2. Say "goodbye" to relative calmness (1/1)
Это просто закон подлости: солнце проникает в комнату лишь через маленький зазор между шторами, создавая наклонный луч, который, как на зло, попадает четко мне на глаза и режет глазницы. Утро. Первое утро без родителей в доме. Первое утро, когда меня будит не будильник, чтобы вставать и собираться в школу. Сладко потягиваюсь на кровати, подавляя зевок. Мое относительное спокойствие. Спокойствие, которому суждено разрушиться в конец. Сонно тру глаза, пытаясь подняться с кровати. Немного заваливаюсь, отчего пытаюсь ухватиться за невидимый объект в воздухе рукой. Бросаю взгляд на прикроватную тумбочку, на которой лежит раскрытая книга. Я так зачиталась, что даже забыла погасить светильник, когда меня одолел сон. Поднимаюсь на ноги — голые ступни шлепают по прогретому солнцем ламинату. Оттягиваю вниз край футболки, который задрался до ребер, оголяя участок плоского живота и проступающую бедренную кость, чуть ниже которой висят короткие пижамные шорты, а после собираю темные волосы в пучок, связывая их на затылке резинкой. Проходя мимо зеркала, бросаю на себя короткий взгляд: да, ну и хомяк. Пухлый шестнадцатилетний хомяк. Вот, кто ты, Джудит Россум. Обуваюсь в домашние тапочки, выходя из комнаты в коридор. Пока добираюсь до ванной, располагающейся в другом конце коридора, разминаю шею и делаю несколько взмахов плечевым суставом, которого сейчас не чувствую от того, что залежала. Черт. Постепенно накатывает ощущение, словно каждый миллиметр моих мышц искалывается миллионами тонюсеньких иголочек. Да еще и правая рука. Ф а н т а с т и к а. Толкаю ладонью дверь в ванную, потирая пальцами левой руки глаз, и немного вздрагиваю от неожиданности, когда взор карих глаз О’Брайена отрывается от зеркала, падая на меня.— Доброе утро, — бросаю, пересекая порог.Дилан прищуривается, трет мятое после сна лицо. — Пухлое утро, судя по твоим щекам и мешкам под глазами, Джуди-кид, — издает смешок, беря в руки тюбик с мятной зубной пастой. — Признавайся, уже ночью втихаря потягивала отцовский вискарь? Отмечала событие родительского отъезда? Бесстыжая малышка Джуди. Ай-яй-яй!— Утро только началось, Дилан, незачем портить мне настроение уже сейчас, — язвлю, после чего подставляю ладони под холодную воду из открытого крана и умываюсь, набирая воду в рот. Краем глаза цепляю, как парень невольно окидывает взглядом мою пижаму, явно поражаясь тому, что она не розовая, на ней нет всяких там цветочков, пегасиков и куколок Barbie. Малышка Джуди давно уже выросла. Просто никто этого не хочет замечать. В шестнадцать ты для всех еще такой ребенок.От холодной воды кожа лица покалывает. Упираюсь руками в бортики умывальника, наблюдая за собственным отображением в зеркале. Морщусь, рассматривая телесный шрамик на лбу почти у линии волос, полученный еще в глубоком детстве. — Ты знаешь, — О’Брайен мямлит от того, что зубная щетка за щекой мешает ему нормально говорить, белая пена от зубной пасты мажет кожу щеки, — с этим шрамом на лбу ты похожа на Гарри Поттера. Боже, серьезно? Это все, на что ты способен, Дилан?На свете так много книг, персонажи которых имеют шрамы на лице: Жоффрей да Пайрак, к примеру или Гуинплен. Прекрасные книги, заставляющие купаться в собственных слезах. Нет. Книги про Гарри Поттера я тоже люблю, но...— Оу, — протягиваю, подставляя зубную щетку под напор воды, а после, забирая из рук Дилана тюбик, выдавливаю на нее небольшое количество зубной пасты, запихивая щетку за щеку, — вот уж спасибо, — отвечаю обрывками, переведя на парня глаза. — И это все твои познания в литературе? — улыбаюсь уголками губ.Дилан хмурится, сплевывая в раковину белую субстанцию, а после полощет ротовую полость, поднимая на меня хмурый взгляд. Зацепила, О’Брайен?— Как умно с твоей стороны, Дилан, — мои губы растягиваются в полноценной улыбке, и я довольно отвожу от парня взгляд, усердно чистя зубы. — Как для шестнадцати лет ты шибко и до тошноты невыносимо умная, Джуди, ты знаешь? — складывает руки на груди.— Буем щитать эо за комлиент, — кое-как говорю это с набитым мятной пеной ртом, и Дилан издает смешок. Прополоскав рот водой, тянусь рукой за полотенцем. Дилан переминается с ноги на ногу, вскидывая одну бровь, коротко окидывает меня взглядом с ног до головы, находясь за моей спиной. Промокнув полотенцем лицо, вешаю его обратно на змеевик, разворачиваясь к О’Брайену. Мой взгляд цепляет его щеку, на которой остался не смывшийся след от зубной пасты, и потому несколько робко молвлю, кивая на отметину головой:— У-у тебя это, — кхм, — паста на щеке. Он трет пальцами кожу, после чего бросает короткое "все?" — Нет, — мои слова заставляют его повторить попытку, но все равно ему не удается попасть подушечками пальцев на нужное место. — Все еще нет, — смеюсь, и он недовольно фыркает, смещая пальцы совсем не в ту сторону. Паста совсем недалеко от уголков рта, от губ — немного обветрившихся, но красных, как вишня, — и Дилан все еще не стирает пятно. Неожиданно для себя подхожу к нему на несколько шагов и неуверенно тяну руку к его лицу, пытаясь помочь. На мгновения О’Брайен просто замирает, вскидывая бровь и внимательно отслеживая движение моей руки. Аккуратно касаюсь его щеки, тонкими пальцами стирая остатки пасты. Блин.Ощущаю его сбитое горячее дыхание на подушечках своих пальцев. — Так лучше? — спрашивает, и я тут же опускаю руку, отходя на шаг назад. — Определенно, — отвечаю, потирая запястье. Выхожу из ванной, Дилан следует моему примеру. Парень трет затылок широкой ладонью, направляясь вместе со мной по коридору к лестнице. На его серой майке видны мокрые мелкие пятна от попавших на ткань брызг воды. — Между прочим, — бросаю на О’Брайена короткий взгляд, — этот шрам на лбу достался мне от тебя. Не помнишь? — Ну, класс, — Дилан издает смешок, спускаясь по лестнице на первый этаж, держась рукой за перила, — выходит, я Воландеморт.— Да.— Супер, — он сжимает тонкие и длинные пальцы в кулак, оттопыривая большой палец вверх. С кухни доносится детский смех Оливера, и я жмурюсь, когда вхожу в помещение и ощущаю, как по лбу бьет летящий и намеренно запущенный шоколадный шарик хлопьев, от которого Дилан вполне удачно уворачивается, а я нет. Смех Олли становится еще громче, а Стив подносит к губам кулак, упираясь пятой точкой об край столешницы. Только не фуд файт, умоляю. А то я и до конца лета не соскребу клубничный джем с маминых любимых обоев на кухонных стенах. — Олли, прекрати, — фыркаю, а потом опускаю глаза себе под ноги. Ну вот, раздавила шоколадный шарик.— Олли, запусти в нее еще один шарик, — мой брат подносит к губам стакан апельсинового сока и делает глоток, после чего откусывает неприлично большой кусок тоста с арахисовым маслом. — Олли, не смей, — перечу, и мальчик с улыбкой переводит взгляд со Стива на меня, словно наш с ним диалог — мячик для пинг-понга. — Олли, смей еще как.Спокойствие? Нет, не слышала.— Убирать все это сам потом будешь, братец, — подхожу к холодильнику, открывая его и доставая тарелку с фруктами. Беру в руки персик и нож со стола, принимаясь разрезать фрукт на дольки. — Я тебе уже говорил, какая твоя младшая сестра зануда? — бросает смешок Дилан, и я возмущенно надуваю щеки. — Ты не видел ее два года, пока был в Италии, да и до этого не так часто с ней встречался. А я живу с ней уже шестнадцать лет, чувак, прикинь, — Стив откусывает еще один кусочек от своего тоста. Никому другому больше не позволяет надо мной насмехаться. Ладно. Немножко позволяет Дилану. Потому что он ему как брат. Брат, с которым буквально делишься всем, стреляешь сигареты, просишь одолжить денег, таскаешь его футболки, считая, что на тебе они смотрятся куда лучше. Брат, с которым пройдешь сквозь все. Которому веришь, доверяешь. Дилан садится рядом с младшим братом, высыпая в тарелку хлопья с разноцветными колечками и заливая их молоком из стеклянной бутылки. Достает из кармана штанов пластинку с таблетками и выдавливает на ладонь одну, запивая ее глотком воды. Два придурка (я всегда подразумеваю лишь Стива и О’Брайена) с улыбкой переглядываются. И мне не нравится их взгляд. Он мне определенно не нравится по всем фронтам.Что они уже задумали? Каким еще образом они решили испоганить мне лето? Спокойствие? Что это вообще такое?[...]От покачивания деревянной лодки по поверхности воды расходятся круги, десятки, сотни непрекращающихся кругов, расползающихся в разные стороны от моего местонахождения. Здесь так тихо, в двадцати метрах от деревянного берега. Ни Дилана, ни Стива, ни их подколок и издевок. Ни Олли, которому надули маленький бассейн — и дитя себе счастливо плещется. Ничего, что может испортить мне настрой на чтение книги. Переворачиваю страничку, удобнее размещаясь на деревянном дне лодки. Поправляю рукоятку длинного весла, выворачивая его в исходное положение. Ничего с собой на заплыв толком не взяла. Только я, эта лодка, да книга Толстого. От легкого ветра кожа покрывается мурашками, подол бежевого легкого сарафана заворачивается, оголяя кожу ноги. Я ощущаю, как солнечные лучи припекают мои плечи и как неприятно рябит в глазах от яркого света, стоит мне посмотреть на водную гладь озера. Выпрямляю спину, отчего слышу легкий хруст. Анна впервые встречает Вронского. У меня перехватывает дыхание. А как же ее муж? Как же нормы приличия? Или такая она, эта любовь, не знающая ни границ, ни пощады, ни общепринятых правил? Резкий и громкий всплеск воды недалеко от дома заставляет меня вздрогнуть. Ну, началось. Спокойствие? Россум, ты о чем вообще?Отрываю глаза от строчек, щурясь от яркого солнца, и поднимаю его на Стива, прыгнувшего "бомбочкой" в воду с разбегу с относительного берега, которыми служат деревянные доски. — Блин, а потише нельзя? Не уверена, что Стив под водой слышит мое недовольное возмущение. Зато стоящий на берегу О’Брайен издает смешок. Он касается края своей футболки, зажимая ее пальцами, и тянет ее наверх, снимая. Пытаюсь опустить взгляд на строчки в книге, да ловлю себя на мысли, что не могу. Когда Дилан успел так накачаться? Что с ним сделала Италия? Внезапно понимаю, что очерчиваю взглядом каждый кубик на его торсе и сильные руки, мускулистые плечи, грудную клетку. Когда Дилан, которого я знаю всю жизнь, успел стать таким? Тонкими пальцами он расстегивает пуговицу и молнию на своих шортах, оставаясь лишь в плавках, висящих на его бедрах. Бросает одежду наземь, после чего погружается в воду. Ты, кажется, читала, Джуди. Вот и продолжай читать...— Иди к нам плавать, Джуди-кид, или под таким солнцепеком от тебя останется только уголек, — бросает Стив, вынырнув, и делает резкий кивок головой, пытаясь удержаться на воде. — Нет, спасибо, — коротко отвечаю, наконец опуская взгляд на строчки книги. Поправляю тоненькую бретельку бежевого платья на плече, вновь погружаясь в чтение. О’Брайен бьет ладонью по поверхности озера, отчего вода брызгает прямо Стивену в лицо. Оба парня дурачатся, чем сейчас напоминают Олли. И не скажешь, что им девятнадцать. Пф, как дети малые. Их выкрики мешают мне читать, мешают понять, что движет Карениной, чем она руководится, какие ее мысли. Блин, они портят всю романтику этого мгновения. Спокойствие? Забудь, Джудит. — Хватит уже кричать и плескаться, всех рыб и лягушек в камышах распугаете, — хмурю брови, ругаясь. — Ты слышал, Ди? Малышке Джуди не нравится шум, — нет, Стивен, только не начинай плыть ко мне. Нет, что ты делаешь? Зачем ты сюда плывешь?— Привыкай к нему, Джуди-кид, шумно теперь будет все лето, — а зачем ты, Дилан, подплываешь ко мне вместе с ним? Изначально меня посещает странная идея вооружиться веслом, чтобы при необходимости огреть кого-нибудь из них по голове, но я в ужасе осознаю, что не могу элементарно выпустить из рук книгу Льва Толстого. Спокойствие. Ты, наверное, шутишь? — Что вы делаете? — Мы? — спрашивает Стив. — Мы собираемся не дать тебе превратиться в кусок жареного бекона. Жара неимоверная, Джуди, — он подплывает настолько близко, что его рука может коснуться бортиков лодки, что он, собственно, и делает. — Давай, оставляй свою книгу и прыгай.— Не бойся, мы научим тебя плавать, малышка, — смеется О’Брайен.Дилан также хватается рукой за бортик лодки, отчего она немного наклоняется вбок. — Я умею плавать, вообще-то. Просто не хочу. Чувствую, как лодка наклоняется все сильней, потому напрягаюсь. — Не тяните, лодка может перевернуться, — молвлю, а после жалею о сказанном, стоит мне увидеть, каким многозначительным взглядом обмениваются эти два идиота. Зря я это сказала. Ой, зря...Лодку начинает шатать, потому я хватаюсь за весло, чтобы удержаться. Правильно, если я не хочу сама прыгать в воду, то они сделают это за меня. Перевернув лодку. — Дилан, хватит, — недовольно пищу. — Дилан О’Брайен, хватит шатать мою лодку! — так, хорошо, это уже не смешно, я теряю равновесие.— Мы давали тебе выбор, Джуди, — издает смешок Стив, и его слова становятся последним, что я слышу перед собственным визгом, который вырывается из моего рта, когда лодка перегибается уже настолько, что не выдерживает веса моего тела, и я падаю прямиком в бодрящую по температуре воду, ныряя с головой и едва ли успевая задержать дыхание. Вода обволакивает каждую клеточку моего тела, которое теперь кажется таким невесомым. Открываю глаза, различая смутные силуэты водорослей где-то на дне озера. И солнце печь сразу перестало, накатила какая-то легкость...Выныриваю, судорожно набирая в легкие воздух через рот. Тру лицо, смаргивая с ресниц воду. Мой взгляд падает на книгу, которая "плавает" на поверхности воды, ее странички "колеблются" в зависимости от создаваемых движениями волн. — Это же был Лев Толстой! — обиженно вздыхаю, начиная плыть к берегу. — Ну же Джуди, — голос Дилана врезается мне в лопатки. — Твой Лев Толстой хочет, чтобы ты перестала быть такой занудой и пошла плавать. — Уже наплавалась!Спокойствие? Что за слово такое странное?Подгребаю к берегу, касаясь деревянных досок руками, и напрягаюсь, помогая самой себе выбраться на сушу. Стивен вылазит следом смеясь, а я принимаюсь выкручивать темные волосы, которые свисают вниз бесформенными "червяками" и обрамляют мое лицо. Исподлобья наблюдаю за тем, как на берег вылазит Дилан. И снова ощущаю то секундное помешательство, когда он раздевался, снимал с себя одежду, перед тем, как прыгнуть в озеро. И снова я ощущаю это странное короткое замыкание где-то внутри. Вода струйками стекает по его телу, по проступающим трапециевидным мышцам, по едва выпирающим ключицам, кубикам пресса, по накачанным икрам его ног. Когда? Когда он успел стать таким? Капельки переливаются на солнце, от их света болят глаза, словно глазные яблоки режут чем-то вроде лазера. Дилан встряхивает головой, отчего мокрая челка прилипает ко лбу. А в руках у него моя книга. Мокрая, вымокшая до последней страницы книга, которую я буду сушить аж до самого утра. — Держи, — он с улыбкой протягивает мне произведение русского писателя, запуская пальцы в мокрые волосы и приглаживая их. — Прекрасно, — жалобно стону, забирая из его рук книгу.— Ну, не злись, Джуди, — он по-дружески бьет меня в плечо, а после ловит кинутое ему Стивом полотенце. ***Девчонка Россум хмуро переминается босиком с ноги на ногу. Нет, за те два года, пока Дилан был в Италии, что-то в Джудит все-таки изменилось. Не характер, нет. Джуди-кид была такой "правильной", "скучной", но от того же и невыносимо милой уже с тех пор, как только открыла свои глаза, чья радужка на солнечном свету отливает золотом. Здесь что-то другое... Дилан облизывает уголок губы кончиком языка, бросая взгляд на тонкие голые ноги девч... Кхм, девушки (?). Бежевый сарафан на ней вымок до нитки, ткань прилипла к коже, очерчивая ее фигуру. Его цвет сливается с цветом ее персиковой кожи, отчего создается ощущение, что Джудит стоит перед ним совсем оголенная. Почти. Юбка сарафана задралась наверх, оголяя одно бедро и ткань светлого нижнего белья. Девушка несколько смущенно принимается его оттягивать вниз. К сожалению, это не единственное, что ее сейчас смущает. Она пытается обнять себя за плечи, прикрывая грудь, ведь ткань сарафана от воды прилипла к коже, а под сарафаном больше ничего нет. Малышка Джуди. Джуди, которую Дилан знает с самого ее рождения. Джуди, которую случайно наградил шрамом на лбу в детстве. Которая в детстве обижалась на то, что они со Стивом не хотели с ней играть.Которая живет романтикой книжных историй, а не своей жизнью.Джуди-кид, девчонка Россум, стоящая сейчас перед ним вся мокрая, в этом липнувшем к ее телу бежевом сарафане. Джуди-кид, которая, хм, растет? Дилан хмыкает, расправляя полотенце, и вместо того, чтобы накинуть его себе на шею, он накидывает его на хрупкие плечи Россум, отчего девушка вздрагивает. — Держи.Она отвечает ему тихое спасибо, опуская взгляд. Та Джуди-кид, с которой так весело гнать по поводу ее пухлых щек. Та Россум, которая в детстве страдала аллергией на смородину.Джудит, которая, эм, уже не такая маленькая?***В горле образовался какой-то непроходимый ком. Делаю шаг назад, не поднимая взгляд на Дилана. Черт. Кутаюсь в полотенце, краем ворсистой ткани вытирая лицо. Кажется, Дилан собирается что-то сказать, но не делает этого, поскольку до его ушей доносится сигнал из подъехавшей к дому машины, который Дилан, судя по всему, узнает сразу. Как и Стив. Они с моим братом переглядываются, и уголки их губ растягиваются в улыбке.— Это она? — спрашивает Дилан. — Кто же еще? Мы первой пригласили ее из всех. Из всех? Ее? Что?Мальчишки принимаются направляться к дому, босиком идя по траве. Следую за ними, неуверенно прокладывая себе путь вперед. Ее.Из серебристой машины, припаркованной у дома, выходит девушка с пшеничными волосами, завитыми в легкие локоны. Она сжимает в руках пластиковый стаканчик с ягодным смузи, ставя машину на сигнализацию. Делает несколько шагов вперед, что позволяет мне лучше рассмотреть ее лицо: полные и очень даже красивые губы подведены слоем помады, который ей очень даже идет, зеленые, я бы даже сказала оливковые глаза из под длинных ресниц отводятся от Дилана к Стиву. — Наконец-то! — облегченно вздыхает мой старший брат. — Мы думали, ты передумала, Марта. — Что? — она смеется лучистым смехом. — И пропустить все веселье? Ни за что, мальчики. Ее. — Вы пригласили к нам кого-то еще? — тихо дергаю Дилана за руку, и он оборачивается. — Марта классная, Джуди-кид. Тебе она понравится, — ухмыляется. — Ты тоже можешь пригласить кого-то из своих друзей к нам, чтобы тебе не было скучно со взрослыми.Взрослыми? Ну, да, я же ребенок. Мне же нужно пасочки с Оливером копать, да мультики смотреть.К сожалению, и пригласить-то некого. Мои школьные подруги Карма и Надин не смогут. Одна из них уехала к бабушке в Аризону, а вторая с родителями в Лос Анджелесе. Пригласить кого-нибудь из группы по занятию йогой? Там все люди а д е к в а т н ы е. Они не поймут всей той шумихи, которую здесь затеяли Стив и Дилан.Девушка подходит к моему брату, целует его коротким поцелуем в губы. Так целуются друзья? Наверное, да, потому что, подойдя к О’Брайену, она оставляет на его губах идентичный поцелуй, и он ей отвечает.— Марта, — Стив переводит глаза с прибывшей девушки на меня, — познакомься, это моя младшая сестра Джудит, — молвит он, после чего Марта бросает мне приветливый взгляд и подходит ближе, — Джуди-кид, это Марта Грейс, наша с Ди подруга. Ее ты будешь видеть... Короче она с нами здесь будет на целое лето, — чувствую, как девушка обнимает меня за плечи, но не прижимает меня к себе до конца, не сильно горя желанием вымокнуть до нитки от одного объятия со мной. Кое-как нахожу оголенные участки на ее предплечьях, кладя на них ладони, чтобы создать видимость, что обнимаю ее в ответ.— Мы с тобой станем лучшими подружками на это лето, Джуди, — молвит Марта с улыбкой.А как же? — Джудит шестнадцать, она еще мелкая совсем, — отвечает Стив. Мел-ка-я. [...]Спокойствие. Да что ты заладила, Джуди? Чушь несешь.Мои волосы завязаны в неаккуратный хвостик, я даже не успела их толком расчесать после того, как они высохли. Устало подпираю рукой подбородок, другой рукой держа фен, которым вот уже несколько часов подряд пытаюсь просушить странички книги. Сижу на диване в гостиной, поднимая короткий взгляд на Олли, который смотрит мультики про приключения Джеки Чана, поедая чипсы с сыром. Хмурюсь, когда со второго этажа доносится странный звук. Стивен пару часов назад уехал в город на встречу со своим другом, потому в доме только я, Дилан, Оливер и Марта. Странный звук, словно кто-то стонет, повторяется, и я поднимаю хмурый взгляд на лестницу, выключая фен. Секунд десять сомневаюсь, стоит ли мне вообще подниматься на ноги, но эти звуки несколько раздражают и... и смущают? Удручают? Откладываю фен на журнальный столик, вставая с дивана. Оттягиваю вниз край футболки в мелкие сердечки, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Олли, ты посидишь здесь, если я тебя попрошу? — обращаюсь к мальчику. — Если принесешь мне с кухни Pepsi, то, да, посижу. Не одна я была в четыре года такая умная, как оказалось. — Хорошо, я сейчас вернусь и принесу тебе твой Pepsi.Веду ладонью по перилам, занося ногу, обутую в желтый кед, на первую ступеньку лестницы, и начинаю подниматься вверх. Тихо и медленно, стараясь сделать так, чтобы под ногами не скрипели половицы. А сбитые и приглушенные вздохи становятся все громче по мере моих шагов. Дверь гостевой комнаты — комнаты Марты — закрыта не до конца, осталась лишь маленькая щелочка, маленький зазор. Делаю шаг ближе.Зазор, из которого мне открывается все. То, что взрослые люди делают со взрослыми людьми. То, что Дилан делает с Мартой, заставляя выстанывать его имя шепотом, тихо-тихо, чтобы ни я, ни Олли не услышали. То, что Марта делает с Диланом, отчего он глухо рычит ей в затылок, наматывая ее золотистые волосы на кулак. То, на что нельзя смотреть маленьким детям, это напрочь испортит их психику. Че-е-е-ерт...У меня немного подкашиваются коленки. Нет, я знаю весь это физиологический процесс, знаю, что это н о р м а л ь н о, просто... Просто... Прикрываю рот ладошкой, даже двумя, стараясь не дышать. Пячусь от двери в комнату Марты Грейс, уходя дальше по коридору, а после спешно сбегаю по лестнице на первый этаж. Все... Все совсем не так, как это описывается в книгах. Там чувства. Там любишь потому, что чувствуешь. Там все так романтично, поднесено, преподано вкусно и так, что захлебываешься, тонешь, пока читаешь. А какова реальность?Бли-и-и-ин.Внутренне спокойствие? Скажи ему "прощай".