Хьюз (1/1)
?Умирать не страшно. Умирать не страшно, не так ли?Эта мысль приходит неожиданно… Сама собой. И ведет себя по-хозяйски. Так, как будто воспаленный разум и не сопротивлялся, как будто ему наоборот нужна крепкая установка, сильная и властная хозяйская рука. Эта мысль становится ею. Растет на осколках запорошенных пылью и песком чувств и ощущений. Паразитирует на обломках надежды.Появляется тогда, когда становится всё равно.Это ведь только сначала ты бьёшься, как пойманная птица в клетке, тщетно пытаясь победить и утвердиться, в кровь разбивая пальцы. А потом с каждым днем сил становится все меньше. Они уходят постепенно – по капельке, по кусочку, с каждым вздохом, с каждым криком, с каждым движением, с каждой секундой…С каждым новым убитым тобой человеком.И так каждый день. Панорама не меняется. Рутина.Убить легко. Щелчок пальцами… и все. Был человек – не стало человека. И не оставил он после себя ничего, кроме всполоха обжигающего огня и кучки пепла, которую тут же смешал с песком и разметал гнилой и душный ишварский ветер. И никаких доказательств его существования. Был человек или не было его вовсе…А если убить легко, то и умереть, наверное, не сложно? Вспыхнуть, как факелу, и тоже унестись в черный бархат неба…Умирать не страшно?Знаешь, мне интересно, как ты смог сохранить в этой войне улыбку, Хьюз. С моего лица она была стерта безвозвратно. Как ластиком с картинки. И как потом ни пытаешься нарисовать ее заново – словно рука на самом последнем штрихе дергается и срывается, в конец испортив почти готовый рисунок. И с каждым разом рисовать все труднее, потому что с каждым разом качество бумаги становится все хуже и хуже.А ты… Ты нет. Ты не такой. С тебя улыбку не согнать. Мы с тобой всегда в контрасте, да? Ты, сияющий всеми своими зубами, и я, с суровой миной на лице.Ты грустил не чаще, чем в Ишваре падал снег. А то, быть может, и реже. Тебя никогда не посещало состояние меланхолии – не в пример мне. Ты умел жить просто и радоваться простым вещам… Мне казалось, я тоже умел. Как выяснилось, нет.?Рой… У тебя другой взгляд?, — ты так просто сказал об этом в день, когда мы впервые за долгое время встретились в армейской гуще. Сказал с той самой простой и ясной улыбкой. Как будто ничего не случилось. Как будто не было у меня этого полубезумного взгляда убийцы.Это у тебя его никогда не было. Я же не стал исключением посреди стаи армейских псов. Пожалуй, среди всех нас только ты был выше этого. Ты сумел остаться человеком.И потому улыбался.Маэс, ради чего ты жил тогда??Ради прекрасного будущего!? — всё с той же сияющей улыбкой и разве только не прыгающими в глазах сердечками ты ответил мне. ?Грейсия! Она все это время ждала моего возвращения!?. И ты был уверен, что она дождется. Ты не был по-военному подозрителен и мнителен, как я. Ты верил – может быть, слепо и так по-детски восторженно. И, что самое важное, доверял. Зато тебе было, чего ждать и ради чего выживать. Я не мог похвастаться тем же…Завидовал. Втихаря. Тоже как-то по-детски.?Ты будешь обнимать любимую женщину руками, испачканными в крови?? — одним пыльным утром я не выдержал. Сорвался.?Здесь я понял одну вещь. Спокойно жить с любимой женщиной – счастье, доступное каждому. И я его достигну. Я выживу!? — с запалом крикнул ты в ответ. Ты был полон огня, я – холодного безразличия. Вода и пламя. Пламенный алхимик с сердцем изо льда.Прости меня, Хьюз. Это всё зависть, которая точила и без того черствеющую от ежедневных убийств душу. И то, что я говорил, что мне не нужна любовь, и что моя единственная цель – стать фюрером – лишь отговорки, вуалью прикрывавшие боль. Любовь нужна каждому. Даже мне. Но мне, в отличие от тебя, обнимать руками, пусть и израненными, обгорелыми и замаранными кровью, было некого.Маэс, зачем ты пытался вытащить меня из этого кошмара?Я ведь был пропащим человеком с глазами убийцы. Может, и не совсем безнадежным – у меня ведь была и осталась цель…Хотя, оправдывая себя, я ответил на свой вопрос. Ты говорил мне то же самое. А я продолжал смотреть в потолок палатки, не желая слушать.Ты болел. Ты был заражен жизнью. И пытался заразить ею меня.Сейчас я думаю, что еще чуть-чуть – и у тебя бы получилось.Когда кончился этот чудовищный геноцид, называемый вкрадчивым словосочетанием ?Ишварская война?, я не знал, что делать. Жизнь, в которой смыслом было само по себе бессмысленное выживание, внезапно лишилась его.Но у меня была цель. Нет, Цель. Нет…Цель с большой буквы была у тебя, Маэс. Жизнь с любимой женщиной. Это действительно достойно. Ради этого не больно падать, не горько глотать песок и слезы, не страшно убивать. Это Цель. У меня же… Мелочное, тщеславное желание. Быть главным. Как будто это что-то изменит.Но в то, что так и будет, верили тогда три человека. Верил ты. И потому пообещал быть мне опорой.Калейдоскопом перед глазами проносились однообразные дни – какой-то чуть радостней, какой-то чуть грустней или темней – но в целом мозг перестал задумываться над каждым из них в отдельности, воспринимая лишь общую картинку. Я променял опасность, смерть и пустоту на уютное и защищенное пребывание в кабинете. И, пожалуй, не жалел об этом.Твоя маленькая дочь росла на моих глазах. Верно, ты успел надоесть сообщениями о ней всей армии… Мне тоже. Прости. Это еще одно из проявлений зависти. Ты сковал своё простое, как серебряное колечко, счастье. Я – нет. Я замахнулся на кресло фюрера, и тихая семейная жизнь на пути к нему мне вряд ли светила. С куда большей радостью на нем меня ждала уже порядком запаздывающая смерть…Но почему же тогда, черт возьми, она забрала тебя, а не меня?Почему ты?..Знаешь, Хьюз, на твоей могиле холодный камень. Целый день был на солнце и, пожалуй, должен бы нагреться, но отчего-то остался холодным.Все верно. Холодный, потому что могильный.Ты — еще одна потеря моей жизни. Потеря потерь. Настоящий, верный, и, пожалуй, единственный мой друг.Как вышло, что там, где должен был оказаться я, раньше положенного тебе времени очутился ты?..Я бы тоже хотел лежать на этом лугу, залитом кровавым светом уходящего солнца. Где-нибудь недалеко от тебя. Но пока все, что я могу сделать – помолчать, сглотнуть вставший в горле ком, надвинуть на глаза фуражку, чтобы не было видно предательских капель, и положить к твоей фотографии пару белых лилий. Меня останавливают две вещи: моя мелочная цель и вопрос, терзающий меня уже несколько лет.Послушай, Маэс…Ведь умирать не страшно?