I. Темный обряд. (1/1)

Тихая ночь. На дубовом столе выстроен хоровод из разномастных свечей. Языки пламени отбрасывают дрожащие тени на светлые испытанные временем стены, безжалостно расплавляя воск и оголяя фитиль — все вокруг в молочно-белых кляксах, которые тут же застывают в причудливых формах. Аромат церковного ладана и старого ветхого жилья оттеняется шлейфом полыни, подвязанной в районе теплящейся буржуйки. Слышится треск тлеющих поленьев. Во всех прилегающих комнатах выключен свет: в нем нет потребности, он невыносимо режет глаза. В походном котелке шумно закипает вода, наваристый пар разлетается по комнате, оставляя липкий конденсат на дверцах шкафчиков и потолке.Острое лезвие ножа ввинчено в поверхность разделочной доски, уже отдаленно напоминающей бамбуковое полотно. От времени оно рассохлось, набухло, местами образовались трещины — ровно так Настя чувствовала себя и внутри. Она методично прокручивает рукоятку ножа между пальцами, оставляя на деревянной плоскости глубокий прорез. В граненом стакане советских времен субстанция благородного алого цвета. Красное сухое очень напоминает насыщенную кислородом кровь, но лишь с виду, на вкус — кислый букет винограда, гвоздики и полевых трав. — Мы что, вампиры? — Коля лениво переступает порог кухни, на стол летит скомканная жестяная банка из под пива. Он слегка пьян. Парень включает потолочный светильник, отчего сам недовольно щурится. Нужно время, чтобы привыкнуть к холодному свету, исходящему от белого матового плафона.— Тихо. — она буквально шипит и едва удостаивает блондина взглядом исподлобья. Терпким, как и напиток, что касается ее губ, предварительно проскальзывая по холодному стеклу. — Ты все испортил. Она еще кому-нибудь сказала?— Черт, ты серьезно? — он осматривает помещение снова, потому что знает, что следует искать. И находит. На обоях за плиткой булавки с цветными головками удерживают несколько потрепанных листов, вырванных из книги. Ведьмовские скрижали. Он хорошо помнит, как она обменивала эту занимательную книженцию у местной бабки-ведуньи, избушку которой местные давно обходили стороной из-за леденящих кровь легенд. Невинное увлечение оккультизмом плавно перетекало в одержимость и, кажется, начало отражаться не только на повседневности, но и на ее литературном слоге — затворничество явно не пошло Насте на пользу.— Что дальше, кукла-вуду? Тебе напомнить, что она твоя подруга? — с привычным, присущим ему задором отвесил Коля, до конца не осознавая всю серьезность ее намерений. Ни первый раз они влипали в дерьмовые ситуации. Ни последний.Оба они прокручивают в головах последнюю ночь. Угораздило же влюбленных поддаться искушению. Сладкий дурман завладел мыслями и телами, хотя в их ситуации разум всегда должен преобладать, оставаться острым и холодным. Они надежно скрывали свою связь и не желали делить с кем-либо свой маленький секрет, но в эту ночь все пошло не по плану. Затянувшийся поцелуй был надежно запечатлен не только в сознании их знакомой, но и на объектив ее камеры, что значительно подорвало их доверие к окружающим и разрушило призрачный замок видимого спокойствия.— Она мне больше не подруга. Глупая девчонка. Слышал бы ты, с каким упоением она рассказывала о том, что видела. У нас не получится убедить остальных в том, что ей просто показалось. Предательство я не прощаю. Никогда. — после многозначительной паузы она продолжила — К тебе это тоже относится. — Не знаю, пугает меня это или заводит... — он обнимает ее со спины и обдает горячим дыханием ее шею, она покорно склоняет голову на бок. С ее губ срывается стон — то ли от нахлынувших чувств, то ли от безысходности. Его руки пульсацией сжимают ее тонкую талию, он не собирается останавливаться на таком невинном жесте. Настя со всей злобой, что аккумулировала в себе за время ритуала, выдергивает нож из доски и замахивается в его сторону. Совсем не шуточно. — Не смей прикасаться! — прорычала она и стыдливо прикрыла кровоподтек на шее, что накануне по неосторожности оставил ее партнер, воротником платья. Как-будто сейчас это кто-то заметит и осудит.— Эй, я все понял. — он рефлекторно отстраняется. Вовремя, потому что заточенное лезвие пролетает в сантиметре от его тела. Он не забывает собственнически приложить руку к ее бедру, вкладывая в свои движения вполне однозначный смысл: ?Ты можешь сердиться сколько угодно, но ты все равно мне нравишься?.— Лучше заставь ее замолчать по-хорошему, иначе вступлюсь я. А ты знаешь, что мои методы радикально отличаются от твоих. — ее заостренные ногти касаются кухонного стола и отбивают ритм.— Только не посвящай меня в свои планы, иначе мне придется на тебе жениться. Это единственный вариант. Или я буду свидетельствовать против тебя в суде. — он берет старую книгу в кожаном переплете и взатяг вдыхает сладковатый аромат ее листов. На его губах прорисовывается усмешка. Больше чем ее саму, он любил только выводить ее из себя. Он демонстративно извлекает из пачки сигарету и прикуривает от свечи. Смотрит. Ждет очередной нападки в свой адрес.— Омерзительно! — от любых упоминаний брака, в любом контексте, ее бросает в жар, а к горлу предательски подступает тошнота. Ее передернуло. Мысль о том, что она может кому-то принадлежать, совсем не прельщает. Институт семьи. Это же смешно. Она не была готова быть ?счастливым? потребителем этого социального конструкта ни сейчас, ни в недалеком будущем. Пережитки традиционного мировоззрения. — Еще раз заикнешься на эту тему…— Ну и что ты мне сделаешь? — он не дает ей договорить. Он играет с ней, проверяет, насколько далеко та готова зайти, чтобы отстоять свои границы.— Испорчу тебе жизнь. — снова этот испепеляющий взгляд преисполненный агрессии. Ник находит это безумно возбуждающим.— Уже. А дальше что? — он стремительно разрывает дистанцию между ними, настойчиво прижимает ее к столешнице и выдыхает зловонный табачный дым рядом с ее губами. Она отворачивается в попытке зачерпнуть в легкие чистый воздух: курение вблизи нее строго под запретом, но и сейчас он ослушался. Коля тушит окурок о край плиты и впивается пальцами в ее шею, с каждой секундой сжимая тонкую белоснежную кожу все сильнее.— Даю тебе ровно сутки на бессмысленную болтовню. Хотя и этого много. — продолжает Настя, ничуть не изменившись в лице. Что она и умеет, так это скрывать свои истинные чувства. Но только не от него. Он уже все прочитал по глазам.— Я все сделаю в лучшем виде, можешь не переживать. Только давай договоримся без этого. — он кивает в сторону бурлящей жидкости, стремящейся выйти за стенки чугунной посудины, и по-отцовски целует ее в разгоряченный лоб.— Ничего обещать не буду. Сейчас все зависит только от тебя.