Ситара. Сила мира (1/1)

Раз. СитараСитара — кажется, звуки этого инструмента очень любил дедушка. Очень и очень богатый дедушка — как тут обойтись без этого уточнения? Суть-то скрыта именно в этом. Ведь ее назвали именно так, потому что хотели подлизаться к самодуру с миллиардами на счетах. План, видимо, оказался удачным, но Ситару не оставляет мысль, что если бы старик дожил до отправки ее в Америку, итоговая версия завещания была бы куда короче и имени ее отца в нем бы не оказалось. Как и ее собственного. Но сложилось, как сложилось, оставив неразрешенным вопрос: удалось бы ей остаться лапочкой-внучкой и получить счет с кругленькой суммой прямо к совершеннолетию, будь дедуля чуть более живучим? Вспоминая себя в подростковым возрасте, Ситара однозначно считает, что эту задачу она бы провалила. Один из главных уроков ее жизни — нельзя недооценивать удачу. Второй важный урок — имя решает все. Если так подумать, все завязано на именах. Узнаваемый бренд — имя. Бизнес — имя. Карьера — имя. Религия — имя. Вся сила таится в них. Но имя можно сменить. Его можно создать. Или, например, поменять. Скрыть. И даже если в жизни это не так уж и просто, то есть место, где все это возможно, ведь сеть дает полное право на любое из этих действий. С тех пор, как Ситара узнала, что такое сеть, она ищет подтверждение своей теории. И находит — раз за разом. И с каждой удачей, ей кажется, что она все ближе к какому-то просветлению. К чему-то чему даже названия нет. И это что-то должно сложить все в картину мира. Ей кажется, первой истины она уже коснулась, когда взломала свой первый сайт и оставила свое новое имя: Сит.Она тренируется на взломах карт, банковских счетов — разумеется, все это она проделывает пока только со своим собственным. Ситара учится быть всегда наготове, учится думать, как хакер, видеть уязвимость и пользоваться ей. Но деньги ее не интересуют. Чистые деньги слабы. Она убеждена, что сила именно в именах. И том, как ими пользоваться. И ей кажется, у нее уже готов план.Два. ГорацийГораций встречается ей где-то между попыток уговорить себя сдаться и острым желанием послать себя куда подальше с такими настроениями. У него взгляд парня, пережившего полное дерьмо и остро нежелающего когда-либо к этому возвращаться. И он умный — умнее, чем кто-либо другой из ее знакомых. Они ходят в кино, обнимаются на вечернем пляже, пьют и говорят, говорят, говорят, как будто все не могут наговорится. Между их жизнями — разница в Марсианову впадину, но все это неважно — впервые в жизни рядом с ней кто-то, с кем она может быть собой. У нее был план, а Гораций нашел, как воплотить его в реальной жизни. — DedSec, — говорит он. — Для того, чтобы сделать бренд, тебе нужно имя. Но в текущих реалиях ты не создашь имя, если у тебя нет бренда. Это такая маркетинговая теория Шредингера. — Они же где-то на востоке? — идея ей нравится, но влезать в хакерские войны — так себе план на будущее. — Короче, я это продумал. Скажем, как насчет DedSec Западного залива? Думаю, никто не станет против расширения, особенно если мы будем автономны и независимы, — Гораций не говорит, но Ситара чувствует: независимы — финансово, благодаря деньгам ее деда. Автономны — в той же степени, как и любая франшиза. Идея хакерской франшизы ей вдруг неожиданно нравится. Их роман с Горацием прекращается как-то сам собой. Он умный парень, первый делает шаг назад и застывает в позиции ?останемся друзьями? так естественно, будто ничего и не было. Он просто стоит и наблюдает, как ее отношения с DedSec разгораются все сильней. Теперь у нее есть имя и есть цель. И какое-то время этого вполне достаточно. Три. Ренч?Белый парень из трейлер-парка?. Так говорит Гораций, когда они обсуждают парня, назвавшегося Ренчем и, кажется, желающего поселиться в их подвале. — Будь аккуратней. Сначала проверим, что не подсадной, — просит он ее, и она кивает. Воплощенный анонимус — маска скрывает лицо, но у нее даже не мелькает мысли, что под ней есть что-то человеческое. Ренч органичен в той роли, которую берет на себя — в любой из выбранных ролей: парень с кувалдой, парень с кодом, парень с взрывчаткой. У него нет следа в сети, будто бы нет прошлого, будто бы он — тот самый легион, который мчится со склона в океан, снося на своем пути все. — Я не знаю, что именно, но что-то с ним точно не так. Но давай не делать поспешных выводов, — говорит Гораций, и она не делает никаких, просто наблюдает, присматривается, делает пометки. Слегка безумен. Скрытен. Хаотичен. По-умному ироничен, по-зрелому зол. Он бы ей нравился, хотя, кажется, он не хочет никому нравится. Но однажды Ренч находит ее плачущей и вместо того, чтобы уйти, как она его просит, остается рядом. — Не знаю, что случилось, но слезы — не лучший способ сбросить напряжение, — говорит он. — Сначала рассказывай, что стряслось, а потом пойдем и взорвем этого мудака. Он делает поспешные и ошибочные выводы, но мудак в этой истории действительно есть. Тот мудак, из-за которого ее единственная подруга подсела на наркоту, мудак, который снял порно с обдолбанной девчонкой и получил за это премию своего долбанного порно-жюри. Она рассказывает все — коротко, но неожиданно эмоционально, ей становится легче, а потом, всего-то на следующий вечер, Ренч протягивает ей канистру, и она поливает из нее шикарный ретро-кадиллак мудака Дрочински, и от звука льющегося бензина, ей становится так легко и смешно, как будто Ренч заразил ее своим безумием. Машина вспыхивает во мгновения ока, Ренч берет ее за руку и заставляет отбежать за ним в сторону: — Рванет же, — говорит он, даже сквозь динамики маски слышно, что он испытывает тот же восторг, что и она. Этот момент роднит их. Остается только между ними. Что-то, что принадлежит обоим и больше никому. После того, как от Кадиллака не остается ничего, кроме дымящихся останков, они идут в какой-то мелкий клуб, слушают каверы на всякое старье и пьют — пьют много. Ситара впервые видит, как Ренч приподнимает маску, чтобы сделать глоток, видит часть светлого подбородка, такого беззащитного без своего прикрытия, что ей немедленно хочется провести по нему пальцами. Она уже достаточно пьяна к этому моменту — да и дело даже не в пиве, просто лаконичный хаос, которым он решает проблемы, вдруг становится и ее хаосом, и она растворяется в этом ощущение, не чувствуя земли под ногами.— Ты когда-нибудь снимаешь свою маску? — спрашивает она, он прикладывает руку к уху: слишком громко играет музыка, ничего не слышно. Ситара встает с места и кивает. Он идет за ней и кажется не совсем готов к тому, что она прижимает его к стене: — В другой ситуации, я бы сначала тебя поцеловала, — говорит она, руки уже опускаются вниз, на его бедра. — Ну нет, так нет, — говорит он, хватает ее ладони — и вот уже она стоит прижатая к разрисованной стене. Он замирает, зависнув над ней и добавляет: — Пойму, если это проблема. Но лицо я не покажу, прости.Она кивает: ладно, что там, в конце концов можно обойтись и без поцелуев. И они прекрасно без них обходятся: вот он прижимает ее к стене, вот она расстегивает его джинсы, ничего лишнего, никакой мишуры. Ситаре так легко от этого, что она не сдерживает улыбку. — Добро пожаловать в DedSec, — иронично говорит она на полувыдохе, а Ренч хрипло смеется. Ситара нежно трогает пальцами застежки маски, когда снимает капюшон и кладет ладонь на его голову. Он замирает, словно боится, что она нарушит их договоренность, но она отрицательно качает головой: нет, он в безопасности. Она умеет сохранять договоренности. Ей можно довериться. И Ренч доверяет.Она чувствует, как заклепки на маске царапают ее плечо, видит, как он старается не причинить ей эти лишних неудобств, и знает, что там под маской он тоже улыбается. Ситара не уверена, что именно так нужно заключать деловые соглашения, но уверена, что теперь они с Ренчем друг друга поняли. И не ошибается. Четыре. Эми?А потом появляется Джош. Он появляется, и Ситара говорит себе: даже думать не смей. Парень в дешевой хэллуиновской маске, мальчик с Аспергером, живущий по четкому распорядку, отступление от которого для него невозможно. Он вписывает работу с ними в свое личное расписание не сразу, но привыкает быстро: просто заменил одно на другое, говорит он, да и расписание автобусов совпало. ?Как удачно?, — думает она.Ей нравится смотреть, как он работает, но главное, главное… Ситара говорит себе: стоп. Она рада, что у него есть расписание, но иногда ей так сложно принять, что он встает и уходит, что становится страшно. И пусто. Невыносимо.С какого-то момента она проводит свободные вечера там, где весело и много женщин, готовый ее любить. А ей так хочется, чтобы ее любили! Она думает, что в этом есть свои плюсы. Он понимает, что ей нравятся эти взгляды, ритуалы знакомства, когда они обе знают друг друга уже по одному тому, что принадлежат к одному полу. Когда они все знают, что нужно делать. Ей хочется целовать любые свободные губы, она легко заставляет себя любить их всех — и эта легкость отдается болью в ее голове каждое утро, наступившее в чужой постели. Ее любовницы: кодеры, хакеры, нормис, студентки, бизнесвумен — она любит их всех, но даже так не может полюбить ни одну. Ситара лихорадочно перебирает их: по именам, по никам, по хоть каким-то зацепкам в памяти, но они почему-то все безлики — и это заставляет ее искать еще сильней, еще тщательней. — А ты роковая женщина, Ситара, — говорит Ренч, обнаруживая ее утром, на диване. Он выпроваживает ее любовницу и возвращается. — Но вообще-то смысл хакерспейса в том, что сюда кого попало не водят. Хотя… Скажешь ее имя, пойму, что все серьезно. — Эми? — предполагает Ситара. — Не угадала, — Ренч поворачивается спиной и идет к компьютерному столу. Имена, имена ей больше не даются, будто она забила память чем-то посторонним и ничего больше не способна вместить. Ей бы форматнуть свой мозг, заставить себя очистить память. Ей бы привести себя в порядок. Ситара идет в ванную и заставляет себя смотреть в зеркало так долго, что начинает ломить глаза. Затем умывается и заставляет себя быть той, которую не смущает укор в словах Ренча. Она садится за свой ноутбук. — Ладно, пора за работу, — говорит она себе, словно определяя новую степень отчаянья. Краем уха она слышит, как тяжело открывается входная дверь в хакерспейс. Сначала она боится, что это не-Эми вернулась, но краем глаза замечает время.А потом появляется Джош.Пять. ДжошДжош. Джош. Джош.Когда в их жизнях появляется Джош, мир совершенно точно сходит с ума, как она сама. Потому что это последнее, что ей нужно — а что ?это? она не может сказать. Ренч почти силой заставляет его прийти к ним, после того, как обнаруживает, кто скрывается за именем Hawt Sauce.— Он странный, — предупреждает Ренч, и от парня, который никогда не показывает своего лица, это звучит как-то стремновато. Но Джош не странный — он другой. — Привет. Я Джош Саучак, Hawt Sauce. Мне двадцать один. У меня синдром Аспергера, он не опасен для окружающих, но я должен предупредить. Где будет мое место? — говорит он, и в его темных глазах она видит что-то древнее даже самой жизни.— Это еще что, — отвечает Ренч на недоумевающие взгляды. — Мне он сказал свой домашний адрес, узнав, что я из DedSec. Возьми птенчика под свое крылышко, Ситара. Вы отлично поладите, — просит он. — Парню нужна наша помощь, — вторит Гораций. Джош смотрит на Ситару, и слова о том, что она не нянька, так и не срываются с ее языка.Она ищет к нему подход наощупь, словно бредет по темным лабиринтам, словно попала в глубокий темный космос в консервной банке, а карты не работают, направление не выдано, ничего не понять. Как-то само входит в привычку — всегда быть рядом, следить за тем, чтобы все было гладко. И постепенно ей кажется, что у нее получается. Черт, у нее получается!И однажды это ощущение перерастает в уверенность, когда он опаздывает в хакерспейс, потому что на переходе сломался светофор, и он ждал, когда его починят. — Это все синдром, — объясняет он, темные глаза не мигают, на лице неподдельное огорчение и остатки пережитого из-за опоздания страха. — Я ничего не могу с этим сделать. Хотя я проходил лечение, — и дальше он рассказывает уже об этом, и каждый подробно изложенный факт: число, событие, имя, будто бы заставляют его успокоиться. — Все хорошо, Джош, — Ситара кивает и кладет руку ему на плечо. Плечо под ладонью сначала вздрагивает, а потом замирает. — Это нормально. Ты может приходить, когда захочешь. —Хорошо, Ситара, — отвечает он и вдруг копирует ее жест. Его рука на голом обнаженном плече заставляет ее улыбнуться. — Просто, если меня нет, то помни, что иногда светофоры ломаются, а я не могу знать об этом заранее. — И в темных глазах она вдруг видит, что он тоже человек. Что там, за этим космосом находится другой космонавт в консервной банке. А, значит, в космосе есть чувства.Ситара смеется: все в порядке, Джош. Все в чертовском порядке. Тебе здесь рады всегда. Просто останься здесь навсегда, и ты никогда не будешь одинок.И какой дурак сказал, что космосе чувств не бывает? Она все еще дрейфует в этом космосе внутри консервной банки, надеясь, что кислорода хватит до того, как они встретятся.И они встретятся. Они обязательно встретятся. Пусть даже для этого придется пролететь сквозь весь космос. Нет никаких сомнений.Ведь они знают имена друг друга. А имена — сила мира.