When I watch the world burn all I think about is you - часть двеннадцатая (1/1)

Чимин следует отцовскому указу легкомысленно блистать даже лучше, чем оно того бы следует, поэтому весть о том, что всё закончилось - относительно закончилось - фон Ким приберегает до утра. В конце концов, это можно считать небольшой частью наказания. Пусть выдохнет на полсуток позже.За Тэхёном в кабак сам Сокджин не едет, ещё чего, отправляет экипаж и краткую записку для Ливанова, мол возвращайте мне моё животное, соскучилось по дому поди, гран мерси, месье Ливанов. Представляет усмешку Ливанова, сам хмыкает.Слуг отправляет на выходной - сегодня можно и без ужина, к чёрту всё. Три бутылки крепленого вина из погреба берёт сам - напиться как с юности не пил, да, именно оно.Камин в голубой гостиной растоплен - ночи всё ещё холодные, чёрт бы побрал этот север. Вечер пока относительно тёплый, но фон Ким благодарен - надо будет узнать, кто постарался, и поощрить.Сокджин закрывает дверь, надеясь, что для Тэхёна это будет достаточно красноричивым предложением убираться к себе в комнату и не беспокоить отчима.Как же. Он. Чудовищно. Устал...Первая бутылка опустошается наполовину почти залпом, по-мужицки, из горла:- Ах, где же ваши манеры, Сокджин Юрьевич, вы же фон Ким, - шутит он сам себе и падает в кресло у камина.От вина ещё жарче, но вместо того, чтобы проветрить, Сокджин скидывает сюртук и шейный платок (прямо на пол), ворот рубашки дергает (ткань предупредительно трещит) и рукава закатывает. То ещё должно быть зрелище: великий стальной фон Ким растрепанный и расслабленный развалился в кресле и допивает крепленое вино прямо из горла.Ему становится вдруг так весело, что смех сам собой рвётся наружу. Дышать тоже легче. И танцевать хочется, как в юности, легкомысленно, безрассудно, чтобы все кавалеры и дамы вокруг с ума сходили от ревности, ах кому же из них фон Ким уделит внимание.Он вдруг как-то особенно легко взлетает из кресла, комната заполнена лишь тиканьем часов, да треском поленьев, но это совершенно не важно. Фон Ким закрывает глаза, воображая себе что-то не сложное, вальс, пожалуй.Двигаться так легко, будто бы это вовсе не он смертельно устал. Мгновение и мелодия сама собой приходит на ум, фон Ким поет тихо, улыбается. И, господи боже, когда ему в последний раз было так же легко и свободно? Он уже и забыл, что такое состояние с ним может случится.Следующее мгновение выхватывает его из объятий умиротворения ошущением чужих рук на собственной талии.Фон Ким распахивает глаза: Тэхён, легко поднырнувший под ритм его движений, держит бережно, увлекая за собой в какой-то новый непонятный танец, в глаза смотрит спокойно, бесхитростно. Как призрак, как наваждение, Сокджина ведет ощущение ирреальности и мыслью, что даерь, дверь-то закрыта, он не слышал ни шелеста, ни сквозняка. Тэхён, верно, видится ему. Фон Ким заснул в кресле у камина захмелев от бутылки вина на пустой желудок, и это всё сон.Он опускает руки на плечи Тэхёна. Ну раз сон, так и чёрт бы с ним. Улыбка снова растягивает его губы. Двигаться так легко, так невесомо, так хорошо. Он кажется опять напевает что-то в такт.Тэхён смотрит ему в глаза не отрываясь, и они кружатся-кружатся-кружатся по комнате, чтобы в какой-то момент замереть и...Пальцы фон Кима заплетаются в непослушных кудрях, второй рукой он мягко гладит Тэхёна по щеке, чёлку отводит в сторону.Как же всё-таки мальчишка дьявольски красив. Невозможно. И эти его глаза бесконечно чернее самой тёмной южной ночи.Фон Ким целует его зачем-то, очень жадно целует, всем своим изголодавшимся по ласке нутром, всеми этими невозможными месяцами глухого одиночества и пустой холодной постели. Он почти задыхается в этом поцелуе, сам от себя не ожидая такого напора.Сон, всего лишь пьяный сон, можно. Всей своей бездонной тоской и усталостью.- Скажи, что любишь меня, - требует он, прижимаясь лбом ко лбу Тэхёна и жмуря глаза.- Больше жизни.