и чёрт знает чего ещё.Фон Ким не уверен, что был готов к прорыву это плотины.Но что уж теперь.Поздно.Стена разрушена, водяная лавина затопила пару окрестных деревень. Уродливые вздувшиеся трупы, разрушенные дома. Разбирайтесь с последствиями.Теперь этот вулкан действующий.- Как жилось у Ливанова? - спрашивает он негромко.По лицу Чимина расплывается ухмылка, и фон Ким прямо чувствует эту его внутреннюю борьбу - спросить или нет: "А что, вчера расспросить возможности не представилось?", но Тэху ему, в отличие от отца, всё-таки жалко, каким-то странным извращенным сочувствием. Впрочем, отношений сыновей фон Киму не было дано понять ещё с первого дня.- Хорошо, - хрипло отвечает Тэхён, смотрит на него и всем своим существом так отчаянно устремляется, тянется, что фон Киму становится даже не по себе. В каждом жесте и движении Тэхёна столько желания прикоснуться, что дышать страшно.- Почему ты не ешь?- Я не голоден.- Ешь, пожалуйста.Тэхён послушно вцепляется в столовые приборы. Кажется, если бы сейчас фон Ким попросил его всадить самому себе в горло нож - Тэхён последовал бы просьбе не задумываясь.Власть фон Киму нравится, конечно. Но не такая. Он невольно прочищант горло и переводит взгляд на Чимина. Тому тоже больше совсем не весело. Он хмурится, ловит взгляд отца, и в его глазах снова немой вопрос "и что дальше?".- О Минском, - Сокджин отпивает кофе, - он что, пишет тебе?- О нет, - Чимин улыбается криво, - но мне пишет Ланской. И, с его слов, дела у поручика - лучше не бывает.- И ты говоришь, что я должен его жалеть, - фон Ким усмехается.- Да, действительно, никакой жалости. Свидание с княжной Биаевской.- Чонского-то за что?- Есть за что, - отрезает Чимин. В это мгновение он вдруг так похож на отца (не с Сокджином, Намджун никогда не позволял себе этих нот в голосе при разговоре с мужем, с другими, но похоже так, что Сокджин на мгновение теряет способность дышать).Так себе светская беседа для завтрака.