3. Make Me Famous. Flashback (1/1)

Денис лежит на груди Дасти, сонно-ненастойчиво думая о том, что надо бы закурить, но выбираться из разноцветных рук, крепко обнимающих его, не хочется. Дасти ровно дышит, и Денис поднимает голову, одной рукой смахивая черные прядки с лица:— Спишь?— М-м, — Дасти мотает головой, глядя куда-то в потолок. — Не хочу. Я думаю.— О чем думаешь? — Денис дотягивается, опираясь рукой на постель, и чмокает Дасти в шею; на губах приятно-тепло и чуть солоно от пота. — Что такое?Дасти молчит. Денис устает от неудобного положения и сползает обратно, по пути прихватив длинный белый дред и рассеянно сунув его себе в рот. Надо отдохнуть. Завтра чертовски рано вставать, очередной концерт и перелет неизвестно куда, куда пошлют тур-менеджеры. Америка огромная. Невозможно себе вообразить, пока не побываешь.Мало-помалу Денис перестает чувствовать ломящее от усталости тело и проваливается в сон. Наступающий сон большой, горячий и похож на волну, прибивающуюся к берегу, и он качается в этой волне, пока из полудремы его не вырывает низкий голос барабанщика:— Денис, встретишь со мной Рождество? Когда-нибудь...Денис просыпается и поднимает голову; в полумраке его карие глаза похожи на две темных вишенки. Дасти внимательно смотрит в эти вишенки, и сон отступает; правда, в голове пересыпаются только русские слова, и они дико перемешаны, потому что хочется спать. Группа завтра не спросит, что и на каком языке они обсуждают ночью и почему никто не выспался, потому что всем насрать.— Рождество?Дасти кивает, приподнимая лицо Дениса за подбородок пальцем. Денис хмурится.— Оно ведь было каких-то четыре месяца назад. Что ты городишь?— Я знаю. Я просто хочу встретить с тобой сраное Рождество. Что тут такого?Факинг Кристмас. Теперь спать уже не хочется. Иногда Денису кажется, что Дасти помимо того удовольствия, которое Денис ему дает, упорно хочется чего-то еще, но он понятия не имеет, чего. Где-то внутри обычно бродят догадки, но, черт возьми, не в четыре утра же! Заснуть обратно теперь не получится, и Денис откатывается на свою половину постели, закинув руки за голову. Дасти приподнимается, опирается на локоть и смотрит ему в лицо.— Секс под елочкой. — Барабанщик отчаянно сдерживает улыбку, и Денис непроизвольно тоже начинает веселиться; это развитие событий ему понятно куда лучше. К чему разговоры? Всего-то каких-то четыре утра, еще масса времени впереди... Дасти наклоняется, чтобы его поцеловать, и Денис тихо смеется, не разрывая поцелуя; сильные руки тянут на себя, и он не успевает ничего сообразить, как оказывается сидящим верхом на Дасти.— Под большой елочкой? — мурлычет Денис какую-то чушь. Дасти проводит ладонями по его бедрам и тянет к себе; хорошо, что нет привычки после секса вставать и одеваться, не надо тратить время перед следующим разом. Денис изгибается. Резко, глубоко и сразу, как он и любит, и сразу же медленная неторопливая нежность. Дасти снизу сам почти не двигается, но Денис принимает правила игры и приподнимается вверх-вниз медленно, практически лежа на Дасти, уткнувшись головой ему в грудь. Перед глазами плавают вытатуированные орлы. Внутри горячо, много и адски приятно; твердое и большое каждые полторы секунды проезжается по оголенным нервам, и сдерживаться не хочется. Дасти чуть стонет, глядя Денису в глаза, подавляет вздох и закусывает губу. — Иди сюда, — шепчет он, хотя Денис и так уже ближе некуда — весь твой, раскрытый и мокрый. Денис прижимается щекой, стонет, почти плача; когда он хочет поскорее кончить, он уже почти не соображает. Дасти на ощупь поворачивает к себе его покрытое испариной лицо и целует, целует всюду, куда может дотянуться. Денис всхлипывает. Дасти накрывает губами его приоткрытый рот, прижав к себе, и ждет, пока его тело перестанет неровно сотрясаться в его руках, как бабочка на булавке. Оргазм у обоих неожиданно долгий, почти мучительный, и благодаря самообладанию Дасти — одновременный.Руки и губы — все-таки чертовски мало, чтобы выразить все, что хочется. Денис спит, свернувшись клубочком, как котенок. Дасти не спится. Думать почему-то чертовски тревожно.