Когда этот разговор начинается... (1/1)

Когда этот разговор начинается, Вилардо наблюдает за заходящим солнцем через окно, чуть склоняется к дреме и совершенно не может сосредоточить свое внимание на книге, лежащей рядом, а потому легко прекращает попытки. В такие моменты время кажется особенно медленным и тягучим, немного даже сковывающим, но в лучах закатного солнца оно всё ещё идет вперед, и от этого иногда даже спокойнее. Вилардо было тяжело наблюдать за проходящей мимо него жизнью, но когда всё вокруг будто бы застывало, оставаясь на месте, прямо как он сам, было тяжелее. Когда этот разговор начинается, Сириус явно нервничает – это видно невооруженным глазом в том, как он двигается чуть более шумно, отводит взгляд будто в поисках чего-то и слегка хмурится – не недовольно, но скорее задумчиво. Вилардо наблюдает за ним в терпеливом любопытстве, ленивым жестом руки подзывает забраться к себе на кровать и окончательно откладывает книгу подальше в сторону.Сириус смотрит на него и хмурится чуть сильнее, поджимает губы и присаживается пока только на угол кровати, не слишком далеко, но давая самому себе немного пространства, и Вилардо всё же чувствует легкий укол волнения – ему уже стоит тут беспокоиться? Он не уверен, как это обычно работает.Но Вилардо может назвать себя терпеливым, а ещё он знает Сириуса достаточно хорошо, чтобы дать ему необходимое время.И он дает, а Сириус делает глубокий вдох, пытаясь-таки начать говорить, но запинается и качает головой почти яростно. Когда он пытается второй раз, то уже поднимает глаза, смотрит на Вилардо прямо, решительно даже.— Ты, – он почти запинается уже тут, но всё же медленно выдыхает и продолжает: — Никогда не рассказываешь о своем прошлом.…Ох.— Ох, — откликается Вилардо вслух, чувствуя легкий, но нарастающий поток вопросов и сомнений, потому что они это никогда не обсуждали в самом-то деле. Стоило сделать это раньше? Это было действительно важно? Он совершил какую-то ошибку? Это-Сириус прерывает и его поток мыслей, и дальнейшие слова.— Это не что-то плохое, — он чуть подается вперед, обеспокоенно перебирает пальцами край одеяла, но продолжает смотреть Вилардо прямо в глаза, и в какой-то момент кажется даже увереннее его самого. — И это не значит, — ещё один глубокий вдох. – Что я тебе не доверяю. Или что-то ещё, я клянусь. Но…— Ты хочешь знать? — Вилардо откликается со вздохом, но теплее и спокойнее, потому что ну разумеется.— Я хочу знать, — Сириус подтверждает без доли сомнения, и на его губах мелькает легкая улыбка. — Потому что я люблю тебя.Что-то теплое и мягкое стягивается у Вилардо в груди, потому что Сириус смотрит на него так, и потому что эти слова ощущаются как дом, и тяжелые, холодные узы всего несказанного в какой-то момент кажутся абсолютно ничем.Вилардо снова подзывает его к себе, и на этот раз Сириус, позволивший себе выдохнуть после сказанного, таки тянется к нему ближе.Теперь они сидят возле окна друг напротив друга, совсем рядом, и лучи закатного солнца красиво сходятся с Сириусом, а Вилардо берет его руку в свою, переплетает пальцы, задумчиво смотрит куда-то в сторону. Теперь черед Сириуса быть терпеливым, и хотя ему с этим немного сложнее, особенно когда продолжает слегка волноваться, но он всё же очень старается, в простом жесте чуть стискивая руку Вилардо в ответ.Сириус не отступается, не сбегает от таких сложностей больше, и Вилардо на самом деле гордится им так сильно, что выразить может едва ли.Это приободряет до удивительного.А вот собой Вилардо гордиться не может, потому что пытается собрать мысли, вдохнуть поглубже, и даже знает, наверное, что хочет сказать, с чего может начать и как подступиться.Но слова не идут, просто не работают, встав в горле комом и на секунду перекрывая дыхание.Когда последний раз он себя так чувствовал? Эта тревога, настолько внезапно возникшая, застаёт врасплох, заставляя снова вспомнить о ледяных цепей проклятия, и выбивает из колеи совершенно, отчего и уже собранные в голове воспоминания рассыпаются. Случай не первый, их всегда было слишком много, но столь несвоевременный, и слишком резкий, что на мгновение даже в глазах темнеет. И окружение кажется неожиданно тесным и давящим, словно он снова оказался в темных подвалах из своего детства.— Эй, — Сириус касается его плеча кончиками пальцев, поджимает губы и в неловком жесте смахивает упавшую на глаза прядь волос. — Если ты правда не хочешь-— Я хочу.Потому что ты любишь меня.— …Хорошо, — Сириус всё ещё явно нервничает, но смотрит при этом прямо, и не отодвигается, будто и сам чувствует, что так будет проще. Только глядя на это, Вилардо хочет его обнять, но сейчас он просто пытается хотя бы собраться. Рука Сириуса всё ещё в его, и словно удерживает его здесь, словно ведет в нужном направлении непроизвольно.— Это просто… — он говорит медленно, следуя старой привычке, отчего тоже чувствует себя слегка спокойнее, и пожимает плечами. — Слова.Даже слова становятся тяжким бременем если ты не используешь их столько времени, да?Вилардо чувствует себя снова ребенком.— Думаю, логично начать с… самого начала, — он ненадолго прикрывает глаза, а потом едва усмехается. — С того, что я об этом помню.А первое, что помнит Вилардо, это голод, наверное.Он не помнит людей вокруг него, будь то их лица, прикосновения, слова. Не помнит, как научился существовать, откуда узнал о своей матери, где был первые годы своей жизни.Но помнит, что хотелось есть, что иногда не хватало сил двигаться, что кто-то однажды схватил его за волосы и потащил по земле, и это было больно.Если зайти глубже, собрать эти обрывки и себя вместе с ними по кусочкам, что-то другое проясняется более четко, более явно, обрисовывая тот мир, что был вокруг него тогда. Это была довольно теплая страна, с частыми дождями и красивыми пейзажами, но бедными городами, где иной раз было так душно и пыльно, что проще было прятаться в подвалах.Сироты не слишком были нужны в этих городах, когда у людей было множество других забот, когда пытались выжить слишком многие и без того. Детей было проще сдать работорговцам по возможности, и, наверное, его, тогда безымянного ребенка, тоже должны были, потому что это была регулярная практика в подобии приюта, где он какое-то время находился.Наверное, поэтому он оттуда сбежал.Безымянный ребенок правда не знал, что именно его на это толкнуло, если это было в порядке вещей, если всегда было проще просто идти с тем, как говорили ему старшие, чтобы можно было есть почаще, и не замерзать по ночам, и не терпеть избиения. Двигаться по течению, делать как нужно, не думать о лишних вещах, потому что так было проще.И всё же что-то внутри него щелкнуло, и он поднял голову, и понял, что не может, что не хочет.И сбежал на улицу.— Так я оказался на улице на какое-то время. Не знаю, насколько, но, наверное, прошло около года. Достаточно времени, чтобы подхватить всяких знаний, которых не найдёшь за закрытыми стенами. И чтобы потерять доверие к людям, наверное.Сириус успел принести сделать им чаю, что пришлось очень кстати к вечернему похолоданию, а ещё позволило Вилардо ещё немного расслабиться, обхватывая ладонями кружку и вдыхая аромат трав. У Сириуса такие хорошо получались. Вилардо позволяет себе небольшой перерыв, чтобы глотнуть немного, прикрывая глаза и медленно, постепенно собирая свою жизнь по кусочкам. Только сейчас осознавая, насколько это крошечная её часть. Но она застыла в голове накрепко, словно история действительно всего из пятнадцати лет назад, а не…Наверное, это потому что тогда он ещё мог считаться человеком.После всё летело словно во сне.— Это не самая интересная часть истории, — говорит он, снова на Сириуса взгляд поднимая. — Не самая подробная тоже. Но неплохое вступление, наверное. Надо было с чего-то начать.А Сириус всё молчит, вертит свою кружку в руках и её же внимательно разглядывает, кивая головой периодически, и Вилардо знает, что слушает он внимательно, но всё же чем-то отвлечен и обеспокоен – этого можно было ожидать, в самом деле. На секунду Вилардо даже сомневается, так ли поступил, но только на секунду, потому что это правда всё глупости и мимолетные сомнения. — Эй, — говорит чуть тише, склоняется вперед и слегка щурится, продолжая только после того, как глаза Сириуса снова оказываются обращены на него. И позволяя себе ещё пару секунд, чтобы попытаться разобрать чужие эмоции. — Так ты скажешь что-нибудь?— А, я, — глаза Сириуса снова мечутся вокруг, хотя он и не сбегает всё ещё, только ставит кружку на подоконник, а потом качает головой в легкой растерянности. — Я… совсем не знаю, как о таком говорить, оказывается. Я не знаю, что делать, — выдает искренне, словно чистый лист, и, кажется, слегка даже краснеет.Вилардо не может не рассмеяться.— Эй! Я-— Я тоже, — перебивает Вилардо, и сдерживает ещё один смешок на уголках губ, пока его узы скрылись где-то внутри, и он чувствует что-то, похожее на свободу. — Без понятия, как это делать. Так что просто скажи, что приходит в голову, так будет легче.— Хотелось бы знать, что я могу сказать, — Сириус легко заражается улыбкой, занервничав чуть меньше, хотя явно не чувствует себя полностью в своей тарелке, но это уже они оба, так что вовсе не страшно. — В самом деле, для меня это уже много информации.— Тогда нас ждет очень длинная ночь.— Я представляю. И знаю, на что подписывался.Вилардо совершенно не сомневается и снова сталкивается с этим знакомым и мягким теплом где-то внутри, возле сердца, и думает, то ли это ?легко на сердце?, что когда-то описывала ему Клэр. Она говорила о цветах, о красивых вещах, но Сириус – Сириус даже больше всего этого, и оттого иногда кружится голова.— Но что я знаю, — Сириус продолжает после паузы, и в какой-то момент на его лице проносится сразу несколько эмоций во главе с сомнением, и ему будто физически сложно это сказать, но когда выходит, то это совершенно честно – и очаровательно.— Это то, что я очень сильно хочу тебя обнять сейчас.Вилардо замирает на мгновение, уже цепляет взглядом волну чужого смущения, потому что говорить такое вслух наверняка намного сложнее. Но они решили говорить, и Сириус всё ещё старается изо всех сил, и Вилардо улыбается, когда освобождает руки и сгребает его в теплые объятия, ничего не спрашивая. Сириус стискивает его крепко, утыкается носом в шею, и его руки ощущаются ещё теплыми от чая, а волосы возле лица немного щекочут. — Ты, — Сириус всё ещё старается подбирать слова, перехватывает его поудобнее и немного двигается вперед, стискивая пальцами ткань одежды Вилардо на пару секунд. Сириус близко, и по ощущениям чуть ли не горит, и сейчас – хотя бы сейчас, – хочется ничего кроме него и не осознавать. — Ты просто звучал очень… одиноко, когда говорил об этом.Одиноко?Наверное, так и было. Как ещё можно назвать тот этап своей жизни, в котором не запомнилось ни одного лица или имени? Но это ощущение уже сотни лет назад стало настолько привычным, что казалось, так и должно быть, но может, может быть, он в этом ошибся.Когда-то ведь было совсем иначе?Вилардо даже знает когда.— Ты готов слушать дальше? — он мимолетно скользит кончиками пальцев по чужому плечу, а после тянет устроиться в более удобное лежачее положение. Сириус в его руках естественнее всего на свете, подстраивается почти неощутимо, пристраивает голову на плече.— Конечно.Историю о том, как появился Вилардо Адлер, начать удивительно легко.