Погода была ужасная - часть вторая. (1/1)
- Не имею чести быть представленным вам, - Сокджин кивает отрывисто, - Сокджин Юрьевич фон Ким. Позволите ангажировать вас на тур вальса?Наследник Кимского смотрит на него из-под пушистых ресниц, и глаза его – чернее самой безлунной южной ночи, бездоннее океанской бездны, которая всегда вызывала у фон Кима оторопь и легкую мигрень. И сейчас вызывает. Видано ли, слыхано ли, впервые в жизни это не его приглашают на танец, а он сам.- Прошу прощения, но этот танец Тэхён Сергеевич уже обещал мне, - встревает курносый кадет чуть выше Сокджина ростом. Сокджин в его сторону даже головы не поворачивает, продолжая смотреть в эти чернильно-чёрные глаза Кимского младшего.Между ними повисает такая долгая пауза, что не будь Сокджин фон Кимом – нервничал бы сейчас как мальчишка, но слепая уверенность в себе не позволяет даже мысли допускать, что что-то может пойти не так.- Вы что, не понимаете, что ставите всех в неловкое положение, - сердито шипит курносый кадет, а Тэхён Кимский протягивает Сокджину руку:- Конечно.Ох, как бы не ждать теперь перчатки в лицо от униженного кадета. Рациональная сторона фон Кима ставит себе галочку, потом как-то утрясти этот вопрос – ещё обиженных и озлобленных детей ему не хватало.- Признаться, вы спасли меня, - Тэхён улыбается немного лукаво, опуская руку на его плечо, - решительно не хотел с ним танцевать, но знаете, есть такие люди, которым дешевле дать, что просят, чем отказывать бесконечно.Ох. У Сокджина сердце вздрагивает. Кто вообще разрешил этому юноше так улыбаться.- И всё-таки, лучше отказывать, - отвечает он безразлично, - вы слишком красивы, чтобы идти на поводу у каждого страждущего.Тэхён смеется негромко – явно сдерживаясь, смотрит на него смешливо – очаровательный до безобразия. Так решительно нельзя, подобное надо запрещать на законодательном уровне. Фон Ким чувствует себя мальчишкой, каким никогда не был, даже в свои далекие пятнадцать – это в него все и всегда влюблялись без памяти, а не наоборот, это он кружит головы и разбивает сердца, оставаясь холодным и недоступным, а не…- Вы служили вместе с моим отцом?- Я похож на военного?- Скорее нет, но внешность зачастую обманчива, - он легко пожимает плечами. Вести его в вальсе так просто – многие юноши его возраста упрямятся, пытаясь взять на себя ведущую роль, доказать, что взрослые и достойные. Тэхёну ничего не надо доказывать. С каждым шагом, каждым движением, он нравится Сокджину всё больше.- Я не служил с вашим отцом, мы даже не были знакомы до сегодняшнего дня, - признается он, - у нас просто нашлись общие друзья.- Хм. Как интересно, - Тэхён чуть склоняет голову, - вы не находите это странным, когда на твой день рождения вокруг тебя оказываются полчища совершенно незнакомых людей?Они так близко друг к другу, что фон Ким чувствует, как от волос Тэхёна пахнет травами. Летняя ночь, самая чёрная и безлунная. Мальчик-лето, мальчик-грех. Как же красиво.- Вас это смущает?- Ничуть, - Тэхён улыбается беспечно, - просто странно. Я не привык к такой роскоши. Не привык к тому, что в мою честь устраивают что-то такое. Знаете, обычно, на мой день рождения мы с отцом уезжали на весь день на охоту, возвращались домой засветло, парились в бане, ужинали добычей, ложились рано спать. Отец склонен к аскетизму. Этот зал, сколько себя помню, всегда был закрыт, мебель укрыта простынями. Раз в год убирали пыль, начищали зеркала и подсвечники, закрывали заново. А сейчас? Китайские шутихи, подумать только. А завтра? Он же выписал из Большого театра актёров, невообразимо. Днём будет представление, - он молчит мгновение, добавляет нерешительно, - вы останетесь на представление?Сокджин позволяет себе короткую улыбку:- Если верить моим друзьям – я останусь много дольше.Тэхён вспыхивает в ответ улыбкой широкой, искренней, по-наивному юношеской, сразу теряя всю эту пугающую черноту бездны:- Было бы великолепно.Сокджину дурно. Его сердце колотится как сумасшедшее, едва не пробивает рёбра. Но, музыка вдруг обрывается. Или не вдруг. Но пронзительная тишина оглушает его, а потом, они по инерции отступают друг от друга на шаг. Поклон.- Позволите проводить вас обратно?- Не думаю, что стоит. Кажется, вы страшно разозлили моего незадачливого преследователя.Сокджин усмехается:- Мне не страшно.- Тогда проводите, - Тэхён вновь протягивает ему руку.- Мой дорогой друг, ждать ли нам завтра восхода солнца с запада? Или может быть сразу – четырёх всадников Апокалипсиса? – лицо у Ланского-Рогатых весёлое донельзя, - вы как-то неосмотрительны стали. Что если Намджун Алексеевич решит выдать за вас сына?- После одного танца? – Сокджин скептически изгибает бровь, - как нормальный родитель, Намджун Алексеевич должен решить, что я слишком стар для его сына, пусть и являюсь относительно выгодной партией. Так что, право, оставьте ваши неуместные шутки, Хосок Андреевич.- Подумать только, какая блестящая контратака, - Ланской всхохатывает благодушно, - но признайтесь честно, фон Ким, ваше сердце дрогнуло, а? Я ожидал подобного от Минского, как натуры романтической и тонкой, рано уж или поздно, но ожидал. Но никак не от вас. Сокджин демонстративно вздыхает, отворачиваясь:- Я бы промочил горло, где мне добыть хвалёного французского шампанского?- Ты пригласил его танцевать. Сам. Первым, - негромко замечает Минский, - если бы я знал тебя чуть хуже, я решил бы, что это – любовь.