Часть 1 (1/1)

Молитвами и Божьим провидением примерно спустя три-четыре месяца Рэд Уэлби снова зубоскалит с Памелой у своего окна. Диксон смотрит на него с улицы, жует зубочистку и неодобрительно кряхтит. Ведь для того, чтобы увидеть блеклую рыжину за новеньким, мать его, стеклом, приходится неудобно задрать голову, а еще бывшие братаны из участка, он знает, косятся на него из прихожей. Их смрадное дыхание можно буквально почувствовать на обгоревшей шее.Джейсону оно неприятно. Джейсону вообще все — неприятно.Он смачно сплевывает на грязный асфальт перед витриной рекламщика, а потом заносит палец над звонком. Несколько резких, жестких движений — Диксон вдавливает эту гребанную кнопочку так, словно она враг народа, — и он слышит на лестнице шаги.Не бойкий топот вычищенных до блеска туфель. Цокот. Цокот женских каблучков.— Сучка.Пакет апельсинового сока он роняет на порог, как гранату, и скорее, широкими шагами, устремляется прочь. Ему кажется, он действительно способен сдетонировать (как?) от женского визгливого голоса за спиной.***Рэд чешет заживающие царапины, прижимая кий к бильярдному столу бедром. У него снова пиздато-мажорные светлые брюки и рубашка в мелкий горошек, а на локтях можно найти пластыри с Хэллоу Китти.Джейсон считает это отвратительным.— Всю жизнь был сопляком, — он допивает свой виски, бахает плату на стойку и пытается встать, — а теперь решил поиграть в принцесску, а, Уэлби?Нетвердой походкой подбирается ближе и, переборщив, едва не утыкается носом в чужие ключицы. Тут же — защищаясь (от кого?) — выставляет руки.— Ты пьян, — Рэд морщит нос, брезгливо-небрежно, — точно хочешь ответа на свой вопрос, Ди-и-иксон? Или мы лучше поговорим о том, зачем ты притащил мне апельсиновый сок в контору?Джейсон отворачивается к шарам, и их цветные бока пестрят перед глазами. Он безнадежно пьян — но только в такой кондиции он способен переваривать Рэда Уэлби, его рыжие патлы и эту гребанную Вселенную веснушек на его руках. Вряд ли хоть кто-то из них на самом деле хочет признать это вслух.— Завали, Уэлби.— Думал, — Рэд дышит ему практически в макушку, и теплые волны воздуха щекочут виски, — после больницы и твоего жалкого "прости" что-то изменилось?Внутри поднимает голову что-то бурное, бурое, яркое. Джейсон надеется, что это рвотный порыв.— Уэлби, правда, — он сам не знает, зачем сделал лишний шаг, раз перед глазами все слилось в единую круговерть, — завали. Еще хотя бы одно слово, и, клянусь, я размажу тебя по этой стене.Рэд фыркает (почему?) — впервые за долгое время легко и бесстрашно. Тонкие губы в узкую улыбку гнет, и руки на бока. Диксон примагничивается глазами к особо заметным рыжим точкам-звездам.Наверное, именно поэтому угроза не звучит такой реальной.— Ну попробуй, большой мужик.От оранжево-желтых кругов под веками тошнит, и глотнуть свежего воздуха — желание номер "один". Джейсон вываливается на улицу прежде, чем успевает придумать, что брякнуть в ответ.И всю ебанную ночь ему снятся веснушки вместо созвездий на темнющем небосклоне Эббинга.***— Я все так же тебе не нравлюсь, а, Диксон?Гребанный, вертеть на хую его мать и всех его предков, Рэд Уэлби ловит его с поличным. Точнее, с бумажным пакетом апельсинового сока у дверей собственного дома. Впервые Диксону действительно лениво придумывать хотя бы какую-нибудь отмазу.Поэтому он сразу, с первого вдоха, начинает быковать.— Проблемы?— Даже не знаю: мужик с обгоревшей рожей топчется у моих окон посреди ночи. У меня есть проблемы? Волосы Рэда горят в тусклом свете лампы прихожей, и расстегнутая на три пуговицы рубашка позволяет заглянуть вовнутрь. Яремная ямка (он в курсе значения подобных слов?) выглядит как ебанная канава размером с впадину где-то в середине Тихого океана, Диксон не разберет где именно, географию он нихера не учил.Как и литературу с этим ее никому не сдавшимся рифмоплетством-хуеплетством.— Мы оба знаем, что главная твоя проблема, Уэлби, твоя голубизна. Не был бы радужным, как елочная гирлянда к Рождеству, глядишь...— Моя голубизна?..Рэд трогает пальцами ткань воротника, кивает на пакет в его руках и начинает смеяться. Легко и спокойно, из комнаты приглушенно вторит работающий телевизор.Диксон бы точно дал ему в морду, расхерачил бы ее всю к чертям — но что-то внутри словно жмет неоново-красную кнопку "стоп!", и его мозг гудит перебоями. У Рэда белесый подживающий шрам через правую бровь и веснушки выглядывают из-под рубашки, как гребанные трусливые детишки.Да только сам Уэлби не трус, и в глазах его ничего не осталось от того разбитого пацана на больничной койке. Диксон по нему чуть скучает.— Снова сок? Я буду считать это неумелой попыткой извиниться, Ди-и-иксон. Зайдешь?Мягкий диван в гостиной совершенно не похож на замызганную софу у них дома, и Джейсон пользуется моментом во всей красе — разваливается на коже, занимая ровно половину. Уэлби падает рядом.По телику крутят всякое безвкусное дерьмо с вырвиглазными заставками и надутыми во всех местах актрисами. Смешная, ненужная, нелепая сатира, но для Диксона это все равно как открытие: смотреть на подрагивающий профиль Рэда куда интереснее, чем на силиконовые губы очередной прошмандовки.— Ты так и будешь молчать?Джейсон ловит себя на мысли, что невольно проморгал момент, когда Уэлби превратился из трепетной лани школьных времен в прожженную сучку. Обидно, подобные бабочки из кривых гусениц у них в Миссури вылупляются редко.Он прочищает горло, думает: нужно что-то (что?) сказать. На журнальном столике одиноко пропадает пакет апельсинового сока.— Есть трубочки?Копит слюну, а Уэлби вдруг улыбается так весело, и хитрые чертинки легко уловить в его глазах. Протягивает руку — бледная-бледная Вселенная и насыщенно-рыжие кометы распоясали на ней свои хвосты, — обхватывает пальцами упаковку.Диксону кошмарно сильно не хватает родного виски.— Держи, — все еще избегает прикосновений, но в комнате душно и жарко. — И да, они у меня везде.— Кто?— Веснушки.Диксон абсолютно уверен — это провал. Это самое дно, оно пробито, и дальше спускаться некуда. Внизу просто пустота.Но Уэлби делает страшное. Он ему подмигивает.Нет, оказывается, внизу еще что-то было.