Глава 1. (1/1)

Пролог.Мозг сейчас работал как никогда быстро и четко, отметая один вариант за другим. Если бы он принял прозвучавшее парой часов раньше предложение, у него бы оставался шанс. Но, как и два часа назад, выбор оставался прежним: или он, или Джон, Лестрейд и миссис Хадсон. Одна часть этого уравнения выживет, вторая умрет. Жить без Джона и остальных Шерлок эгоистично не хотел, так что вывод напрашивался сам собой.Он поднялся на бордюр, оглядывая улицу внизу в последней попытке найти хоть что-то полезное. Дальше тянуть было небезопасно, встревоженные долгим отсутствием Мориарти снайперы могли начать свою работу в любой момент. Шерлок досадливо тряхнул волосами и в ту же секунду замер, напряженно вглядываясь вниз. Он стоял у киоска с газетами, это был он, совершенно точно! Серое пальто, по-военному выпрямленная спина, черный кейс в руке, и даже отсюда видно, как тщательно на пробор расчесаны волосы над высоким лбом. Человек в пальто поднял голову, глядя на Шерлока в упор, и опустил свободную руку в карман пальто. Шерлок автоматически повторил его движение и стиснул зубы, подавляя желание выругаться. В кармане, неизвестно как там оказавшаяся, лежала та самая капсула кроваво-красного цвета, от которой он недавно отказался. Это было больно. Это было унизительно. Шерлок даже на секунду зажмурился, чтобы перенести острый укол стыда, а когда открыл глаза, судорожно вдыхая, человека в сером плаще на улице уже не было. Телефон в кармане дернулся. ?Выпей пилюлю, Шерлок Холмс! Хоть раз сделай то, что тебе сказано! Не будь упрямым мальчишкой!?Шерлок несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, медленно и с удовольствием удалил сообщение, а затем положил капсулу в рот, раскусывая пополам и с отвращением прожевывая. Вкуса у нее практически не было.Через пять минут внизу предсказуемо остановилось такси, из которого вышел Джон. Шерлок еще раз набрал полную грудь воздуха и нажал кнопку ?Вызов? на телефоне.- Джон, - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Повернись и иди туда, откуда пришел.Глава 1. А тени будущего горяБлуждают вкруг меня, виясь,И жизнь вокруг кипит, как море,Из берегов своих стремясь.А. БлокКак и предполагалось, на вокзале Паддингтон Николай Степанович оказался в девять часов утра. У касс его ждал нервный штатский с суетливым лицом и покрасневшими на холоде пальцами. - Вот он, возьмите, пожалуйста, - штатский торопливо сунул ему в руки кейс черной кожи и сбежал, опасливо оглядываясь через шаг. Николай Степанович приоткрыл кейс и хмыкнул – ему приготовили даже билеты на поезд. Интересно, чего себе навоображал несчастный штатский, что уходил, явственно пригибаясь к земле и едва сдерживая себя, чтобы не бежать зигзагом? Некоторые организации совершенно не заботятся о сохранении душевного равновесия своих курьеров. Или же некоторые чины в этих некоторых организациях чересчур впечатлительны. Николаю Степановичу и прежде, во времена существования Пятого Рима, приходилось сталкиваться с излишней подозрительностью государственных служб, но за британской МИ-6 подобной замешанной на суевериях опаски до сих пор не водилось. Впрочем, после наступления нового тысячелетия на нашей планете слишком многое изменилось…Под сводчатым потолком мягко пробили куранты, и под воркование нежного женского голоса Николай Степанович зашагал по пестрым плитам платформы №1. Как и почти двадцать лет назад он чуть сбавил шаг у памятника, и неприятное чувство déjà vu заставило его на секунду напрячься.- Пиши мне, милая Аника, - пробормотал он себе под нос, чтобы справиться с неловкостью, и заставил себя отвернуться от памятника. Неприятное чувство постепенно рассеивалось, становясь все слабее с каждым шагом, но вместо него появилось дикое ощущение того, что бронзовый солдат поднял голову от читаемого письма и сейчас сверлит немигающим черным взглядом затылок. Захотелось тут же перейти на бег, как тому несчастному курьеру у касс, но Николай Степанович только упрямо наклонил голову и снова пробормотал сквозь зубы:- Пиши мне…Уже в вагоне, в мягком кресле у окна, с дипломатом в багажной сетке и пальто, аккуратно помещенным на плечики купейной вешалки, Николай Степанович позволил себе вспомнить о том эпизоде, что имел место быть на этой же самой платформе много лет назад.***На утре памяти неверной.(Лондон, 1913, декабрь)- Тут постоянно что-то перестраивают, - сказал Артур, заметив мой взгляд в сторону затянувших соседнюю платформу лесов, - Лет десять все строят и строят. И непонятно, когда закончат.Я передвинул ногой баул, и мимо с грохотом прокатилась тележка носильщика. Следом за ним семенила под руку с пузатым джентльменом неимоверная красавица под вуалеткой, я невольно проводил ее взглядом и убрал во внутренний карман перечитываемое в который раз письмо.- Вы все это время провели в Лондоне? – спросил я, не особенно надеясь на правдивый ответ.Артур улыбнулся и покачал головой:- Я редко сижу на одном месте, хотя в моем возрасте уже было бы пора остепениться. То там, то здесь… Кстати, что вы собираетесь делать в ближайшие три года?Я пожал плечами в ответ на столь необычный вопрос.- Писать. Путешествовать. Жить.В самом деле, не рассказывать же этому бродяге о наших диспутах, о журнале, о вечных спорах и вечерах, о маме, об Оле, об Ане, обо всем, что составляет мою запутанную и ставшую совсем неузнаваемой жизнь. Не то, что бы он не понял, просто, казалось, что этот человек, круглолицый и здоровый, увлеченный и бесшабашный, настолько далек от нас всех, тусклых, выполосканных северными дождями, ищущими вымученные рифмы для вымученных чувств, что иногда, когда мы в очередной раз встречаемся в Джибути, в Харраре, в Париже или, как сейчас, в Лондоне, совсем не хочется говорить о России, иногда мнится даже, что ее и вовсе нет, только полузабытые бледные сны, в которых нет сокровенной тайны, одна nostalgie. Секунду помедлив и нахмурившись, словно решившись на что-то, Артур негромко сказал:- Мне кажется, вам не стоит возвращаться в Россию. Ник, а хотите, отправимся вместе в такую даль, что вам и не снилось? Все эти охоты на леопардов и укрощение негров… Честное слово, вы даже не представляете, насколько интересней мир за пределами того, что вам известно.У меня в горле встал ком. Почему-то я сразу же поверил в его слова. И в то, что он может отвести меня гораздо дальше привычных маршрутов, и в то, что лучше мне не возвращаться. Мне показалось, что на меня смотрит, смущенно отводя глаза, моя смерть – белозубая и отчаянно смелая, веселая и бесшабашная – такая смерть, которой не обидно умереть.- У меня есть супруга и сын. – солгал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, и Артур посмотрел на меня с грустью. А потом снова улыбнулся, стирая с лица малейший намек на мрачное предсказание, только что прозвучавшее в морозном воздухе зимнего Лондона. Мы говорили о каких-то незначимых мелочах, дожидаясь подачи вагона, а я рассматривал моего давнего знакомца, пытаясь понять, что за тайну он в себе хранит. В том, что тайна существует, я ни секунды не сомневался, и в том, что Артуру каким-то образом известна моя дальнейшая судьба, тоже. Не буквальное, но такое явное предречение смерти возбудило во мне извращенное любопытство и почти забытую уже упоительную тоску… К сожалению, тогда мне и в голову не могло прийти, что речь шла о чем-то больше и страшнее, чем просто моя смерть. Мы расстались тогда на платформе и не встречались еще много лет с тем, чтобы в августе двадцать третьего столкнуться снова в Лондоне, на улице Бейкер, в квартире во втором этаже небольшого городского дома.***На площади Роальда Даля было немноголюдно. Утренний пар от залива стелился по гранитным плитам разреженным туманом, в воздухе пахло йодом и озоном, белесо-палевое небо плыло над Кардиффом вместе с крикливыми чайками и нитяными, почти невидимыми облаками, разрезанное надвое блистающим монументом. Холодная серая вода катилась вниз по зеркалам, мелкая мокрая пыль висела в воздухе и оседала на пальто, на гладкий бок кейса, на моментально намокнувшую папиросную бумагу.Докурив сигарету, Николай Степанович неторопливым шагом дошел до дверей туристического информационного центра и вошел внутрь. Слабо звякнул колокольчик, и из-за стойки ему навстречу поднялся приветливо улыбающийся молодой джентльмен.- Чем могу быть полезен, мистер?.. – с ужасающим акцентом спросил он, и Николай Степанович решительно водрузил кейс на стойку.- Гумилев, - ответил он на вопросительную интонацию служащего и добавил, глядя в его моментально потемневшие глаза, - Передайте сэру Артуру, что его хочет видеть Николай Гумилев.***Все, которых я очеловечил...(Лондон, 1995, сентябрь)Он перехватил меня у самого вагона – высокий, полный, выглядящий значительно старше своего возраста, ведь, насколько я помнил, было ему не более двадцати пяти.- Мистер Холмс, - сказал я обреченно, разворачиваясь к нему.- Смотрю, вы получили мое сообщение, - неприятно улыбнулся молодой человек, истекая сладостью и насквозь фальшивым доброжелательством. – Рад познакомиться, мистер Гумилев.Вероятно, я как-то очень сильно изменился в лице, что в глазах Холмса что-то мигнуло, и он отступил на шаг, так и не дождавшись рукопожатия.- Не советую, - проскрежетал я, плохо сам себя слыша. – Какие бы завиральные идеи вам не пришли в голову...- Бросьте, - сказал Холмс, и фальшивая улыбка стекла с него, как горсть воды. – Я не собираюсь вам угрожать. Я только хочу узнать, с какой целью было сделано вами то, что сделано.Мне потребовалось не менее половины минуты, чтобы прийти в себя.- С целью помощи другу, мистер Холмс. И только. Не знаю, как вы себе представляете и объясняете произошедшее, да и не хочу знать. Просто имейте в виду, что с моей стороны ни вам, ни вашему брату ничего не угрожает. По крайней мере пока.- Был счастлив это узнать, - ответил мне Холмс после некоторой паузы и снова отступил на шаг. – В таком случае не смею задерживать.- Благодарю.- Доброго пути.Заходя в вагон я понадеялся, что Холмсу хватит ума на то, чтобы до Кардиффа я доехал без приключений. К моему облегчению Майкрофт Холмс оказался совсем не глупым человеком. В дальнейшем это сослужило ему хорошую службу.