Мазурка с дьяволом. (1/1)

Однажды я перестал слушать музыку. То есть... ну вы же знаете: можно слушать и не слышать? Вот я и перестал слышать. Даже хотеть слышать. Раньше я ей дышал, жил, но в один прекрасный момент всё закончилось. Хотя прекрасность этого момента весьма спорная, безусловно.Возможно, тогда мне было лет двадцать шесть, может быть - двадцать семь.Небывалый успех - провинциальный мальчишка из обнищавшей помещечьей семьи к двадцати трём сделал карьеру - преподавателем в знаменитую военную академию. Не в Петербург, конечно, но всегда же есть куда стремиться, особенно пока тебе те самые вольные двадцать с небольшим.Я никогда особо не любил детей, но на удивление легко с ними ладил. Дети ведь не идиоты, гораздо умнее, чем кажутся - когда понимают, что с тобой можно идти на бартер, очень быстро прекращают ломать комедию, ищут пути договора. Не знаю - это ли стало причиной, или неуёмный стыд за себя, за то, что как преподаватель, так и музыкант из меня так себе. Или может эти бесконечные детские шпильки о бесполезности музыки для военного дела (хотя, казалось бы - почему меня это должно было волновать?). А может, то, что директор академии после отказа свататься к его дочери ясно дал понять - будущего у меня нет. Безродные аристократы без друзей за спиной... ну, вы понимаете.Однажды я перестал слушать музыку. Это не произошло внезапно, не было ударом под дых, просто в свой двадцать девятый день рождения, сидя у себя в кабинете перед пианино, я вдруг как никогда остро ощутил это безразличие. Даже лёгкую неприязнь. Инструмент, конечно же, был не при чём.Я помню как тогда мягко опустил крышку пианино, встал и, тихо послав всё к чёрту, ушёл в кабак - надираться в гордом одиночестве.Тот год даже поганым не назвать. Мой приятель - преподаватель математики, человек постарше и помудрее сказал: необходимый этап взросления. Однажды тебе просто становится всё равно. Сложно всю жизнь поддерживать в себе пламя страсти.- Влюбиться бы тебе, Богом Медведович, глядишь бы отыгрывал свои оперетки одну за одной, да горя не знал. В скрипачку какую-нибудь, чтобы уж наверняка.И почему только в скрипачку... Перешептываться о Тэхёне Кимском начали ещё за неделю до его приезда. Двадцатилетний лоб, наследник одной из самых богатых фамилий Петербурга, сослан в глушь, в Саратов, на первый курс академии, где любой выпускник его младше. Поразительно.Я ждал увидеть повесу и кутилу, которого так неизящно наказали, вместо духовной семинарии - подальше от городских развлечений. Увидел же я...Это было похоже на выстрел, словно сердце прошила пуля, как горький привкус пороха на губах. Когда мы столкнулись взглядами, я, кажется, и дышать перестал. Видел ли я когда-нибудь настолько чёрные глаза? Сомнительно.Парень словно повидал самого дьявола, оттанцевал с ним мазурку, вежливо раскланялся, а при следующем случае не постесняется пригласить на тур вальса. Такие это были глаза. Человека, который не боится ничего. Да и терять ему нечего, а если и есть - что, то бороться будет до последней капли крови, и ещё немного после. А может и вовсе - вернется с того света.Страсть.Та самая, которой мне не доставало по мнению моего приятеля-математика.В нём этой страсти было кипящее мазутное болото, нещадно чадящее, отравляющее. Слишком страшно, чтобы быть красивым.Мысль, которая в то мгновение вспыхнула в моём сознании, удивила меня невозможно: интересно, а как бы он играл на скрипке? Играл на скрипке он отвратительно. Точнее сказать - вовсе не играл.- Я не большой поклонних музыкальных инструментов. Гитары разве что. Но, кажется, это считается в вышем свете вульгарным? Впрочем, я и на ней не играю. Мои однокашники сказали, что вы не гнушаетесь закрыть вопрос способностей при помощи монеты, так может не будем мучать друг друга?Это был первый раз, когда я отказал во взятке. Что-то, чёрт дери, было такое в его глазах, что я понял - нельзя. Даже не то что нельзя - потеряешь больше.И велел приходить ко мне после урлков каждый день. Никогда ещё в жизни я не любил свою работу настолько. Поймите меня правильно - не то чтобы мне доставляло удовольствие мучать мальчишку или самоутверждаться за счёт преподавательской власти.Эти долгие зимние вечера за упрямыми попытками научить его играть на пианино, сидя бок о бок в остывающем классе... моё сердце словно снова билось. Мне хотелось слушать. Из под его пальцев звуки вылетали кривые, убогие, искареженные: проигравшие солдаты, покидающие поле боя. Но мне хотелось их слушать. И слышать.Повторять одни и те же незамысловатые композиции. И по кругу. И по новой.- Неужели вам не дали блестящего образования?- Музыка - обязательная составляющая блестящего образования?- Даже танцы - обязательная составляющая.Он усмехнулся тогда, как обычно - очень по-тёмному.- Что вы, в своём высшем свете можете знать о настоящих танцах... О том, что я не знаю ничего - я понял на масленицу.Кадетов отпустили гулять, и Кимский в сопровождении своих двух верных старшекурсников (жиголо и каталы) не упустил возможности.Нет, никто не ввязался в драку с крестьянами, всё было чинно-благородно - катания на санях, взятие снежного города, как обычно. Но к вечеру, когда жгли чучело...Я и не знал, что на ярмарку прибыли цыгане. Я и не знал, что можно сцепиться на почве танца. И что танец может выглядеть страшнее самого кровавого мордобоя.Кимский скинул на руки товарищей полушубок, рванул застежки на кителе, и вот эта по-настоящему цыганская ярость в оскале, в каждом движении, в до звона разбивающейся каждой ноте. Разве человек может так двигаться? Как бешеный зверь, ей богу.Я стоял завороженный, кажется вовсе переставший дышать. И мне до боли в пальцах хотелось для него сыграть что-нибудь, что-нибудь настолько же злое, убивающее. Только для него. Мазурка с дьяволом. - Вам, кажется, очень понравился мой танец? - алкоголем от Кимского не пахло, но улыбка была пьяная, весёлая, лихая - он победил.- Да, - ответил я, - и вы были правы, я ничерта не смыслю в танцах.Он засмеялся тогда, и при всём честном народе, прямо посреди толпы, растрепанный и разгоряченный, влепил мне самый крепкий поцелуй. Однажды я снова стал слушать музыку. Однажды в мою жизнь пришел сам дьявол, втанцевал красиво, с черными глазами и широкой улыбкой. Взял меня за руку и пригласил последовать за собой. Я не стал отказывать. Тур вальса? С удовольствием, ваше демоническое величество. Душу? Она уже ваша.Жалею ли?Никогда.