Глава 7. 10 тысяч слов любви (1/1)

Е Хуа, Черный ДраконЕдинственным положительным моментом в его новой службе оказалось то, что тут день сменялся на ночь. Можно было, лежа на спине, смотреть, как бегут по звездному небу подгоняемые ветром тучи, и мелькает в прорехах доспевающая луна. Для уроженца вечного дня это зрелище никогда не утрачивало своей притягательности, и потому Е Хуа лежал, вглядываясь в бесчисленные холодные огоньки, усыпавшие бездну над ним. Хотелось полетать наперегонки с ветром, но вот-вот Цянь Цянь доделает то, что нужно, потому не стоит покидать берега. Скоро Мо Юань вернется в этот мир… надо будет не забыть спросить у него про их сходство, любопытно же…Легкий шорох вырвал его из дремы и он вскинулся, мгновенно вызывая меч. Служаночка в персиковом платье, прижимавшая к груди плетеные туески с едой, пискнула и присела, чудом не выронив свою ношу.- Ты кто такая? – резко спросил Е Хуа.- Ты понимаешь, что я тебя чуть не убил?- Простите, принц, - чуть не заплакала та. – Недостойную зовут Мэй Хуа и она принесла вам еды по распоряжению господина Тянь Шу. Тянь Шу, которому было совершенно плевать, за что там наказали его командира, приходил к нему ближе к обеду, рассказывал про новости, про восстановление Си У и предлагал что-нибудь придумать, чтобы это все прекратилось.- Прости, - он убрал меч. – Но в следующий раз не стоит подкрадываться, словно ты вор.В туесках было всякое, почти такое же вкусное, как готовила его теща, Лисья Королева из Цинцю. Ел Е Хуа быстро, постоянно поглядывая в сторону Колокола, чей свет цвета спекшейся крови казался в ночной темноте еще более зловещим. Преувеличивает ли он, или действительно, аура стала шире, а дрожание печатей – более частым?- Все, забирай и уходи! – приказал он девице, прекращая есть, и вставая. Та засуетилась, собирая туески, запричитала…Скрутившая его боль была настолько чудовищной, что он закричал. Согнулся, падая на колени, потом на бок, прямо на скользкие камни речного берега. - Надо же, быстрее чем я ожидала, - сказала служанка голосом, который он узнал бы и через миллион лет.Невероятное усилие потребовалось на то, чтобы повернуть голову.Дева в персиковом платье колебалась, словно нагретый солнцем воздух. И сквозь ее образ проступал другой, знакомый до омерзения.- Больно? – ласково улыбнулась Су Цзинь. – Мне тоже было больно, знаешь? Знаешь?!Пальцы заскребли по камням, пытаясь призвать меч. В глазах двоилось.- Но ничего, - Су Цзинь присела рядом с ним, ухватила за волосы, поворачивая к себе лицом. – Сейчас ты узнаешь. Когда печати падут, первое, что ты почувствуешь – это боль смерти. И, умирая, будешь знать, что дальше Цин Цан пойдет за твоей семьей – как когда-то пришел за моей.Она засмеялась переливчатым смехом, отпустила волосы, погладила его по щеке. Он дернулся, отстраняясь из последних сил.- Это же самое страшное, что может случиться с тобой, верно, Е Хуа? Что, не слышишь меня? Не понимаешь? Как и всегда, как всегда! А ведь я сейчас исполняю твое сокровенное желание, милый. Раз ты так хочешь быть с этой женщиной с лисьим лицом и с маленьким ублюдком от твоей смертной – что же, ты будешь с ними, вечно. Там, где нет ничего. А я посмотрю, как ваши тела опустят в Море Невинности!Еще один приступ смеха и хлопок, с которым она исчезла. И снова боль, такая, точно окунули в жидкий огонь, в колодец с синей ледяной бездной, только теперь этот колодец открылся внутри Е Хуа. Заставляя себя, на одной лишь воле, он кое-как встал на четвереньки. Руки дрожали, не слушались, попытка обернуться не удалась. И он попробовал снова. И еще, и еще. Закашлялся, отплевываясь густой кровью.Речные духи, попрятавшиеся по кустам, смотрели в ужасе, как высокий воин в черных доспехах катается от боли по каменистому берегу реки, бьется в судорогах и, в конце концов, обращается. Огромное драконье тело с плеском упало в реку, погружаясь в темные воды, выныривая, снова становясь человеком и опять – драконом. Сколько это длилось?Пока на рассвете он не выполз на берег, где его стошнило в стотысячный раз, желчью, кровью и речной водой. Небо над горизонтом светлело, к темной синеве примешивался алый цвет всходящего солнца. Сил не было никаких. Неведомое зелье, подмешанное в пищу, превратило Черного Дракона в измученную тень самого себя. А потом, с громким звоном лопнувшей струны, сломались печати.С настоящим врагом можно сойтись в честном – и победить, даже если надежды мало. Так было давно, с Повелителем русалок, так было недавно, на острове Инчжоу. Правда в первом случае за его спиной стояла армия, а во втором – Цянь Цянь в волшебным веером с Куньлунь. В этот же раз, на берегу реки, он был один и честной битвы не предвиделось. Время в разных мирах течет по разному и потому те мгновения, что на горе Яньхуа заняло пробуждение Бога Войны, здесь растянулись кроличьей шкуркой на правилках его жены. Серое бесформенное нечто, в котором пульсирует сгусток багрового цвета, словно тромб из запекшейся крови в скоплении вен, красная паутина, в середине которой бьется паук, черный и страшный. Нет сил даже встать, не то чтобы запечатать Колокол. Но Е Хуа не был бы воином, если бы не попытался.Что у него есть? Меч, продолжение его самого, верный друг, приходящий с малейшим усилием воли. Черный Дракон, истинный облик, наводящий ужас на все Миры. Остатки его собственных сил, жалкие крохи, чудом не истраченные в борьбе с ядом. А еще секрет, маленькая тайна, которую он тщательно скрыл, стоя на коленях в Небесном дворце. И один шанс, после которого ему нечего будет противопоставить Призрачному царю.Оттолкнувшись от берега Е Хуа поднялся в воздух и ударил – всем, что у него было. Поток энергии, направленный туда, где стояли еще вчера печати Мо Юаня, впитал в себя меч, высосал до дна драконью ярость, слизал остатки небесных сил и, напоследок, захватил то, что Е Хуа забрал у Хранителей Инчжоу. Сила четырех сверхъестественных тварей, неодолимых слуг Небесного Отца, древняя, хищная, искусственная вплелась в то, что он мог дать сам – и обрушилась на Колокол ослепительным ураганом. Пробудившийся Цин Цан, уже успевший хватануть ртом глоток свободы, заорал. Крик разнесся над гладью реки, поднял ветер и волны, крик повалил деревья, врывая их с корнем. Е Хуа продолжал удерживать поток силы, отдавая все, что у него было, всего себя, лишь бы не дать врагу вырваться на волю.Это за СуСу, за Бай Цянь, за белое войско семьдесят тысяч лет назад, за слезы Сы Иня и за многих других. За мир, что стоит сейчас и не знает об угрозе, нависшей над ним. Сила иссякла мгновенно, как отрезало – и Колокол рухнул, полетел прямо в реку. Печати, теперь выжженные на нем, зашипели, в воздух поднялись клубы белого пара, все выше и выше, пока сам Колокол тонул, а вода поглощала не только жар, но и последний крик Цин Цана, навечно вплавленного в бронзу. Коснувшись речного дна он завалился на бок и остался лежать там, медленно обвиваемый донным течением.- Е Хуа! – берег реки вдруг наполнился людьми.Е Хуа, рухнувший на все те же мокрые камни еще успел увидеть, как, прямо из воздуха, появляются его жена с залитым слезами лицом, незнакомый человек в белых одеждах, похожий на него как две капли воды, какие-то воины в сверкающих рыжей медью шлемах, верный Тянь Шу, и, самое интересное, Дицзунь на пару со своей маленькой лисой.В одном все же он оказался прав, Дун Хуа, подумал вдруг Черный Дракон, но в чем, понять не успел. Умер. Бай Цянь, девятихвостая лисица из ЦинцюОпоздала. Она опоздала тогда и туда, когда и куда опаздывать было никак нельзя. Сначала Бай Цянь решила, что Е Хуа потерял сознание из-за ран. Она подползла к нему, ощупала, припала ухом к груди, прислушалась и ничего не услышала. Там, где гулко и часто билось сердце, поселилась тишина.- Е Хуа... - позвала она. - Е Хуа, очнись.Не дрогнули веки, не шевельнулись крылья тонкого носа, ничего не произошло. Тяжелое неподвижное тело в разодранных в клочья доспехах и больше ничего. Рот Е Хуа был полон крови, она медленно вытекала между расслабленных губ, заливая подбородок, шею и грудь. Его теплая еще кровь.Осознание, что самое страшное уже случилось, вырвало из Цянь Цянь кусок плоти. Прямо из груди. Образовав огромную дыру четко между грудями, в которую, при желании, взрослый мужик мог кулак просунуть. В эту дыру дул ледяной ветер. По крайней мере, ей так мнилось какое-то время.И в эту же дыру утекли все слезы, голос, мысли, чувства, вся сила, память. Туда же устремилась душа.Наверное, Бай Цянь кричала, закинув голову и таращась в небо невидящими глазами, потому что через какое-то время рот её пересох и покрылся изнутри коркой. Глаза же остались сухие, даром, что воссозданные волшебством.Что в таком случае кричат безжалостным Небесам смертные женщины? На кого ты меня оставил? За что? Вернись? Неважно. Становится ли им легче? Может быть, но не сразу или, вообще, никогда. Смертные вдовы часто именуют себя ?ждущими смерти?, а как называться бессмертной вдове? А высшей богине? Надо у кого-то спросить. У кого?Она прижала к груди голову Е Хуа. Еще теплую, тяжелую, со мокрыми волосами и ресницами, слипшимися в стрелочки.?Бедный мой, бедный, - думала Бай Цянь, баюкая эту голову. - Ты был в этот миг совсем один, всеми брошенный. Даже твоя жена болталась непонятно где, и ты ушел в смерть не из её рук, а в одиночестве. Тебе было больно, тебе было страшно, мой бедный... мой...?Такая вот судьба: второй раз сидеть на том же самом берегу и держать в объятиях мертвое тело мужчины с тем же самым лицом. Разница в том, что Сы Инь навзрыд оплакивал Наставника, а Цянь Цянь не могла выдавить из себя ни слезинки. У Семнадцатого ученика были призрачная надежда и убежденность в своей правоте, а у девятихвостой высшей богини — ни капли ни того, ни другого. Её муж умер, душа его сгинула навеки.Всё. История Дракона и Лисы окончена. Зрители в чайной потрясенно молчат, глотают горячие слезы сочувствия, готовые взорваться аплодисментами и набросать в чашку кучу монет. Диво дороже вина и пива.Цянь Цянь прижалась губами к атласной гладкости его брови, столь идеальной формы, что любая красавица обзавидовалась бы. Сделала то, чего ей так хотелось сделать тысячу раз, но так ни разу и не довелось.- Ваше Высочество, Принцесса... - голос Тянь Шу пробился к ней первым. - Ваше Высочество, это снова была она.Незачем было даже спрашивать кто такая ?она?. Кто ж еще, кроме Су Цзинь? Только она у нас ?Она?.- Земные духи доложили... - задыхаясь от ненависти шептал ей на ухо телохранитель принца.Бай Цянь слушала и оставшаяся в ней кровь медленно спекалась с черную густую смолу. Морозное серебро плеснуло в глаза, стальные когти гладили мертвого принца по щеке, белоснежные хвосты взметнулись над головой — живые, извивающиеся, искрящиеся от магии. Белая лиса выпустила, наконец, Е Хуа из объятий, слизнула кровь с его губ и с хриплым воем встала на Великую Тропу всеми четырьмя лапами.Когда девятихвостая лиса ступает на Тропу, то никто и ничто её не остановит. Тропа эта выстлана звездами, как Млечный Путь — Небесный Тракт, она безошибочно поведет охотницу сквозь пространство и время, не даст потеряться между мирами, и выведет к искомой цели. Никто не спрячется от Лисы-Вставшей-на-Тропу в реальностях и вечностях, никто — ни боги, ни люди, ни те, чьи годы сочтены задолго до рождения, ни другие, не ведающие своих и чужих сроков. Один раз в своей жизни лиса может отправиться Великой Тропой, только один-единственный раз. Это был тот самый случай.- Су Цзинь, я иду за тобой, - прорычала Цянь Цянь и помчалась вперед прямо по полыхающим огнем следам оставленным этой лгуньей, убийцей и отравительницей.На Тропе нет времени, сколько бы ли не отмерили быстрые ноги, дорога займет и целую вечность, и всего одно мгновение. Бай Цянь настигла последнюю из клана Су почти сразу и через несколько тысячелетий бега. Догнала, прыгнула на спину и вонзила клыки в основание шеи. Потребовалось собрать в кулак всю волю, чтобы не разорвать беглую наложницу на куски, не разгрызть кости и не расколоть череп.Девятихвостая лиса стащила добычу с Тропы, не слушая воплей Су Цзинь, деловито спеленала ту своей волей, и силой зашвырнула их обеих на самую середку тронного зала Небесного Дворца, прямо к ногам Небесного Императора.- Вот мы и встретились, Повелитель Небесного племени, - сказала Цянь Цянь, глядя исподлобья прямо в глаза деду Е Хуа, и приподняла беспомощную добычу за ворот платья, за шкирку, как нашкодившего щенка. - Эта женщина, которой вы всегда благоволили и которую покрывали, обманом отняла мои глаза, пыталась убить вашего правнука, и она же отравила вашего внука. - Как ты смеешь? - заорал Первый принц, а его зареванная жена - свекровь Цянь Цянь – привычно рухнула в обморок.Высшая богиня даже ухом не повела.- Теперь ваш внук мертв.Небесному Императору уже, по всей видимости, доложили. Он не шевельнулся.- Можете наказать её, а можете — наградить, я так и не научилась разбираться в строгих правилах Небесного Дворца. Мне все равно. Я лишь заберу своё.С этими словами Цянь Цянь чиркнула кромкой веера Небесной Чистоты, опустошая глазницы воровки. Ни один маг, ни один бог-целитель не заполнит их больше. Такова была нерушимая воля высшей богини Бай Цянь из Цинцю.Она брезгливо разжала пальцы, бросив добычу корчиться и размазывать по нефритовым полам кровь, развернулась на пятках и собралась покинуть Небесный Дворец навсегда.- Мой правнук... - начал было Император, но лиса его бесцеремонно перебила.- Мой сын никогда не ступит на Девятое Небо.- Он не твой сын!- Мой, - ответила Цянь Цянь спокойно, не оборачиваясь. - Смертная по имени СуСу была моим божественным испытанием и восхождением к высшей богине. Я родила этого ребенка.Она оставила за спиной мертвую тишину. Родные глаза, священный дар матери с отцом, немного щипало, но, видимо, это с непривычки. Больше, Бай Цянь ни разу не поинтересовалась судьбой Су Цзинь, и не узнала, что ту, по приказу Небесного Императора, навечно превратили в безглазую саламандру - болотного духа. Один раз в десять тысяч лет, на одну ночь она получила право стать человеком - смертной, незрячей и безымянной женщиной.Дун Хуа Дицзунь, бывший Владыка Неба и ЗемлиСы Мин, при всех его положительных качествах, был до невозможности зануден. Вот и сейчас, высказывая свое мнение обо всем произошедшем, о смерти Е Хуа и возвращении Мо Юаня, он умудрился скатиться в непотребное морализаторство, удивительное в его сравнительно молодом возрасте.Дун Хуа подавил зевок и мысленно вернулся в прошлое, в тот уже очень далекий день, когда в палаты Тайчень ворвалась маленькая рыжая лисица...- Они отправились на остров, - выпалила она, падая на подушки. Сразу видно, что бежала со всех лап, торопясь выполнить их уговор.Он отставил чашку, взял в ладони нежное личико и произнес, пристально глядя в бездонные глаза:- Рассказывай. Завороженная голосом и прикосновением Фэнцзю выложила все без утайки. Густая тень, что отмечает бег времени на часах, только не тех, что установлены у него во дворе, а других, тех, что в душе, подползла к критической отметке. Пора.Он вздохнул и поцеловал лисью девушку в высокий гладкий лоб, получив в ответ ошеломленно-укоризненный взгляд.- Ну, что ты хочешь, - улыбнулся в ответ. – Если в губы, то не остановлюсь же. А так…некомфортно. Особенно тебе.И легонько щелкнул Фэнцзю по носу.Утомленные голосом Повелителя звезд мысли скользнули дальше, в будущее, туда, где не будет никаких долгов, обетов и обязательств, зато будет мягкий шелк, солнечные зайчики в прорезях экранов и осыпающиеся с деревьев лепестки. А еще тонкие щиколотки, коленки, круглые и белые, особенно на фоне алых свадебных одежд…На коленках он решил остановиться, волевым усилием придушив разошедшееся воображение. Или не воображение? В любом случае, если дать этому происходить дальше, обеты и вправду рухнут, причем вовсе не по его желанию и прямо тут, при Сы Мине. А эдакого вопиющего нарушения всех возможных устоев его бессмертный друг может и не пережить. - Вот, так и закончилась эта история, - грустно вздохнул Сы Мин. – Все же было что-то трагичное в принце Е Хуа, вы не находите, Владыка?- Не нахожу, - Владыка сказал, как отрезал. – И ничего трагичного не вижу. Все как всегда – сплошное неумение понимать, как нужно воспитывать наследников. Сначала придушили в нем все чувства своими ?ты должен? и ?посмотри на себя?, а потом удивлялись, что он не выдержал. Вытаращенные глаза Сы Мина стали лучшим доказательством того, насколько он устал – уже не контролирует, что говорит. Надо же. Тогда, бесчисленное количество времен назад, когда один смертный народ сменил другой и этим сверг Повелителя Неба и Земли, заменив тем, что есть, он думал – может и к лучшему? Всезнание и ответственность за Вселенную вовсе не те обязательства, которые хочется тащить на своих плечах бесконечно. Имея ввиду, разумеется, настоящую бесконечность без конца. Но потом выяснилось, что сидеть у трона, а не на троне, по сути, одно и то же. Что можно освободить престол, но освободиться от престола – о, это совсем другое.Именно тогда, совершенно случайно, в голове всеведущего Дун Хуа Дицзуня зародился план. - И где сейчас тело Е Хуа? – спросил он, доливая чай в чашку.- Как обычно, Владыка, - удивился такому вопросу Сы Мин. – Готовят к погребению в Море Невинности.- Угу, - он допил чай и встал.- Все же поразительно, что Император был так отходчив и согласился на официальное погребение, - добавил Повелитель Звезд, и Дун Хуа, уже собравшийся выйти, замер.- Отходчив? – фыркнул он. – Знаешь, как-то, говоря с одним своим юным другом о Мо Юане, я сказал, что тот умудрился сохранить человечность. Так вот, Сы Мин, тебе я скажу то же самое – Император, прежде всего, должен быть человечен. Милосерден, если тебе так нравится это слово. А все остальное подходит для кого угодно, но не для властителя Небес и Миров. И, кстати, до свидания. - Куда вы? – воскликнул Сы Мин, пораженный длинной и эмоциональной тирадой, не свойственной его Владыке, как языки пламени не свойственны льду. - Я? Снимать обеты и жениться, - честно ответил Дун Хуа. – За мной, знаешь ли, бегает чистая бескорыстная любовь, которая заслуживает награды. Это, вообще-то, единственное, что заслуживает награды, ты не находишь? А для того, чтобы все это случилось, мне, прежде всего, надо довести до конца одно важное дело.И он исчез, растворился в воздухе, оставив онемевшего Сы Мина сидеть в беседке с чашкой в руках. Показалось ли тому, или последнее, что пробормотал уходящий Владыка, было ?учишь их, учишь??Мо Юань, сын Небесного Отца, Бог Войны Небесного племениВот так не успеешь проснуться после семидесяти тысяч лет забвения, а старые друзья подстрекают тебя украсть мертвое тело.- Он же твой брат, - как будто про между прочим сообщил Дицзунь то, что он и без него прекрасно знал. - Сы Инь страдает, - поддакнул Чже Янь, который всегда неровно дышал к обитателям Цинцю, и воззвал к совести. – А он твой ученик. Разве может Наставник спокойно глядеть на страдания того, кого обязался учить и защищать? Именно стараниями вездесущего феникса он обрел в качестве последнего ученика неусидчивую девицу, а, вместе с ней, уйму новых впечатлений. И вроде же минуло с того утра девяносто тысяч лет, а Семнадцатый по-прежнему умудряется находить приключения на свои девять хвостов, упорно отказываясь взрослеть. Но, если быть честным, - а Мо Юань никогда и ни в чем себе не лгал – оставлять ситуацию в ее нынешнем состоянии было неразумно. И Сы Инь, действительно, очень страдал.Вот потому и сидели они, прикидываясь даосскими мудрецами, в смертном мире и разрабатывали план похищения.- Я что-то не пойму, - недоуменно спросил он, оказавшись в чайной на окраине какого-то совершенно неизвестного ему городка. – Почему мы не можем просто пойти во Дворец, взять тело и отнести его… куда вы там хотите?Подразумевалось, что три высших бога, один из которых – Первый Дракон миров, второй – древний как эти миры феникс, а третий – Бог Войны и сын Небесного Отца, должны справиться с такой несложной задачей даже не заметив этого. И для этого им точно не надо коптиться в дыму открытого очага, изображая деревенских заговорщиков.- В Персиковый лес, - сообщил Чже Ян, признаваясь, что укрывать краденого Наследника будет он.- Видишь ли, дорогой мой, покойный принц был личностью немного странной, - немного выспренно начал Дицзунь, фыркнул, и продолжил уже нормальным тоном. – Одним словом, его гроб охраняет такая армия, что никакому Цин Цану и не снилось. Набили в Поминальный зал народу как на ярмарочную площадь.- Там в три ряда воинов и у тела вечно кто-то завывает, - с брезгливостью подтвердил феникс.- Да, крайне удивительно, если вспомнить, как к нему относились при жизни, особенно последние три столетия, - ядовито прокомментировал Дун Хуа.Из всего этого Мо Юань уяснил только одну вещь – его брат-близнец старому другу отчего-то совершенно небезразличен. Учитывая же, что Чже Яню не безразличен Сы Инь, то есть, Бай Цянь, а ему – сразу оба, то выход был только один. Придется воровать.- Но это все же не ответ, почему мы не можем просто его похитить. Вы что, пока меня не было, разучились отводить глаза? – недоуменно переспросил он. – Или тебе, Дицзунь, опять скучно?Чже Янь на эту фразу закашлялся, излишне нарочито, словно прятал за судорожными звуками приступ смеха. - Кажется, я действительно многое пропустил, - понял Мо Юань. - Да, особенно за последние лет триста, кхе-кхе, - закивал головой феникс. Дун Хуа попытался пригвоздить его к скамейке взглядом, но безуспешно. Когда знаешь друг друга чуть ли не с сотворения миров, некоторые приемы не срабатывают. - Нам просто надо, чтобы на нас не подумали, - пояснил он, окончательно убедив Бога Войны, что просто хочет развлечься.- И кто, скажи на милость, находясь в здравом уме поверит, что такие, как мы, способны украсть мертвое тело из Небесного дворца? – задал резонный вопрос Мо Юань. - Мало ли, - туманно намекнул Дицзунь и отпил похожего по вкусу на сено чаю из щербатой глиняной чашечки. - Ты тоже самое говорил, когда уболтал нас стащить тот сундук с артефактами, помнишь? – феникс обвиняюще ткнул в него пальцем. – Тогда еще как подумали! - Так это когда было, - смутился он. - Ну, кому как, а я до сих пор не забыл перенесенного позора, - присоединился к фениксу бывший Повелитель. – Это же надо было… - А помнишь, как он подбил нас торговать персиками бессмертия? - А ту нудную девицу, что таскалась за мной пять веков, только потому, что кто-то написал ей стихи от моего имени? В жизни Мо Юаня был период, о котором он никогда не рассказывал своим ученикам – первые двадцать тысяч лет его жизни. В конце концов, он не всегда был Богом Войны, когда-то он просто был обычным бессмертным. Эти двадцать тысяч лет, в том числе, стали причиной его согласия взять в ученики одну девятихвостую лисицу. А единственные свидетели тех времен, судя по нарастающему темпу воспоминаний, сегодня вознамерились припомнить ему все, что когда-то было. Он вздохнул, допил отдающий свежим сеном чай и исчез.На то, чтобы стащить тело Е Хуа потребовалось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы невидимым появится в Небесном дворце, взвалить на плечи мертвого брата и вернуться обратно в маленькую чайную на окраине смертного мира. Ох, и будет же во дворце переполох! Его возвращение Дицзунь встретил смехом, а Чже Ян – грустными вздохами.- Проспорил, - сообщил он в ответ на недоуменный взгляд. – Полагал, что так скоро ты не сломаешься. - А я тебе говорил, - торжествующей поднял палец вверх Дун Хуа. – А ты упирался! Все же я лучше его знаю. Хорошо, что их сейчас никто не видит, подумал Мо Юань. И хорошо, что некоторые вещи никогда не меняются, сколько бы тысячелетий не прошло. Чже Янь, феникс Когда-то давным-давно Чже Янь влюбился. В прекрасную лицом и вольную духом девятихвостую лисицу, разумеется. Беда, а может и не беда вовсе, кто знает, заключалась в том, что её благосклонности в то же самое время пожелал сородич красавицы по имени Бай Чжи. Она выбрала сурового лиса, а феникс и его счастливый соперник, единожды сойдясь в поединке, с ничейным, впрочем, результатом, решили стать друзьями и побратимами. Потом Чже Янь воевал, странствовал, влюблялся и горевал. Длилось всё это так долго, что он позабыл половину имен, мест и дат, а вторую половину просто не хотел вспоминать. Но он всегда возвращался в Логово, чтобы принять каждого из детей Лисьей Королевы. Затем он, собственно говоря, и выучился целительству, если говорить честно-откровенно. Он являлся на праздники и торжества, нянчился с подрастающими лисятами, играл в вейци с побратимом, и однажды стал Учителем четвертого сына — Бай Чжена — удивительного существа с легким характером и недюжинным умом. А когда феникс понял, что устал от мира, то притащился с это бедой к несбывшейся возлюбленной. Лисья Королева как раз была беременна дочерью и постоянно ела персики... Понятно, да?Так вот, когда Чже Янь пришел в Цинцю, то встретил по дороге в Логово столько плачущих лис, сколько в жизни своей никогда не видел.Бай Цянь ходила туда-сюда по своей вотчине и каждому задавала один и тот же вопрос: - Что мне сказать моему сыну? - спрашивала она, заглядывая, снова ставшими черными глазами, в лица собеседников. - Сказать, что его — твой папа умер? Так вот взять и сказать? Твой папа мертвый, А Ли. Его похоронят в Море Невинности, как павшего в бою героя, как Наследного принца Небес. Но ни ты, ни я никогда не сможем поклониться его гробу. Нас туда не пустят. Что станет с моим нежным доверчивым мальчиком? Как ему жить дальше? Что же мне сказать А Ли?Ответа никто дать не мог. И тогда Бай Цянь бросала жертву и шла искать другую, или того кто знает все ответы. Таких не существовало в природе.Феникс застал Цянь Цянь в опустевшем Логове, лежащую калачиком на кухне возле печки.- Ты тоже не знаешь, как мне объяснить всё сыну? - пробормотала она, глядя на Чже Яня мутным взглядом умалишенной.Лисья Королева унесла внука подальше сочувственных вздохов и пересудов, в самую чащу Золотого Леса. Туда, где робкие цилини сами выходят из чащи, где жуют бамбуковые побеги меланхоличные панды, где вьют гнезда радужные птицы. Мальчик ничего не знал об отце.- Хватит страдать, Бай Цянь! - приказал Чже Янь не свойственным ему жестоким тоном. - Совсем страх потеряла!Голос феникса сотворил чудо. Лисица гневно клацнула челюстями.- Почему это всем можно страдать, а мне не позволено?- Потому что ты - Бай Цянь из Цинцю — высшая богиня и Семнадцатый ученик Бога Войны.- Чушь какая, - попыталась отмахнуться она, как от надоедливой мошки.- Нет, не чушь! - впервые за несколько сотен тысяч лет по-настоящему обозлился Чже Янь. - Вставай, страдалица, приводи себя в порядок. Расчешись, хотя бы, драная лиса! И тащи сюда свою лампу! Быстро!- Зачем тебе Собиратель душ? - вскинулась женщина.- Ага! Взбодрилась? Делай, как сказано.Очень скоро (волосы Бай Цянь не успели просохнуть после вылитого на голову ведра воды) они стояли возле дома в Персиковом лесу. А на пороге их поджидал Мо Юань. Цянь Цянь аж зажмурилась, так сияла его божественная аура.- Не можешь смотреть на близнеца своего мужа? - спросил он с нескрываемой грустью. - Обидно.- Вы с Е Хуа совсем не похожи, Наставник, - покачала головой лиса. - Он гораздо красивее.- Знаю, Семнадцатый. Не по хорошему - мил, а по милу — хорош. Но это прекрасно, что ты не говоришь о Е Хуа в прошедшем времени. Это радует. Заходи, поговорить надо.Чже Янь не счел свою миссию оконченной и проскользнул следом. В крошечном домишке, с самой скромной обстановке, лишенной какой-либо роскоши он когда-то нашел покой и гармонию с миром. Странно, да?Мо Юань занял место хозяина дома, Чже Янь разжег курильницы, а Бай Цянь уселась прямо на пол. - Ты помнишь еще, что Е Хуа такой же сын Небесного Отца, как и я?Лиса кивнула.- А значит, его душа появилась одновременно с моей, хотя тело умерло при рождении. Она древнее, чем могла быть душа 70-тысячелетнего Наследного принца, а значит, гораздо сильнее. Согласна, Семнадцатый?- Вам виднее, Наставник.- А еще он убил Четырех Зверей, в которых Небесный Отец вложил половину своей Силы. Куда она делась, никогда не думала? - продолжал Мо Юань.- Некогда мне было думать, - проворчала Бай Цянь.- Ею, по моему глубокому убеждению, Е Хуа окончательно запечатал Колокол с Владыкой Цин Цаном внутри. Ею, а не собственной душой, как это сделал когда-то я. Губы Цянь Цянь мелко задрожали.- Твой муж - талантливый стратег, - встрял феникс. - Он спланировал битву с Цин Цаном заблаговременно, запасся силой Зверей, всё рассчитал.- Мой брат, - улыбнулся Бог Войны, с нескрываемой гордостью.- Если бы не Су Цзинь со своими подлостью и ядом, у него все получилось бы просто идеально.- Вы хотите сказать, что душа Е Хуа не погибла? - прошептала лиса, прижимая к груди нефритовую лампу. - Её можно вернуть?- Можно.Бог Войны не шутил. Точнее, шутил, но не в таком серьезном вопросе как жизнь брата.- Нужен еще эликсир, - поспешил добавить Чже Янь. - Я отдам половину своих сил и сделаю его в том же Тигле.Цянь Цянь шмыгнула носом, вытянула вперед руку и показала ладонь. На ней лежала еще одна золотая пилюля - родная сестра той, из Божественной Поросли с острова Инчжоу.- Я сделала две, на всякий случай. Не пропадать же добру?В первый и последний раз феникс увидел радостный оскал на безмятежном лике Бога Войны — Мо Юаня.- Я все же сумел кое-чему научить тебя, мой Семнадцатый.Они с Чже Янем быстро переглянулись, без труда читая мысли друг друга.- Только, ради всего святого, сделай лицо попроще, Семнадцатый. И не ори. Это мой тебе приказ! - объявил Наставник, махнув ладонью в сторону низкой кровати. Его воля рассеяла иллюзию - поверх пестрого старого одеяла лежало тело Е Хуа. Простоволосый, умытый от крови, в черной шелковой погребальной рубахе он, казалось, крепко спал. Только не дышал.Чже Янь не стал глядеть, как высшая богиня на четвереньках подползает к мертвому мужу, обнимает и гладит неподвижное холодное тело. В приоткрытую дверь просунулась беловолосая голова Дицзуня.- Ну, получилось? - спросил он.Мо Юань кивнул.- Тогда пропустим по кувшинчику? - предложил бывший Повелитель Неба и Земли. - За успех? А? Нальешь, Чже Янь?От его вековечной непоколебимости не осталось и следа. На юном лице сверкали черные глаза, чьи космические бездны были заполнены до краев предвкушением чего-то давно желанного.- Ты прическу сменил, Дун Хуа? - полюбопытствовал Мо Юань. - Или брови выщипал?- Не умничай, - беззлобно огрызнулся Дицзунь.И пока Чже Янь разливал вино в чарки на столике под самым первым персиковым деревом - исполинским патриархом, старые друзья обменивались беззлобными подначками. - Бороденка еще не признак мудрости, драгоценный мой.- Так же, как и твоя белизна отнюдь не седина, - отбил подачу Мо Юань, поглаживая безвинно оклеветанную бородку.- Я и не претендую. Мне просто идет белое. По контрасту с лиловым.- Девам нравится, - хмыкнул Чже Янь, поднимая чарку. - Выпьем же!Персиковое вино пилось легко, будоража чувства и очищая разум от всего надуманного и суетного. Последним всплеском беспокойства стал вопрос Чже Яня.- А нам ничего не будет? Никто сюда с Девятого Неба не явится, часом? Еще помешают.- Пусть попробуют, - фыркнул Бог Войны и накрыл божественным щитом хижину.- Да, пусть попытаются, - посулил Дицзунь и накрыл таким же щитом весь Персиковый лес.Кувшинов с вином хватило бы наверное на триста лет беспрерывной попойки. Но трое прекрасных вечномолодых мужчин: один, чьи волосы были белее снега, второй - смуглый и с аккуратной бородкой, и третий, по черным кудрям которого то и дело пробегали сполохи пламени, никуда и не торопились.Бай ЦяньЛампа горела синим пламенем. Синим, как глаза Черного Дракона. Лампа звала его душу из небытия. Однако, синие искры не торопились вернуться в застывшее тело. И тогда Цянь Цянь разделась до нижней рубашки, полупрозрачной и тонкой, и легла рядом с мужем, как положено законной жене. Прижалась к его телу грудью, животом и бедрами, обняла руками, обхватила ногами, а носом уткнулась в шею.Она снова поднималась по белой скользкой лестнице, ведущей на террасу Чжусянь к колодцу хаоса. Только теперь каждая ступень была горячее раскаленной сковородки. Босыми ногами по такому — удовольствие маленькое.Шаг — Е Хуа исчезает в первый раз — прямо с лесной полянки на склоне горы Цзюнцзи. Полгода в полнейшем неведении, в страхе и одиночестве. Огонь опаляет ступни. Следующая ступень — еще год терпеливого ожидания. День на Небесах равен году в мире смертных. Кожа шипит и плавится.Еще шаг — ужас, когда она-СуСу увидела в бронзовом зеркале, как её муж истекает кровью от меча Русалочьего Царя. Пахнет горелым мясом.И так шаг шагом, все выше и выше: жуткие нравы Небесного Дворца, притворная холодность Е Хуа, ловушка Су Цзинь, пустые глазницы, тяжелые роды, прыжок в колодец, отвергнутый Напиток Забвения, триста лет на всё той же горе Цзюнцзи, свадьба... Быстрее, еще быстрее! Бай Цянь бежала вверх уже не чувствуя ног, прожженных белыми ступенями до костей и упала в Е Хуа, как когда-то в колодец Чжусянь. Но вместо синего хаоса, Цянь Цянь очутилась в абсолютной тьме небытия. Раненая душа её мужа теперь летела сквозь бездну без начала и конца. Стрела без мишени, тень без света, смерть без жизни.У перелетных птиц есть чувство направления, именно поэтому они безошибочно возвращаются в родные гнезда. Бай Цянь устремилась вперед, повинуясь такому же чувству. Вскоре она увидела, а может, услышала или унюхала, того, кого так упорно искала. И догнала, и настигла, но никак не могла схватить в охапку, как хотела.- Е Хуа! Вернись!Он падал, раскинув руки в стороны, забросив назад голову и обратив к ней усталое печальное лицо.- Открой глаза, Е Хуа! Я пришла за тобой. Я не уйду без тебя, муж мой! Останусь тут, если ты не ответишь мне. Сейчас моя душа разделена на нас двоих, слышишь меня?Припухшие веки со слипшимися стрелочками ресницами дрогнули. Губы что-то прошептали. Что-то вроде ?Я люблю тебя, Бай Цянь?.- Я люблю тебя, Е Хуа! - ответила Цянь Цянь, ничуть не покривив душой и не предав себя.Есть слова и поступки, которые не могут быть прощены. Ни через год, ни через триста лет, ни через тысячу, никогда. Но однажды наступает момент, когда будущее становится гораздо-гораздо важнее, чем прошлое. И уже случившееся, каким бы оно ни было, утрачивает власть над чувствами и судьбой.Будущее с Е Хуа, не с Наследным принцем и будущим Императором, а с мужем Бай Цянь, их будущая жизнь теперь главнее и больше. И отныне они ничего друг другу не должны.Лисица ухватила-таки холодную ладонь Е Хуа, крепко сжала и почувствовала взаимное пожатие.- Я хочу, чтобы ты проснулся и сказал эти слова мне снова.Путь обратно был долог. Небытие необъятно, глубоко и не имеет конца. Если, конечно, ты не знаешь точно, чего хочешь. Свое желание Бай Цянь высказала ясно и четко. Отделив, наконец, любовь от ненависти, и оставив последнюю по эту сторону жизни, забрав с собой - душу Е Хуа и свою безмерную любовь к нему.Когда высшая богиня вернулась в себя, она уже знала, что душа мужа заняла положенное ей место. Осталось лишь высечь божественную искру.Золотая пилюля поднесенная к губам превратилась в тоненькую струйку и впиталась без остатка в теплеющую прямо под руками плоть. Застучало в груди сердце, забилась жила на шее, бывший Наследный принц сделал резкий, судорожный вдох и открыл глаза.- А вот и ты, - сказала Цянь Цянь, легко касаясь пальцами его губ. Снова восхитительно живых и теплых.- А вот и я, - согласился Е Хуа и нежно чмокнул эти пальцы. - А где мы?- В персиковом лесу.- Отлично, - с нескрываемым облегчением вздохнул бывший Наследный принц. - Просто прекрасно.Вернуться к жизни в Небесном Дворце было бы неправильно. И, как подозревала Цянь Цянь, там ему бы никто не дал это сделать. Мертвый герой всегда безопаснее и полезнее, чем живой.Жадными и совершенно бесстыжими руками она ощупала его всего, убеждаясь, что муж окончательно жив. - Столько всего случилось, знаешь ли. Ты навеки запечатал Цин Цана, возродился Мо Юань, я поймала Су Цзинь, а Владыка Дун Хуа...- Подожди.Е Хуа словил её суетливые истосковавшиеся ладони и ловко повернулся так, чтобы оказаться сверху. Как небу положено быть над землей, так ведь?- Я же хотел тебе что-то сказать. Что-то важное.В полумраке шатра из рассыпавшихся по плечам волос, его глаза немного светились. - Да? Сказать? Говори.- Я люблю тебя, Бай Цянь.И, конечно, поцеловал. В кончик носа. Сначала - туда.Дун Хуа Дицзунь, бывший Владыка Неба и Земли- Вот все и закончилось, - сказал сам себе Дицзунь, стоя на берегу реки и глядя на расстилавшееся перед ним Цинцю. Мир изменился, пусть никто, кроме него еще не способен этого увидеть. Вспыхнули два имени на черной поверхности скрижали, меняя установленное мироздание. Пласты пришли в движение и скоро – по его меркам осталось вообще чуть-чуть – все станет так, как надо. Он легким шагом спустился вниз, выходя на тропу, ведущую к Логову. По его оценкам Бай И, тот, к кому он направлялся, сейчас там, вместе с женой и дочкой. А, значит, можно будет завершить все дела и даже, если не произойдет ничего непредвиденного, поужинать в приятной компании.Без обетов ему было… странно. За столько лет, число которых даже неприлично называть, он сросся с ними, привык, как ко второй коже, и теперь, чувствуя эту давно забытую свободу, удивлялся чрезмерно острому восприятию окружающего мира, ярким краскам, слишком сильным запахам. Остановился, не дойдя до пещеры и подумал – волнуется ли он? Прислушался к себе и пришел к выводу, что да, волнуется. Вряд ли Бай И ему откажет, но это был первый раз, когда Дун Хуа просил чьей-то руки, определенно не собирался повторять этот опыт впредь и потому имел полное право на волнение.- Надо будет сказать Сы Мину, чтобы перестал считать, будто только горести взращивают душу, - проворчал он себе под нос. Любовь, особенно чистая, бескорыстная, ничего не ждущая любовь, такая, как у Фэнцзю, тоже прекрасно с этим справляется. Впереди у Дун Хуа будет еще много всего, что произойдет впервые, и он явственно ощущал, как его старая, словно все миры, душа, меняется под воздействием предвкушения. - Учитель! – прозвенело сзади.Он обернулся – А Ли, маленький дракончик с повадками лисенка стоял в двух шагах от него, сжимая в кулаке прутик.- Ты принес мне новости от мамы с папой? – волнуясь, спросил он, темные глаза блестели из-под челки.- И это тоже, - ответил Дун Хуа, присаживаясь на корточки перед своим учеником и привычно поправляя сбившуюся шапочку со смешной кисточкой. – С ними все в порядке и скоро они придут к тебе. И никуда больше не денутся.- А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросил этот ребенок, у которого было лицо его матери, ум отца и характер – свой собственный.- Так я все знаю, - засмеялся Дицзунь в ответ. - И про маму с папой тоже?- А как же!- И про меня?- Про тебя особенно. Хочешь секрет? Только если ты его никому не скажешь.Ребенка легко поймать на такую уловку, А Ли кивнул с восторженным выражением на мордочке. Дун Хуа нагнулся еще ниже и прошептал ученику на ухо несколько слов. - Да ну! – выдохнул в ответ тот. – Правда?- Разумеется! Разве я тебя хоть раз обманул? А теперь беги вперед, я сейчас тоже зайду, - подтолкнул малыша в сторону входа в Логово и добавил, уже одними губами, чтобы никто не услышал. – Мой Повелитель.Постоял, справляясь с волнением и шагнул вперед, в новую жизнь.