Коктейль Молотова (1/1)

Описание: HydraTrashParty Cекс, наркотики и рок-н-рол AU. Экспедиция закончилась, а вместе с ней - доверие Макса к людям, он закрывается от всех. Герман серьёзно пострадал в результате плавания и здорово изменился, к сожалению, не в лучшую сторону. Но их вновь свело вместе с одной-единственной задачей: выжить. AU относительно всего, события происходят после 8 серии 1 сезона, то есть, после атаки корабля "голодными тварями". И нет, в этом фике это не птицы. Очередной Герман с очередной хернёй в голове, но - удивительно, да? - психически здоровый. Местами мудак феерический, но винить его не стоит. оОоГерман лежал на крайней кушетке и смотрел на лампу. Ксения благоразумно приглушила яркий ксеноновый свет?— и всё равно он бил по глазам.?— Ты как? —?тихо спросила Ксения, чуть глуховато, голос у неё здорово сел за эти дни. —?Что-нибудь болит? —?Не то чтобы она ожидала услышать ответ. В её руке слабо подрагивал неровно сложенный марлевый отрез, которым она протирала ему мокрое от пота лицо. Герман уловил в своем плывущем сознании секундную мысль, что в этот раз доктору не стоит ждать от него помощи. Однако он хотел ответить просто для того, чтобы успокоить Ксению, чтобы она выдохнула и случайно не задела свежие, хотя и зашитые раны. Герману совсем не улыбалось остаться потом с грубыми келоидными рубцами?— это здорово изуродовало бы его. Как будто что-то могло бы испортить его хуже, чем есть сейчас.Чтобы произнести ?нормально?, нужно было собраться, открыть рот и, с трудом шевеля распухшим языком, выдавить из себя одно слово. Слишком много сил. Даже находясь в зыбком мареве болеутоляющих, Герман чувствовал боль. Во всём была виновата его слишком бурная военная юность, когда таблетки приходилось глотать горстями, ровно столько было нужно, чтобы встать на следующий день, кривясь и поправляя пропитавшиеся за ночь кровью и присохшие к ранам повязки, и с автоматом в руках преграждать дорогу боевикам, улыбаться журналистам и под прикрытием гаубиц и БМП лезть в самое пекло. Организм мигом смекнул, в чём дело, и быстро перестал реагировать на ибупрофен, которого было достаточно, в отличие от промедола, которого было в разы меньше. И который в считанные минуты стирал любую боль.?— Я не хочу воевать,?— сознание здорово поплыло, Герману на секунду показалось, что он не в санчасти на ?Бегущей по волнам?, а в станице под Гудермесом, куда их, восемнадцатилетних парней, забросили добивать сующихся к мирному населению чеченцев. Вновь тяжело раненый, в горячке, над головой вьётся рой жужжащих мух. —?Я хочу домой.?— Ты больше не сражаешься,?— Ксения с полуслова поняла, что он начал бредить. —?Ты дома, Герман.Он никогда не возвращался домой.Несколько дней Герман практически не воспринимал окружающий мир. Когти ранившей его мерзкой гарпии были покрыты чёрной слизью, отвратительно пахнувшей, и, похоже, занесшей инфекцию. Единственное, что он слышал на протяжении этих суток было непрерывно повторяющееся ?ты дома?. Он не хотел домой.Ксения ставила капельницы с сильным антибиотиком. И опиатами. Герман так мучился, что не использовать их было бы жестоко. Наверное, так она объясняла всё капитану. Милосерднее этого была бы только выпущенная ему в висок пуля.Из-за обезболивающих Германа здорово тормозило, сознание практически не подчинялось ему. Ксения меняющая повязки… Но ведь она была здесь минуту назад, разве нет? Шум в коридоре, курсанты шли на завтрак или… Сколько было времени? И самый пик?— какой был день? Капитан за дверью: ?Как он, Ксения??. Почему он не спросил самого Германа, он ведь так рвался в санчасть после таинственного появления оранжевой… Шлюпки? Но Герман не покидал корабль, откуда же он тогда знал, как ощущается простреленное в упор и горящее от солёной воды плечо? Как входит в тело нож? Это определенно не его воспоминания… Мусорная корзина у его койки полна окровавленных, измазанных сочащейся сукровицей бинтов. Герман этого не видел: корзина стояла так, что ему нужно было бы свесить голову. Сделать этого он не мог: голова ощущалась тяжёлым камнем, в наказание привязанным к шее. Кажется, так раньше топили людей, он сам так топил этого курсанта… И та девушка, и его пальцы, сжимающиеся на её хрупком горле, мокрое от слёз лицо. Но Света ещё жива, тихая, незаметная курсантка из… Какой-то там каюты. Герман не помнил. Швы у него на лице наложены кетгутом?— это он точно видел, в армии их обучали оказывать первую помощь (а уже в спецвойсках?— методам допроса). ?Около ста семидесяти швов, товарищ капитан. Очень непросто?. Сто с чем-то там, зачем сто? Неужели у него так сильно разорвано лицо? Это плохо, очень плохо, дочка может испугаться потом, когда они встретятся…?— Всё не так плохо,?— с запинкой произнесла Ксения, осторожно снимая бинты и липкие повязки с его лица. —?Зрение не пострадало. Могло быть и хуже.?— Зеркало дай,?— бросил Герман, стараясь как можно меньше шевелить челюстью, которая благополучно треснула после пребывания в когтях гарпии, но не сломалась?— и на том спасибо. Красота его сейчас не особенно интересовала, насколько уродливым он остался?— тоже. Но оценить масштабы повреждений стоило. Болело абсолютно всё, он не мог точно понять, где основной источник неприятных ощущений. Сломанная нога ощущалась отдельно от тела, на неё была наложена жёсткая, но временная шина, перелом был настолько серьёзен, что нужно было оперировать. А значит, ждать прибытия в порт.?— Герман, не надо,?— мягко попросила Ксения, как будто разговаривала с дебилом. —?Пока рано говорить о восстановлении всех тканей. Когда всё заживёт, будет лучше. Может быть, по возвращении тебе смогут сделать пластическую операцию.Герман хотел, как прежде, усмехнуться и сказать, что этого не будет, что Александр не позволит ему полностью восстановиться, но сейчас усмешка стала бы причиной очередной вспышки боли, поэтому он с той же ровной интонацией повторил просьбу.У Ксении дрожала рука, когда она достала из верхнего ящичка у стола?— Герман мысленно поморщился, личные вещи должны быть в каюте?— круглое зеркало и вложила его в руку Герману, осторожно сжимая его пальцы, вновь заставляя его мысленно застонать от собственной беспомощности: сухожилия были повреждены, и рука пока работала плохо, указательный и средний пальцы едва гнулись.Он поднял зеркало так, чтобы оно оказалось ровно напротив его головы. Поднял?— и сдавленно выдохнул. С трудом верилось, что это отражение?— измученного, изуродованного человека с гематомами на голове, светлыми тонкими полосками швов через всё лицо?— принадлежит ему.?— Всё будет гораздо лучше буквально через несколько недель,?— ободряюще сказала Ксения, попытавшись забрать зеркало, увидев реакцию своего пациента, но Герман не дал, отдернулся. Его лицо?— тёмно-фиолетовое, здорово опухшее, глаза каким-то чудом не закрылись, и ресницы были сплошь в засохшей желтоватой корке. Правое веко было бережно зашито, но подёрнулось вверх?— наверное, Ксения неровно свела края раны. Впрочем, глаз закрывает, неплохо. Но самыми страшными были раны, оставшиеся от когтей гарпии, которыми она вцепилась ему в голову и туловище, утянув за собой в океан. Самая широкая шла из-за линии волос и вниз, вниз, через этот злосчастный глаз, потом наискось через нос, левее на щёку, неровно дёрнулась куда-то правее через губы, разорвав их так, что швов там было, казалось, больше всего, и остановилась на подбородке. Рана помельче была сбоку головы, шла через висок и до глаза. Сама голова была неровно обрита по бокам, Ксения явно торопилась добраться до ран, так что волосы в полной мере он сохранил только на макушке, висок слева был полностью обрит, открывая взгляду оставшийся у Германа кусок ушной раковины. Верхняя половина была точно бритвой отрезана.?— Дьявол… —?поражённо выдохнул Герман, забыв о боли. Теперь, после того, как он всё это увидел, говорить о том, что что-то станет лучше, не приходилось.?— Я понимаю, что ты чувствуешь,?— успокаивающе произнесла Ксения. —?Но это только сейчас, что-то будет за линией роста волос. Возможно, ты будешь отращивать их чуть длиннее обычного.Не будет, Герман знал это. Шов на виске был такой грубый, кожа стянута, чтобы рана не разошлась, а значит его ждал неаккуратный и болезненный рубец, на котором никогда не вырастут волосы. Наоборот, теперь его причёска?— только что-то в стиле восьмидесятых?— или девяностых? —?когда в моде были выбритые виски.?— Что ещё я должен узнать? —?поинтересовался Герман.?— Ни… —?Ксения замялась. —?Ничего хуже этих ран у тебя нет.?— И всё же? —?Герман, осторожно, чтобы не потянуть швы, попытался поднять футболку вверх. Он отчётливо помнил, что огромная лапа держала его за туловище, разрывая плоть боковым когтем. И вновь был остановлен Ксенией, которая, однако, убрала руку, поймав его напряжённый взгляд. Герман хотел увидеть сразу, что теперь осталось от его тела.Ксения не соврала, больше всего пострадала голова, но ничего хорошего не было и ниже. Боковой коготь, похоже, несколько раз соскальзывал, когда гарпия падала в воду. У Германа в прямом смысле был распорот живот?— ?ничего, это только выглядит так страшно, внутренние органы не задеты?, —длинный шрам на всё тело?— ?просто разрыв селезенки, я сразу её удалила??— и короткая полоса от бедра до паха. И ему исключительно ?повезло??— на спине была буквально пара отметин: V-образный шов под лопаткой и зигзаг?— вдоль хребта.Совсем плохо ему стало уже под конец плавания. Внезапно ожил всеми забытый спутниковый телефон, и бесцветный голос референта сообщил, что экспедиция официально считается завершенной. В пришедшем следом сообщении были координаты: широта и долгота. Единственный уцелевший после конца света порт, принадлежащий ISPA.?— Здравствуйте, доктор,?— раздался голос в санчасти. Герман даже нашёл силы приоткрыть глаза и увидеть Александра Рутковского собственной персоной с телохранителем за спиной. —?Я бесконечно счастлив снова видеть вас.Судя по Ксении, она была определенно не рада видеть своего непосредственного руководителя, но виду не подала, держа лицо.?— Просто поразительно,?— бормотал учёный, обеими руками поворачивая голову Германа, не особо заботясь об аккуратности. —?Невероятно!И вдруг, без паузы.?— Это то, о чём я вам говорил,?— ?халат? повернулся к Рутковскому. —?Этот эксперимент, двадцатая пробирка, мы сомневались, что облучение прошло успешно. Эти гарпии, полуженщины-полуптицы, создания абсолютно отвратительные, персонификация различных аспектов бури… И у нас получилось! Архаические доолимпийские божества в наших руках. Согласно мифу, они?— дочери морского божества Тавманта и океаниды Электры, либо дочери Борея, сторожат Тартар…?— Вы хотите сказать, что эти гарпии появились не вследствие катастрофы? —?у Ксении даже глаза округлились. —?Они?— всего лишь ваш очередной эксперимент??— Да?— и какой! —?учёный с совершенно безумным видом вернулся к Герману, с такой жадностью исследуя страшные шрамы на его теле, что Ворожцова замутило. На его едва ли не капали слюной, так явно горя желанием утащить в одну из своих лабораторий. В том, что это может произойти, Герман не сомневался. Ксения тоже.?— Вы едва не убили нас! —?взвизгнула она. —?А теперь собираетесь забрать с собой того, кто уничтожил ваше мерзкое создание, и сдать на опыты.?— Посмотри-ка, кто к тебе пришёл,?— приторно-ласково произнёс Рутковский, мягко развернув ребёнка.?— Папочка! —?и это был последний раз, когда Герман услышал голос своей дочери. Рутковский картинно щёлкнул пальцами, и с потолка с тяжёлым грохотом упало ограждение из бронированного стекла.За него не пробился ни единый звук. Яна в последний безмолвно открыла рот, когда на её худенькие плечи легли чужие руки в кожаных перчатках. Герман только смотрел, как его девочка падает на пол сломанной игрушкой. Наёмник с обритой головой попросту свернул ей шею. Она умерла, даже не успев коснуться земли.Герман не знал, что послужило причиной для чего: его ударило током от того, что он наткнулся на силовое поле, или же сначала он рванулся из чужих сильных рук в попытке добраться до уже мертвой дочери, получив удар тока из тазера и, начав падать, задел электрический барьер.Нежданный гость торопливо выглянул в коридор, покрутил головой и захлопнул дверь, повернув замок. Сжал в руке серебристый шар, в котором Герман даже под наркотиками опознал глушилку, дождался умирающего писка понатыканных в палате жучков и неожиданно опустился на кровать, зажав Герману рот тяжёлой ладонью.?— Заткнись и слушай меня,?— прошипели ему в ухо, обжигая горячим дыханием. —?Или ты наконец возьмёшь себя в руки, перестанешь выдавать припадки и начнёшь лечиться, усиленно стараясь выбраться отсюда, или тебя переведут в соседний корпус с мягкими стенами и смирительными рубашками. Понимаешь, о чём я? Пока ты лежишь здесь, ты бесполезен, Герман, ты наполовину овощ, который кормят через капельницу, потому что не могут воткнуть в тебя зонд. Мы можем помочь тебе уйти, как только ты будешь в состоянии покинуть больницу, не дёргаясь в конвульсиях, как только кто-то упоминает о том, что твоя дочь умерла.На этих словах Герман почувствовал медленно подступающий приступ. В голове словно вспыхнула и погасла лампочка; сидящий рядом парень в гражданском, открытое окно, шелест жалюзи, хруст гальки под чьими-то ногами на улице?— всё это словно собралось в один огромный ком, не помещающийся в голове. В ушах зазвенело. Через миг он бы услышал последний крик своего ребёнка.Но его гость явно был не прост. По глазам, похоже, увидел?— хреново. И коротко, без замаха, ударил. Сильно, обжигая изуродованное лицо. Приводя в чувство. Как ни странно, этот варварский метод отлично сработал: Герман, проморгавшись, увидел, что лежит в той же позе, судорог не было. Оставалось надеяться, что руку гость убрал прежде, чем приступ вызвал неконтролируемое слюнотечение. Омерзительная вещь: Герману довелось с этим столкнуться, когда его только привезли в госпиталь. Как выяснилось, у него треснули обе челюсти в нескольких местах вдобавок к сломанному носу и скуле. Шину на зубы ставить не стали, решили?— так заживёт. И на три недели Герману пришлось смириться с постоянно текущей слюной, которую не получалось сглатывать?— было слишком больно. Смириться надо было и с тем, что каждое утро он просыпался он в отвратительной лужице на покрытой клеёнкой подушке. Удивительно, но на корабле такого определенно не было, из чего можно было сделать вывод, что ему могли что-то сломать мордовороты Рутковского, а он и не помнил. Герман вообще много чего не помнил. Его допрашивали сразу по прибытии в порт, а в голове осталась только маленькая комната на складе позади пристани, расплывающийся перед глазами силуэт Александра и тот факт, что он не мог сам сидеть на стуле с цепью для наручников. Кажется, его кто-то придерживал, мягко и даже бережно не давая упасть, лаялся с Рутковским, не позволяя… что? Вколоть сыворотку правды, кажется. Чужой голос настойчиво говорил что-то про обезболивающие и ?Это убьёт его, вы разве не понимаете???— К тебе гость, кстати,?— бросил Бруно, открывая тяжёлую дверь, ведущую из гаража в дом. —?Вы знакомы, но… так, в одностороннем порядке.?— Я его знал? —?вяло поинтересовался Герман, заметно поморщившись, когда гараж выпустил их из полутьмы на свет большой прихожей с оглушительным лязгом.?— О, извини,?— Бруно торопливо приглушил свет и мягко, вручную опустил тяжёлые роллеты двери. —?Вечно забываю смазать петли. И да, знал, но вряд ли вспомнишь. Можешь и не пытаться, твои мозги теперь как яичница-болтунья, особенно после всех ударов током. Но тебе будут рады.За журнальным столиком в кресле сидела крошечная женщина с короткой, ?под мальчика?, светлой стрижкой, и тонкими пальцами с ярким маникюром что-то торопливо печатала на планшете. Из дверей за ней вышел Лев, выглядевший совершенно непривычно в мягкой фланелевой рубашке и потёртых джинсах. Кивнул Бруно, напрочь проигнорировав Германа, который уже начинал медленно задыхаться от вынужденно долгого стояния. Казалось, все чего-то ждут. Спустя десяток минут Герман уже слышал свои отчётливо хриплые вдохи и выдохи, когда женщина?— фея, как про себя окрестил её Ворожцов?— выключила планшет.?— Здравствуйте, Герман,?— сказала фея в меру спокойным и твердым голосом, поднимаясь со своего места и протягивая ему руку. —?Рада видеть вас здесь.Герман тупо смотрел на неё, отчаянно пытаясь сопоставить голос с местом, но мозг выдал короткое замыкание, задымился и вспоминать отказался. Осознание пришло, как только он осторожно пожал маленькую, но сильную руку. Задержался взглядом на чернильном пятне у указательного пальца.Рука на его плече… Голос, удерживающий на грани забытья… Рутковский, злобно ломающий свою дорогую ручку?— Герман помнил хруст. Документы на столе, протоколы допроса… И всё та же рука, испачканная синим, вычеркивающая какие-то пункты из бумаг.?— Я вас знаю,?— медленно произнес он. —?Вы… вы были со мной.На лице у феи отразилась секундная радость, она, судя по всему, сомневалась, что стоящий перед ней изуродованный человек в состоянии вспомнить хотя бы собственное имя.?— Верно,?— кивнула она, улыбнувшись. —?Я была вашим адвокатом.?— Кажется, это не входит в мою страховку,?— Герман искренне попытался пошутить. В любом случае, стоящий за спиной у феи Лев, приходивший к нему в госпиталь (и, собственно, устроивший ему побег), весело хмыкнул.?— Не входит,?— кивнула фея. —?Но вы?— слишком ценный экземпляр, чтобы оставить вас умирать в психиатрической больнице.Так и сказала ?экземпляр?. Как будто речь шла об особо ценном документе или краснокнижном животном.оОоВ реке кто-то тонул. А может быть и не тонул, может быть ребёнок просто играл в воде, как потом долго успокаивал себя Макс. Однако Герман видел?— девочка точно тонула, её глаза были закрыты, мокрые волосы прилипли ко лбу, хрупкие ручонки, раскинутые в разные стороны, отчаянно вздымались над водой. Через несколько секунд две тонкие косички с яркими розовыми резинками скрылись в толще реки.?— Она же тонет! —?Макс выскочил откуда-то из лесополосы за спиной Германа. —?Придурок, ребёнок тонет!Макс явно намеревался броситься в воду. Чёртов идиот с комплексом спасателя даже не понимал, что сначала ему придётся перелезть через ограждение набережной, спуститься как минимум на несколько метров ниже, чтобы не разбиться при прыжке в реку. До ребенка оставалось бы ещё метров сорок.?— Не успеешь,?— сухо констатировал Герман, даже не сдвинувшись с места. Его руки были сложены на коленях.?— Боже,?— Макс остановился прямо перед оградой. —?Ты же видел, что она тонет! Ей нужна была помощь! Господи. Ты смотрел, как умирает ребёнок! Это же была маленькая девочка!На воде пошли пузыри.?— А какая разница? —?прервал его Герман и отвернулся. —?Мне теперь всё равно.Макс замер, явно пораженный признанием. И вместо продолжения тирады Герман услышал скрип его подошв и гулкий звук, с которым Григорьев приземлился рядом. Герман и не подумал подвинуться, чтобы уступить парню место на большой и здорово нагревшейся на утреннем солнце плите.?— Мне тоже,?— жарко выдохнул Макс прямо у него над ухом. Герман только больше отвернулся, положив подбородок на колени, чтобы капюшон скрыл его изуродованное лицо и частично?— шею. Не то чтобы он стеснялся своих шрамов, нет. Но вряд ли Макс хоть чем-то отличался от остальных, кто проделывал странную вещь: разговаривал с ним и вроде бы смотрел на него, но на самом деле выбирал какую-то одну точку, чтобы не фокусироваться на обезображенной коже. Но Макс неожиданно не стал отворачиваться, наоборот, не боясь реакции Германа, он мягким движением стянул с его головы капюшон, заставляя повернуться. Герман не собирался спрашивать, что такое вытворяет парень. Врезать набитым в зале кулаком в лицо?— да. Однако Макс так жадно всматривался, не на миг не останавливаясь ни на одном шраме, ни на одной алой полоске плохо зарубцевавшейся, воспаленной кожи, словно облизывал его взглядом. Герман прекрасно понимал, зачем.?— Ничего не изменилось,?— глухо произнес Герман, когда ему надоело такое пристальное внимание. —?Видишь??— Теперь?— да,?— кивнул Макс, явно не в силах оторвать взгляд. —?Хотя бы что-то осталось, как прежде.Их первый раз был до одури болезненным, неловким. С тёмными синяками на бедрах и ребрах на следующий день, разорванными в кровь губами от поцелуев-укусов. Быстро, долгожданно?— по крайней мере для Макса. Герман всегда знал, что этот щенок его хочет. Поэтому ночью Макс сдавленно мычал сквозь стиснутые зубы, намеренно удерживаясь от стонов, обеими руками оглаживая изуродованное тело Германа, сбегающие вниз шрамы. Целовал?— без всякого брезгливого дёрганья?— в челюсть, шею, криво зажившие, разорванные когда-то когтями гарпии до зубов щеки. Сам Герман не стал бы подставляться, гнуться под Максом, принимая, а не отдавая. Ведущая роль всегда его, и Макс это знал, поэтому на следующее утро безмолвно терпел новую боль. Не чтобы Герман этого хотел?— мальчишка сам напросился, да и трудно удержаться после долгих месяцев вынужденного целибата: поначалу Герману было так плохо, что он жил от укола до укола, спуская все заработанные деньги на мази и инъекции, потом казалось, что после всех препаратов о сексе можно забыть, а уж после окончания лечения ему отказывались дать даже проститутки. Герман не интересовался, нет, размалёванные полуголые девушки на улицах довольно громко обсуждали, что ?вот этому, страшному, ни за что и никогда?. И, испуганно пискнув, замолкали, когда Герман останавливался прямо перед ними, нарочно позволяя капюшону упасть, а полумаске, поднятой до глаз— съехать на шею. А Макс не боялся. Совсем. Утром спокойно подходил и клал руку на плечо так, чтобы его пальцы совпали с сине-чёрными отпечатками на коже. Герман тоже терпел, по ночам позволяя парню сжимать себя до хруста в костях и ушибленных рёбер. Потому что Макс так и не научился соизмерять силу, с Алёной он явно сдерживался. В самом деле: хрупкая, похожая на тростинку Алёна, и Герман?— понятно, полная её противоположность, побитый возрастом и войной. Чудом не сломанный.Они никогда не спали вдвоём в одной кровати. Собственно, это было из-за Германа, его ПТСР и ночных кошмаров, после которых он мог и стену проломить при большом желании. Но Макс поначалу этого не знал, а Герман не собирался его посвящать в истинные причины раздельного сна и плотно закрытой на ночь двери. Просто так: потрахались?— и каждый идёт в свою постель, по ночам не шарится и в комнату к соседу?— до партнёров им тогда было далеко?— не заходит. Макс однажды зашёл, видите ли придурку понадобилось ночью воды попить. Как оказалось, вовремя: в ту ночь их посетил местный грабитель, которого полиция ловила уже не первый месяц. А Герману снился очередной кошмар, сопровождаемый метаниями по кровати и сиплыми выдохами сквозь зубы. Но на чужака в комнате?— врага?— он отреагировал мгновенно, даже сквозь сон услышав шаги, тело сработало само, рефлекторно подбрасывая вперёд, заставляя соскочить на пол, выдернуть из-под подушки пистолет, развернуться в сторону нежданного гостя и выстрелить. Но грабитель оказался крепким, здоровым парнем, в холке под два метра, и на ногах устоял?— пуля попала ему куда-то в бок. Макс получил от вора в лицо, к счастью, тогда ещё кулаком, на секунду согнулся?— ему повезло увернуться от второго удара. Который пришёлся полусонному Герману. Прилетело монтировкой, но не слишком сильно, практически вскользь, иначе Герман не поднялся бы. А так он просто рухнул навзничь, мгновенно вырубившись. Макс мигом сообразил, что дело приняло не тот оборот, и добавил грабителю в пах коленом и локтем по шее, пытаясь добить. Вор, воющий от боли на всю комнату, сначала упал, а потом ретировался через то же окно, через которое попал внутрь. Герман же пришёл в себя на холодном полу, чувствуя затылком чьи-то колени и горячие капли, стекающие по щеке вниз.?— Извини,?— сразу произнёс Макс, тревожно вглядываясь ему в глаза. —?Я должен был заметить оружие.Герман хотел было ответить что-то язвительно-острое, определенно пройтись по поводу умственных способностей Макса, но едва он поднял на него взгляд и открыл рот, как тугой комок из желудка поднялся по пищеводу, горло сжало спазмом, в голове на миг вспыхнула острая боль. Герман едва успел отвернуться и не заблевать Макса, его тошнило горькой желчью, даже слёзы из глаз брызнули.В ту ночь Макс впервые отвёз его в больницу, где грубоватый дежурный врач в отделении скорой помощи брезгливо осмотрел Германа, так явно стараясь не дотронуться до него, черкнул в карте ?ЗЧМТ, сотрясение мозга средней тяжести?, попутно забыв указать пару ушибов и рассеченную бровь, которые сам же зашил, прописал покой и отправил по месту жительства.Герман не ожидал другого к себе отношения, кто по доброй воле будет долго возиться с уродом со шрамами? Правильный ответ?— никто. Кроме Макса, конечно же. То ли парень был мазохистом со скрытым комплексом Флоренс Найтингейл, то ли он не соврал, когда сказал, что больше не может находиться в обществе других людей, в частности Алёны, её родственничков и своего отца. Герман не знал, что случилось с Максом, а тот не торопился рассказывать. В любом случае до больницы и обратно Германа он вёз как фарфоровую вазу особо древней китайской династии, старательно объезжая все кочки, а дома намеревался было помочь лечь в постель, но Герман, собрав оставшиеся силы, так злобно посмотрел на него, что даже Макс стушевался и, бросив, что будет в большой комнате, ушёл.Герман проводил его долгим взглядом. Сейчас геройствовать не хотелось, только вымыться, чтобы избавиться от уже въевшегося в подкорку запаха крови и больницы. До ванной он дополз на чистом упрямстве, придерживаясь за стену, надеясь остановить кружение перед глазами. Получилось плохо: едва переступив порог, Герман медленно сполз вниз, обхватив руками трещащую по швам голову. Боль, чуть прибитая трамалом, который ему вкололи в приёмном отделении, вернулась с новой силой. Герман готов был сдаться, но, представив себе Макса, который после этого точно сдаст его врачам - нормальным, серьёзным, медленно поднялся с пола, опираясь хребтом на дверь позади себя. Скинул пропахшую антисептиком толстовку, тихо радуясь, что она на молнии, и через голову это счастье стягивать не надо. Бросил взгляд в зеркало над раковиной: красавец, нечего сказать, и это если на шрамы ещё не смотреть: на щеке размазанная кровь, кожа вокруг свежего шва на брови явственно припухла, над бровью тёмная гематома.Сама ванна казалась непреодолимым препятствием, которое ему вряд ли оказалось бы по зубам: высокие бортики не давали ни единого шанса на помывку. Герман, полураздетый, остался только в штанах и компрессионной футболке, которая предотвращала повреждение грубых рубцов на теле. Сейчас бы он не снял всё это ни за какие сокровища мира: штаны? Да какое там. Наклониться и стянуть их? Мозги, судя по ощущениям, благополучно вытекут через уши. Футболка? Ещё лучше, снимается только через голову, которая гудела погребальным колоколом.?— Проблемы? —?раздался голос за спиной. Герман медленно обернулся, обругав себя: закрыть дверь на защёлку сил не хватило. Макс стоял, опираясь на дверной косяк. И явно ожидал увидеть нечто другое. Явно не… показанную Германом слабость.?— Никаких,?— бросил Герман. —?Ты был в большой комнате, мне кажется.?— А ты здесь уже четверть часа,?— отпарировал Макс. —?Я подумал, тебе стало плохо. И не ошибся, а?Герман раздраженно, забывшись, дернул головой, и, не сдержавшись, застонал в голос.?— Я помогу,?— уже тише произнёс Макс. —?Только не сломай мне челюсть, хорошо? —?это было сказано уже секундой позже.Первым порывом было грубо ответить, выгнать парня из ванной и разбираться самому, но Макс на удивление умело снял с него футболку, осторожно высвободив руки из длинных рукавов и не задев ничего, что болело. Герман подавил желание скрестить руки на груди. Раздеваться было как минимум странно: нет, они, конечно, спали вместе, но тогда нагота казалась чем-то неотъемлемым, даже логичным, да и в комнате был полумрак.?— Эй, эй, спокойно,?— словно через вату донёсся голос. Герман проморгался и понял, что поплыл, закружилась голова, а Макс хотел подхватить его. —?Не надо воспринимать всё… так.?— Всё отлично,?— отбрил Герман и?— какой подвиг?— смог сам справиться со штанами, чуть застряв под конец. Он видел, как Макс дёрнулся было, чтобы помочь, но в последний момент сдержался и?— да, скрестил на груди руки.?— Доволен? —?поинтересовался Герман, когда наконец, не без помощи, конечно, оказался в ванне. Холодный чугун времён Советского Союза неприятно холодил кожу.?— Я не уйду, если ты об этом,?— отозвался Макс, открывая воду. —?Врач сказал присматривать за тобой сутки минимум. Захлебнёшься ещё.?— Поучи меня,?— огрызнулся Герман и потянулся за мылом. —?Это моё не первое сотрясение. И даже не десятое.?— Не сомневаюсь,?— Макс положил ему руку на плечо, заставляя откинуться на бортик, и полил из душа Герману на обстриженные по-военному коротко волосы: удобно, ухаживать не надо совсем, рубцы на голове не травмируются. —?Расслабься, я просто хочу смыть кровь.?— Шов не намочи,?— глухо бросил Герман, позволив себе наконец расслабиться, чувствуя, как Макс самыми кончиками пальцев вспенивает у него на голове мыло. И это оказалось на удивление приятно: Герман за всю свою жизнь настолько привык справляться с последствиями любых травм самостоятельно, не полагаясь ни на кого: сцепив зубы, зашивал глубокие раны, вынимал застрявшие в плоти пули, с трудом, но накладывал повязки на сломанные кости, отлёживался после прилетевших ударов по голове, оставляя возле себя стакан с водой. А теперь он в кои-то веки мог переложить всё это на Макса, который тёплой ладонью провёл ему по щеке, смывая кровавую дорожку.?— Где ты этому научился? —?чуть позже спросил Герман, едва шевеля языком, тёплая вода здорово разморила его, смывая боль и усталость.?— Мама долго болела,?— через паузу ответил Макс, помогая ему вытереться, осторожно промокнув жёстким от порошка полотенцем изуродованное тело. —?Под конец вставать не могла. Всё делал я.?— Полезно знать,?— отозвался Герман, с трудом вслушиваясь в речь. Макса определенно стоило причислить к святым и даже не из-за матери?— сыновний долг для того и существует. Но вот так, просто помочь с такой обычной вещью как мытьё ему самому, Герману, дорогого стоило.?— … это тебе точно подойдёт,?— услышал он вновь откуда-то издалека. —?В комнате холодно, замерзнешь.Герман ещё раз моргнул, обнаружив себя сидящим на краю ванной. Макс пытался помочь ему?— на самом деле, просто надеть спортивную кофту с флисовой подстёжкой. Герман сфокусировал взгляд?— кофта была Макса.?— Положи,?— велел он. Хотел строго, а получилось вымученно и очень устало. Тяжело это?— изображать хорошую игру при плохой мине. —?Я не умираю. —?бросил Герман в ответ на полный тревоги взгляд. —?Это - убери.Макс недовольно поджал губы, явно борясь с желанием навязать своё решение, выдохнул сквозь стиснутые зубы и накинул Герману на плечи поверх мягкой футболки с пуговицами его собственный затёртый временем свитер.?— Я отведу тебя в спальню,?— Макс присел так, чтобы оказаться одного роста со всё ещё сидевшим на ванне Германом, осторожно подняв его голову за подбородок. —?Ляжешь?— легче будет.?— Я в норме,?— Герман всё ещё пытался казаться не полутрупом. Получалось плохо, учитывая то, что Максу пришлось поднимать его самому, без малейшей помощи со стороны самого Германа, которому переход в вертикальное состояние показался чем-то невообразимым. Всё-таки его здорово приложило. Макс закинул его руку себе на шею и практически понёс на себе, так медленно, что Герман даже успевал ноги переставлять. Когда холодный пол под ногам внезапно пропал, а спина коснулась мягкого, Герман нашёл силы разлепить глаза.?— Это не моя спальня,?— пробормотал он.?— Естественно,?— отозвался Макс. —?В твоей разбито окно. И ночью за тобой нужно смотреть.?— Обойдусь,?— Герман только удивлялся, откуда берутся силы огрызаться. Но Макс его проигнорировал, только устроил так, чтобы голова лежала на подушке, выше тела. На минуту исчез, на кухне шелестел упаковками таблеток?— этот звук Герман различал в любом состоянии, кроме того, которое требовало реанимации и трёх суток на аппарате вентиляции лёгких. Зашумела набираемая вода, и Макс, стараясь не топать, вернулся в комнату. Кровать скрипнула под его весом, но матрас даже не прогнулся.?— Что это? —?неразборчиво спросил Герман, клацнув зубами об кромку стакана. Это отозвалось в голове вспышкой, поджарившей глаз, но он усилием заставил себя держать лицо. Вода оказалась сладковатой на вкус, таблетки были просто растворены в ней, за что Макса следовало только поблагодарить: разжевать бы их Герман не смог.?— То, что тебе прописал врач. Я купил в больничной аптеке,?— Макс дождался, пока Герман допьёт воду, и стакан забрал.Чертовски слабое обезболивающее, подумал Герман, вновь закрывая глаза. Которое на него не действует.Так и вышло: Герман чудом ухитрился задремать, до последнего кожей чувствуя взгляд Макса, устроившегося на второй половине кровати с книгой. Но через пару часов он проснулся от очередного кошмара, на удивление не разбудив заснувшего всё-таки с романом на груди Макса. Голова трещала, боль была глубокая и шла откуда-то из глубины головы, за разбитым лбом. Герман какое-то время лежал в закрытыми глазами, стараясь глубоко дышать, пережидая и тошноту и фейерверк под плотно закрытыми веками. Когда он вновь открыл глаза, дисплей часов на руке Макса?— он перешёл на электронные?— услужливо сообщил, что прошло около четверти часа. И ему не стало легче, только чуть улеглась тошнота. Голова болела резко, как будто кто-то с силой бил молотом по черепу. Герман, опять не в силах сдерживаться, застонал сквозь зубы. Всё было бы нормально, если бы он был один, но…?— Что такое? —?над ним склонился Макс, и Герман понял, что по лицу у него текут слёзы. Он и не почувствовал. —?Голова болит??— Спи,?— нашёл он силы ответить. —?Переживу.?— Я помогу,?— кажется, Макс улыбнулся, но Герман не был уверен: он не мог сфокусироваться на чём-то близком. Кровать вновь скрипнула, когда Макс перебрался ближе к изголовью.?— Попробуй успокоиться,?— прошептал он, касаясь его висков: изуродованного рубцом и здорового. Первое прикосновение заставило Германа дёрнуться, но боль пригвоздила его к постели. Макс мягкими движениями, двигаясь от висков к темени, массировал его голову, изредка нажимая на какие-то только ему известные точки, очерчивал круги и спирали на коже, под которой росла боль. Герману хотелось закричать, приказать оставить его в покое. Он привык в одиночку разгребать всё навалившееся, без помощи, сам. Макс, несмотря на всю его помощь, был ненужным балластом.Плотину прорвало через несколько минут после этого изуверского массажа, ни капли не помогавшего. Герман, хоть и понимая, что ему будет больнее, с силой дёрнул плечами, пытаясь выразить недовольство, гнев, всё накопившееся. А потом рот словно был отдельно от тела, мозга и всего остального. Герман много наговорил, в особенности, что он думает о Максе лично и о его метаниях под ногами. Макс на миг опешил, но руки убрал, правильно расценив и жест, и слова.?— Почему ты?— такой? —?чуть позже с горечью спросил он, даже не возражая против жестоких фраз.?— Ка… кой? —?Герман практически хрипел, прижавшись щекой к мягкому покрывалу. Ещё пять таблеток обезболивающего явно пошли на пользу, голову отпустило, но Герман, похоже, криком сорвал голос.?— Почему ты пытаешься делать всё сам? Справляться со всем этим? —?Макс шептал, чуть ли не срываясь на крик. —?Ты не принимаешь ничью помощь, никогда не говоришь, что ты на самом деле чувствуешь. Чёрт, да ты бы и ушёл один, если бы я не навязался. Ты не признаёшься, когда тебе плохо. Да что с тобой не так?!?— Я не… хочу,?— выдохнул Герман, с наслаждением чувствуя, как боль уходит, словно смываемая волной. —?Думаешь, ты для меня… свет в окне? Я всегда был… один. Слабость нельзя показывать, Макс, съедят.?— Я ведь с тобой,?— возразил Макс. Хотел накрыть ладонь Германа своей, но передумал.?— Надолго ли? —?Герман медленно перекатил голову по постели. —?У тебя есть семья, парень. Возвращайся к ним.?— Не надо об этом,?— Макс плавно опустился на покрывало рядом, коснувшись лбом виска Германа. —?Попробуй заснуть.Вот это было непросто: боль ушла, но накатывающие попеременно волны холода и жара выдохнуть не давали. Тошнота ненадолго унялась тяжёлым камнем в желудке, и Герман понял, что дрожит.Макс секунду думал, а потом лёг рядом, сильной рукой?— но очень осторожно?— подгрёб Германа к себе, прижимая к собственному телу, привычно горячему. И Герман почувствовал, как отпускает озноб. Что бы он ни говорил, но сейчас Макс был для него якорем, удерживающим в реальности, не позволяющим рухнуть в пучину забвения. Герман впервые пытался не провалиться в глубокий исцеляющий сон, а ухватиться за это осознание, что он не один. Как не убеждал он себя, но это было приятно. Впервые с тех пор, как его под покровом ночи забрали из госпиталя ISPA.Утром он даже не проснулся, а очнулся. Как после потери сознания, точь-в-точь. Он был укрыт своим же одеялом из соседней комнаты. Вторая половина кровати была ледяной, и теперь уже наручные часы самого Германа с тумбочки показывали полшестого утра. Он вновь был один, хотя Макс прекрасно знал, что приблизительно в это время таблетки перестанут действовать. Сердце от чего-то тяжело сжалось. Привыкать и в самом деле нельзя.Вставать не хотелось, да и, собственно, не получилось бы. Герман даже не предпринимал никаких попыток сползти с кровати в сторону ванной или кухни: в любом случае всю ночь он промаялся в жару несмотря на таблетки, и вся выпитая вода ушла вместе с потом, а от одной мысли о еде желудок скручивало тугим узлом. Шторы были плотно задернуты, не пропуская ни единого рассветного луча, в комнате было по-настоящему сумрачно. Темно, тепло, пока ещё не больно?— всё, что нужно для жизни. Ещё бы ноги держали, а не схлопывались китайским перочинным ножиком. Да, да, Герман попытался встать, но перед глазами словно запустили особенно яркий салют, вспышки радовали дивными оттенками всех цветов радуги. Герман слепо попробовал сделать шаг, но в ответ на такое издевательство тело словно выключилось: он обнаружил себя на полу возле кровати. Упал-таки. Что-то ещё ныло, но Герман не смог понять, что. Свежего запаха крови не было, а значит всё более-менее в порядке. Не в порядке было только одно?— то, что вернуться в кровать он не мог. Такая вот проблема, просто не было сил. Не то чтобы раньше такого не случалось, но теперь Герман остро осознавал свою зависимость от тех, кто когда-то был рядом, поднимал, прикладывал лёд к ушибленным местам, сидел рядом, ожидая, пока он снова не уснёт. И нет, это случалось очень редко. Обычно Герман был предоставлен самому себе, не важно после чего, только в его бытность в армии и спецотрядах всегда можно было положиться на товарища. А потом?— всё то, что навалилось, внезапная смена ?хозяина?, присоединение к ?солдатам удачи?, задания?— без разницы где и когда, только бы не оставаться наедине со своими мыслями, иначе бы Герман давно себе пулю в голову пустил?— и, конечно, раны-огнестрелы-переломы. Однажды его, с ног до головы в чёрном, обвешанного оружием, подстреленного далеко на Востоке прямо по завершении миссии, вывез на разваливающейся и натужно скрипящей повозке, запряжённой двумя флегматичными ослами, абориген с бородой ниже колен. Почему? Герман не знал, тем более что старик и сам был вооружён?— коротко огрызающийся пулями ?калаш?, так хорошо знакомый Герману, дед держал у бедра. И имел полное право пристрелить Германа, что бы тот сделал с пулей, засевшей в боку и лишившей его литра крови. Но старик только оглянулся по сторонам, остановил ослов, сполз на землю и жестом указал на повозку. Как дед почуял Германа, прятавшегося в разрушенном доме возле воронки от мины, не в силах идти дальше? Загадка. Но ведь заметил, едва ли не палкой загнал под навес, сел сам, взял вожжи и той же самой палкой поддал ослам.Сейчас Герман не был ни на Востоке, ни в разваливающейся повозке, хотя от помощи такого аборигена?— кого угодно, на самом-то деле, не отказался бы. Он попросту не мог подняться, и это было страшно. Герман успел забыть, когда в последний раз чувствовал себя настолько беспомощным. Тело ощущалось сдувшимся шариком, мягким, практически безвольным. А ведь нужно было что-то делать, как минимум, соскребать себя с пола и закидываться очередной пригоршней таблеток.И ?что-то? всё же получилось, правда. Подниматься пришлось по стеночке, упираясь спиной и ноющим затылком?— вот, ударился же, когда падал?— в стену, придерживаясь едва ли не за воздух зубами. От напряжения снова пошла кровь носом, но это определенно были мелочи. Нет, серьёзно, самое главное, он смог вернуться на кровать, практически забросив себя поверх скомканного одеяла. Вот теперь можно было в полной мере изображать умирающего и вытирать тыльной стороной ладони лицо.К счастью, Макс, уходя, не стал далеко убирать таблетки, всего лишь на тумбочку?— плюс один марш-бросок до неё и прострелившая висок острая боль. Воды в стакане не было, обезболивающее пришлось глотать как драже, прожевать бы Герман не смог, не опасаясь очередного взрыва сверхновой в далёких глубинах черепа. Инструкция на коробке гласила: не больше двух таблеток за восемь часов. У Германа получилось девять за шесть.Он не знал, сколько пролежал, то уплывая, то медленно выныривая, чувствуя себя на удивление сносно. Боль ушла, признаки передозировки не спешили появляться. Правда, Герман сейчас не мог и руку поднять, но по сравнению с блаженным отсутствием всех неприятных ощущений это казалось мелочью.Из абсолютно разморенного состояния его выдернул звук открываемой двери. Замок от первой двери был очень старым и нещадно скрипел, но вторая дверь представляла собой несколько сантиметров бронированной стали с защитой от взлома и четыре замка. Ключ был только у Макса, и Герман бы и не дёргался, если бы не услышал, как Григорьев торопливо скинул обувь, наступая на задники, и прошёл в комнату. Один глаз пришлось приоткрыть.?— Извини, я просто… —?Макс выглядел смущенным. А ещё от него за километр несло виной. Горечью. Утратой. Теперь один-единственный глаз, который Герман едва приоткрыл, можно было со спокойной душой закрывать обратно.?— Ты просто… —?Герману даже стало смешно. —?Хочешь, скажу тебе, что ?ты просто??Макс даже не кивнул, только медленно, словно задумчиво моргнул.?— Просто ты сегодня, впервые за очень долгое время решил навести справки о своей семье?— я прав, да? —?Герман ухмыльнулся, хотя вещать с закрытыми глазами, чтобы не провоцировать боль, было очень неудобно. —?Думаю, у тебя есть определенный доступ к камерам возле вашего дома. Но одна из них определенно стоит в квартире. У нас нет доступа к компьютеру, поэтому ты пошёл искать интернет-кафе. Ближайшее?— в десяти километрах отсюда, в городе, но ты явно опасался, что потом на нас смогут выйти. Поэтому ты поехал ещё дальше. Автобусы здесь не ходят, нашей машиной ты не стал бы светить, значит, поехал автостопом. И ты, приехав, увидел, что… —?Герман секунду помолчал, вновь открыв глаза, наблюдая за изменившимся лицом Макса. —?Увидел, что по тебе не носят траур, не льют слёз, твоя фотография с траурной лентой не стоит у Алёны на тумбочке. —?И Герман продолжил, добивая,?— Потому что там живут чужие люди.?— Ты знал? —?поражённо выдохнул Макс.?— Конечно,?— Герман даже нашёл силы утвердительно качнуть головой. Таблетки в самом деле творили чудеса, стоило только превысить дозу. —?Квартира была продана через две недели после твоей ?смерти? женщине с двумя сыновьями. Госпожа Григорьева с дочерью отбыли... Вместе со всеми вещами.?— Они покинули страну? —?Макс медленно сполз по стене на пол рядом с Германом, ловя каждое слово.?— Да, улетели к твоему отцу. С ними всё хорошо, поэтому,?— Герман сделал паузу. —?Возвращайся к ним Макс.?— Ч-что? —?у парня разве что челюсть не упала. —?К ним? —?и весь его боевой задор разом слетел. —?Я не могу, Герман. Ты знаешь.?— Я взял тебе билет с открытой на полгода датой сразу после их отъезда,?— перебив Макса, продолжил Герман. —?Служба безопасности пока не в курсе, что ты не сгорел в автомобиле, а уехал с одним из разыскиваемых преступников. За меня объявлена огромная награда, ты не знал? Ты можешь уйти сейчас, пока есть шанс. Другого не будет, пойми. Они?— твоя семья, плоть и кровь, тебе ничего не должно быть дороже них. Тебе стало лучше, Макс, ты сможешь вести обычную жизнь, при условии, что ты найдёшь себе хорошего психолога, конечно.?— Ты говоришь так, как будто… —?медленно начал Макс.?— Я говорю так, как надо,?— оборвал его Герман, не желая заводить разговор, который причинит ему самому боль. —?У меня большие планы на будущий праздник Рутковского, но тебя точно нет в списках приглашенных.?— Место в партере всегда найдётся,?— вдруг улыбнулся Макс. —?И у меня точно первый ряд.Сотрясение оказалось намного серьёзнее, чем Герман считал, и заперло его в квартире четыре дня. Глупо, конечно, так долго задерживаться где-то, зная, что по твоему следу идут, но другого выбора никто не предложил. Поэтому он отлёживался, пил какие-то таблетки, стараясь не выблевать их через четверть часа. День, когда он смог сам доползти до кухни, придерживаясь на всякий случай за стену, стоило отметить в календаре. Макс предложил доехать до автовокзала за билетами - машину пришлось бросить. Пора было двигаться дальше.Герман раздражённо дернул плечом, оперся на ободранные ладони и поднялся сам. И удержался в вертикальном положении ровно до того момента, пока полностью не встал на левую ногу. Чертыхнулся и начал оседать. Макс в последний момент успел подставить плечо. В которое Герман через миг ткнулся лбом, явно стараясь не застонать.?— Что такое? —?Макс опустил Германа на ограду ближайшей клумбы и снял его руку с шеи. —?Спокойно, я не буду нажимать.Герман, прикусив губу, распустил шнуровку на высоком ортопедическом ботинке, специально подогнанном под его искалеченную ногу. С первого взгляда было ясно, что дело плохо, сустав на глазах начал отекать и стал гораздо теплее на ощупь, шрамы от операций проступили явственнее.?— Чёрт, похоже, серьёзно,?— Макс отступил на шаг. —?Я вызову такси.?— Трубку дай,?— на выдохе бросил Герман, протянув руку. —?Вызовет он.?— Кем вы ему приходитесь? —?немного отстраненно поинтересовался врач в клинике, положенной Герману по фальшивой страховке. Макс видел, что у ?халата? едва ли уши не горят от любопытства.?— Партнёр,?— Макс поднял уголки губ вверх, чтобы немного сгладить свой тон. —?В чём дело, док??— Видите вот это? —?врач поднял в воздух рентгеновский снимок, который держал в руках, и поднёс к свету. Макс, чьи анатомические знания стремились к нулю, с трудом узнал снимок голеностопного сустава, скорее даже не из-за своих скудных познаний, а из-за длинной металлической пластины и нескольких винтов, на которых и держался вышеназванный сустав.?— Вижу,?— согласился Макс. —?Страшно выглядит.?— Ещё бы,?— кисло подтвердил врач. —?Какова была причины травмы? В моих записях нет информации.?— Дикий зверь напал,?— сквозь зубы процедил Макс затверженную легенду, которой он с Германом придерживались. Людям куда проще поверить в нападение медведя, чем в существование гарпий.?— Как давно ваш партнёр проходил физиотерапию в последний раз? —?поинтересовался доктор.У Макса вспыхнули уши. Вряд ли Герман хоть раз посещал что-то такое. Все эти терапии, гимнастики, электрофорез, парафиновые обертывания, массажи, компрессы и мази он в гробу видел. Макс точно знал, что Герман ушёл из больницы, едва научившись не терять сознание, когда ему пролечили начинавшуюся после сотрясения?— читай, нападения гарпии?— эпилепсию*, и буквально через две недели после того, как ему собрали лодыжку на винты и пластину. Маловероятно, что после этого он обращался к врачам.______________________________*Здесь автор позволяет себе нарушить повествование и отметить, что Герман соврал Максу по поводу своего лечения. И в принципе о том, что случилось до госпиталя.______________________________Судя по всему, Макс выглядел так, что ответ не потребовался. Врач покачал головой и что-то отметил в карте. Подумать только, Герман впервые за?— сколько? Сколько он перебивался с трудом добытыми лекарствами, не позволяя себе скатиться в наркотический омут? —?оказался у травматолога, которого явно теперь интересовало, что принимал Герман от болей. Но Макс подозревал, что Герман скорее удавился бы, чем превратился в наркомана. Терпел, наверное. Терпел, и горстями ел что-то такое, разрешенное, не вызывающее привыкания и облегчения.?— У меня для вас не самые лучшие новости,?— врач понял, что снимок для Макса?— не больше чем обычная фотография, поэтому отбросил напускную серьёзность, переходя на более понятный язык. —?У вашего… кхм, партнёра, была очень тяжёлая травма, а без достаточного лечения только усугубилась.?— Насколько сильно? —?Макс уловил тревожные нотки в голосе врача.?— Достаточно, чтобы говорить о возможной инвалидности.Максу показалось, что он проваливается в глубокий колодец. Конечно, он знал, что у Германа была переломана нога, в конце концов, именно Макс доставал его из воды, потом он видел, что в повседневной жизни Герман бережёт лодыжку, но всё это казалось закономерными последствиями перелома.?— Я понимаю, вы шокированы,?— торопливо произнес врач, стремясь сгладить углы. —?Но у вашего партнера?— контрактура голеностопного сустава, то есть он ограничен в движении. Операция была сделана отлично, но без должной реабилитации время было упущено. Я вижу, что были разорваны связки и серьезно повреждены сухожилия, сейчас там достаточно серьёзное воспаление, усугубившееся в результате новой травмы. Неужели он не жаловался?Максу стало смешно. Жаловался? Кто? Это Герман-то жаловался? Слово ?больно? Макс слышал от него только на корабле, когда они переносили его в санчасть. Потом Герман, похоже, выбросил из лексикона понятие боли. Сжимал зубы и терпел, закидываясь обезболивающими. Память некстати подкинула Максу воспоминание о всегда полной коробочке с таблетками в шкафчике ванной. Или это Макс думал, что она полная, почти ни разу не открывавшаяся? Или это Герман хотел, чтобы он так думал, покупая новые таблетки ещё до того, как пустел старый блистер??— И когда ты собирался мне рассказать? —?прорычал Макс, едва наткнувшись на Германа в коридоре. Его осматривали в другом кабинете, поэтому Герман на ходу надевал куртку?— не любил переодеваться при ком-то, а в коридорах сейчас было пусто.?— Ты о чём? —?чуть отстранённо поинтересовался Герман, явно думая о чём-то своём. Макс уже намётанным взглядом?— к тому же, теперь он знал, куда смотреть?— отметил, что хромота у него усилилась. Что, впрочем, не помешало ему врезать Герману по лицу крепко сжатым кулаком. А тот явно не ожидал подобного?— так и не успев натянуть капюшон до глаз, упал на пол, отлетев буквально на метр. В этот раз Макс сдерживаться не собирался, вложив в удар и свой бьющийся в горле страх, и ощущение обманутости. Не то чтобы он ожидал кристальной честности, но сказать о проблемах с ногой Герман точно мог. Странно, но на шум даже не прибежал охранник, хотя упал Герман довольно громко, а в углу висела камера.?— Руки,?— грозно бросил Герман, когда Макс хотел помочь ему подняться. Григорьев сначала подумал, что Герман таким образом отказывается от помощи, но тот ждал чего-то другого. —?Руки покажи.Макс протянул ему правую, надеясь, что верно истолковал слова. Герман в самом деле осмотрел окровавленные костяшки, нисколько не заботясь, что секунду назад его этой рукой и ударили, и что у него самого на скуле расплывается синяк.?— Со мной всё хорошо,?— медленно, как для дурака, произнёс Герман, сжимая его пальцы в своих. —?А ты за птицей лучше смотри.Макс хотел было спросить, за какой птицей, и не сошёл ли Герман с ума, как вдруг перед глазами встала яркая, живая картинка: крошечная птичка с чёрно-красным оперением сидела на тонкой ветке. Почистила перышки и взлетела. Макс даже увлёкся, наблюдая за её полётом, причудливыми серпантинами.?— Успокоился? —?донеслось до него, как сквозь толщу воды. Макс помотал головой и обнаружил, что никакой птички и в помине нет, а Герман, всё ещё не отпуская его руку, смотрит ему в глаза. На миг Макс увидел в них маленькую, исчезающую вдали птицу.?— Как ты это сделал? —?недоверчиво спросил Макс, вовсе не торопясь отбирать руку. Его словно затопило ощущение полного спокойствия и защищённости, а прикосновение ладони Германа, грубой, мозолистой было на удивление приятно.?— Детский трюк,?— отмахнулся тот. —?Понижает уровень адреналина в крови, но требует предельной концентрации. Не за что.?— Ты сможешь полностью восстановиться? —?прямо спросил Макс, особенно не надеясь на правдивый ответ. Теперь не надеясь.Но Герман только головой покачал:?— Полностью?— никогда. Даже если мне заново переберут сустав и пролечат голову.На конспиративной квартире было пусто и тихо, как в гробу, каждый шаг, казалось, отдавался гулким эхом на километры вперёд.?— Им пришлось туго,?— заметил Герман, незаметно выныривая из маленькой комнаты слева, на ходу заправляя пистолет за пояс. —?Даже соли не осталось.?— Соли? —?Макс даже улыбнулся. —?Тебе это о чём-то говорит? Герман отреагировал неожиданно грубо, бросив:?— О, заткнись,?— в ответ на улыбку. —?Можешь считать, что у нас это основной способ связи. В стене,?— кивок в сторону комнаты. —?Есть тайник. Там всегда остаётся соль. Не спрашивай, почему, не в курсе. Должны быть ещё патроны и не засвеченная нигде сим-карта, но их обычно забирают. А пакет соли лежит. Если его нет?— значит, нашим предшественникам не повезло. Это была самая длинная речь, которую Макс от него слышал за последние дни.Маленькая комната оказалась одной-единственной в этом убежище, но с двумя кроватями и брошенным на пол (тщательно заклеенным, однако, в трёх местах) надувным матрасом. После недели метаний едва ли не по лесам и объездным дорогам для Макса это было сравнимо с пятизвёздочным отелем, но Герман остановил его взмахом руки и, стянув с одной из коек покрывало, подозвал парня. Макс подошёл ближе?— и отшатнулся. К горлу подкатил комок. Одеяло было в крови и частично в ошмётках кожи, явно не самых старых, успевших здорово присохнуть к ткани.?— Я же говорил?— им не повезло,?— сказал Герман с кривой акульей полуулыбкой, явно довольный тем, какое впечатление произвело на Макса, вроде бы уже привычного к таким вещам, окровавленное одеяло. Сам он без всякой брезгливости свернул одеяло и сбившуюся под ним простынь в тугой комок, который потом радостно полыхал во дворе, радуя глаз переливами пламени. К тому моменту, как кровати приобрели более-менее приличный и пригодный для отдыха вид, Макс абсолютно чётко понял, что сна у него ни в одном глазу. В отличие от Германа, который только пришёл со двора, где они сожгли и закопали окровавленные тряпки. Выглядел он действительно измученным, а точнее, позволил себе показать усталость. Макс едва успел начать разбирать свой рюкзак, чтобы выложить спальник?— по законам военного времени, или от нежелания ссориться с Германом, Макс получил ту самую злосчастную кровавую койку. Нет, в самом деле, Максу казалось, что он до сих пор чувствует приторно-тяжёлый запах! И это несмотря на то, что комнату они проветрили так, что сильным ветром сдуло парочку крупных пауков с подоконника.?— Нам нужно ехать дальше,?— пробормотал Макс, роясь в рюкзаке. —?Здесь нельзя долго оставаться. —?он хотел добавить ?особенно после того, что мы нашли?, но уже успел услышать в свой адрес высказывание о ?недоростках, падающих в обморок от трёх капель крови?. —?Ты слышишь? Макс вынырнул из недр рюкзака и увидел, что Герман уже спал на не расстеленной кровати, прямо поверх не слишком чистого полосатого пледа, подложив под голову свёрнутую куртку. Его рюкзак, приткнутый к стене, был закрыт на все молнии и сверху?— на цепочку с кодовым замком. И Макс не представлял, что там было. Знал он только одно: даже во сне, после долгих часов на ногах, Герман выглядел куда старше своего возраста, словно несущим на себе все проблемы планеты. Макс словно увидел его чужим взглядом, со всеми глубоко залегшими от постоянного напряжения морщинами, заметными даже несмотря на шрамы, и местами белыми, словно свежевыпавший снег, волосами. Да, Герману был сороковник, а голова уже поседела. Сам он объяснил это одним словом, написанным в карточке: ?Стресс?. И добавил: ?Не задавай идиотских вопросов?.С этими мыслями Макс решил отложить исследовательские работы по осмотру квартиры на завтра, и погасил свет. Но сон не шёл, а в животе тяжёлым зыбким маревом копилось возбуждение. Вовремя же! Это только Герману было всё равно. Порой Макс задумывался, а не обучался ли он у шаолиньских монахов. Но самому-то Максу было двадцать шесть, а либидо у него всегда было повышенным.?— Не вздыхай, не поможет,?— прервал его невесёлые рассуждения Герман, сев на кровати и блеснув в темноте глазами, как кот. —?Ни себе, ни людям спать не даёшь. Ничего нового. Давай, сюда иди.?— И… что? —?не поверив сперва, поинтересовался Макс. —?Вот так просто??— Недоволен? —?ухмыльнулся Герман. —?Или ты ожидаешь увидеть танец Семи Покрывал в моём исполнении? Извини, Саломея взяла отпуск, я за неё.Макс потянулся было к нему, благо, кровати были совсем рядом, но прежде чем его пальцы коснулись изуродованной щеки Германа, он… проснулся. Разочарование остро обожгло изнутри?— мало того, что в реальности ему ничего не светило, так даже во сне Герман ему давать не собирался.Если точнее, Макс?— ему.Суть от этого не менялась: по физической близости Макс отчаянно скучал. Но в такой глуши из всех живущих на свете проституток оставалась только собственная рука. Которой явно не хватало, о чём свидетельствовало мокрое пятно под животом. Сны с подобным исходом перестали сниться Максу лет в пятнадцать, а сейчас?— пожалуйста, возвращение пубертатного периода.Стоило бы вставать?— но не той части тела, которая отчаянно этого хотела?— самому Максу и ползти в направлении ванной комнаты принимать душ и переодеваться: бельё было неприятно липким и влажным от семени и липло к бедрам.На радость Макса, в крошечной квартире он был один: рюкзак Германа, определенно ?похудевший?, лежал на его кровати. Кодовый замок был снят, а значит Герман забрал с собой то, что этот замок был призван скрывать. Самого Германа нигде не было, а значит, Макс мог без лишнего смущения уделить внимание собственному стояку, которым можно было рыть канал до Китая. Восстановительный период у него всегда был на удивление быстрым.Макс, вылезая из душевой кабины, запнулся о небольшой порожек и едва не встретился лицом с грязноватым кафелем, успев схватиться за горячую батарею. Обжег руку, чертыхнулся и нечаянно наступил на чёрный мусорный пакет, спрятавшийся под раковиной. Под пальцами что-то явственно хрустнуло. Макс накинул полотенце на влажные плечи и поднял пакет. Тот был почти пустым, но отчаянно шелестел скомканной коричневой бумагой, под которой оказался такой же тщательно завёрнутый кулёк. Макс начал разворачивать его, убеждая себя, что это не то, о чём он думает. Бумага явила на свет несколько радостно сверкнувших использованных шприцов с каплями неизвестного препарата на стенках. Шприцы были однозначно самыми дешёвыми, одноразовыми, купленными в аптеке на заправке. А вот лекарство… Макс, не испытывая особой брезгливости, вывернул весь мусор в раковину, на пол не стал, мало ли, что ещё оттуда выпадет. Не выпало, что, впрочем, не утешало, никакой этикетки или обрывка инструкции от препарата Макс не нашёл.?— Да, я колюсь,?— Герман практически кричал. —?Я не могу без обезболивающего. Это очень сильная блокада. Я не могу спать без этого, парень.?— Всё… настолько плохо? —?тихо спросил Макс. —?Это из-за ноги??— Из-за всего остального?— тоже,?— рявкнул Герман. —?Сустав, голова, всё то, что осталось после атаки гарпии?— какая разница? Я не могу обратиться к врачу, тогда Рутковский выйдет на меня. Без уколов я загнусь через неделю.?— А с ними??— С ними довольно долго протяну,?— бросил Герман. —?Без них я?— инвалид в кресле. Я не восстановлюсь, Макс. Это?— мой единственный шанс испортить Рутковскому праздник.***?— Тарелку возьми,?— глухо произнёс Герман. Он сидел в дальнем углу кухни как можно дальше от зашторенного и зарешеченного окна, ломая в пальцах сигареты - с огромной надписью "Беломор", марихуана. Откуда он их взял, Макс думать не стал, как и о том, откуда появились продукты?— до ближайшего ларька, даже самого задрипанного, было около пяти километров. И это пешком-то, без машины. Впрочем, Макс не сомневался, что Герман вряд ли специально поехал бы за такой мелочью, как еда. Но настораживало не это, а внезапный перепад настроения Германа, который мог напугать до мокрых штанов кого угодно. Макс поднял большое блюдо, и увидел на тарелке поменьше практически царский завтрак (или поздний ужин) особенно в условиях полной изоляции от остального мира. Запеканка из картофеля и каких-то там овощей, поверх лежал здоровый кусок мяса. Макс закинул в рот первую ложку запеканки, с удивлением разбирая вкус моркови и, кажется, кабачка. Но это было вкусно, еда была горячей, и жаловаться не приходилось. Набив полный рот, он позволил себе краем глаза взглянуть на Германа. Тот был как погасший огонёк, даже глаза словно поблекли, но выглядел он куда более расслабленно, чем прошлым вечером.?— Не знал, что ты травой балуешься,?— мимоходом, больше в шутку заметил Макс. Начинать серьезный разговор не хотелось, выпытыватьчто-то у Германа,?— тоже. Он уже привык, что знает о Германе только то, что тот хочет, чтобы о нём знали, ни больше, ни меньше. И точка. ?— Я тоже,?— отозвался тот, изобразив жутковатое подобие улыбки, как только последняя сигарета с глухим хрустом сломалась в его пальцах. —?День было настолько хорошим, что я не удержался._____________________________________________________________Прим. авт.: если вы читаете это - маладцы, огурцы возьмите на полке. Суть фанфика вообще-то в желании Германа отомстить Рутковскому, если кто не понял *злобный смех*. Концовка была бы трешовой: на "празднике жизни" в честь найденной земли происходит терракт: Бруно, Лев и Ко - агрессивные радикалы, члены тайной организации, и Герману они не случайно помогли бежать. Герман убивает Рутковского, один из террористов снимает это на видео: казнь становится показательной, провозглашение Novus ordo seclorum. Герман понимает, что его переиграли на собственном поле. Он известен до небес, как "убийца тирана", чего он никогда не хотел. И решает вести свою игру на стороне протестующих: на торжественном мероприятии, "коронации" главы радикалов, куда он приглашен как почетный гость, Герман с новыми сообщниками расстреливает и неудавшегося "короля" и его главных приспешников, а на экраны по всему острову транслируют планы радикалов, включающие фактически порабощение мирного населения. В Германа стреляет оставшаяся охрана - остальные были заменены протестующими. Такой исход был предусмотрен, Ворожцова спасает бронежилет и шлем, замаскированный биосетью, но он контужен попаданием в голову и теряет сознание. Герман сначала приходит в себя в полной темноте на несколько минут, не понимает, где находится, и снова отключается. Окончательно он обнаруживает себя в погружённой во тьму камере. Дверь не заперта, рядом на полу лежит планшет, на экране которого вместо строки для введения пароля - адрес и ссылка на видеозапись, которую нужно включить снаружи. Герман покидает камеру и обнаруживает себя посреди огромного кратера. По соседству ещё несколько таких же камер, уже пустых. Он включает видео: глава протестующих приветствует его и говорит, что сразу после их атаки на радикалов были активированы машины, которые должны были стереть память всем живым существам на острове для последующего установления господства радикалов. О существовании этих машин знали, и по жребию в специальные камеры, спасающие память, попал Герман и около двадцати протестующих. Кратер остался на месте взрыва машин, которые автоматически притянули к себе камеры с теми, кто не получил амнезию. Герман добирается до ближайшего города по указанному адресу и понимает, что оказался в том же городе, где он и Макс прятались на конспиративной квартире. Герман остаётся в квартире, а вечером - звонок в дверь. Герман обнаруживает беспамятного Макса, который помнил только этот адрес и обрывочно - город. Герман почти ничего ему не рассказывает - протестующие договорились называть произошедшее концом света - версия 2.0, Макс ловит отрывочные флэшбеки в квартире, ведь в его жизни уже был апокалипсис, но существенного почти ничего не вспоминает. Концовка фанфика - как раз последний абзац, который про сигареты.__________________________________________________________________________И я проебала такую работу?! Серьёзно?! Я вообще ничего не обещаю - но это же огонь. Надо клеить свою Жо к стулу и писать. А если вы дочитали и досюда - респект и уважение.