Глава 4 (1/1)

Приближается война. Я не телепат, мне все равно, о чем вещают по телевизору американские чиновники и дипломаты – в любом случае, я не верю никому, кроме себя. Но война действительно рядом: знаю, это не логично, но я чувствую этот запах в воздухе… Аромат напряженного ожидания начала, начала конца. И хрен разберешь, с чего я вдруг пришел к такому выводу, учитывая, что в последние дни со мной не происходит ничего, кроме хорошего. Может, это и есть один из симптомов? Уж больно все как-то легко, просто и, порой, даже весело. Вся эта молодежь, наивные юнцы, которым Чарльз старательно пытается внушить свои идеалы глобалистического, но мирного процветания двух, столь разных, даже и не наций, а просто видов живых существ… "Я соберу команду талантливых ребят, Эрик. Они помогут нам в трудной ситуации. Надо думать о будущем". Чарльз действительно много думает о будущем, но мне почему-то кажется, что у нас двоих это самое будущее какое-то разное, если не сказать, прямо противоположное. Порой мне даже кажется, что Чарльз специально прикидывается откровенным наивным дураком лишь для того, чтобы меня позлить: "Просто подумай, Эрик, как было бы здорово, если бы мутанты смогли помогать людям? Знаешь, чего можно было бы достичь?" Говорит и говорит, а эти синие глаза влажно сверкают – совсем как у возбужденного чем-то ребенка. И не знаешь, то ли дать подзатыльник и объяснить, что однажды придется вырасти, или же просто грустно вздохнуть и потрепать его по волнистой шевелюре. Если у людей и существует какой-то внутренний возраст, то Чарльз точно завис где-то на отметке в двенадцать годиков, и плевать я хотел на то, что он, видите ли, получил докторскую в одном из самых престижных университетов мира. Как будто это что-то меняет. - Эрик… С тобой все хорошо? Ты будешь ходить?И снова этот типично Чарльзовый, такой участливый и внимательный тон: чуть-чуть наклонил голову, словно заранее извиняясь за то, что прерывает мой ход мыслей. Я не очень верил, что странное животное этикет включает в себя не только заученные слова и фразы, но и самоощущение, но приходится поверить, что это так. Даже когда Чарльз ест на улице хот-дог, он умудряется не измазаться в горчице, а потом еще и вытирает свои губы белой бумажной салфеткой с таким видом, будто мы не едим на скамейке в парке, а п меньшей мере посещаем королевский прием. - Уже…Конь на Д4. Сегодня Чарльз выигрывает, а может, это просто я с чего-то решил не обратить внимания на один из его маневров. Англичанин, знаю, видит подвернувшийся ему шанс, но пока медлит им воспользоваться: я уже понял, что для него важнее не конечная цель, а процесс ее достижения. Например, вместо того, чтобы сегодня же, прямо сейчас, пока еще не поздно, отправиться разбираться с Шоу, он предпочитает потратить несколько дней на то, чтобы приобрести новых друзей, которые, по его словам, должны стать будущим, более совершенным поколением мутантов, которые будут рады жить в обществе с теми, кому природа не подсобила. И я уже молчу о нашем ежевечернем ритуале – игре в шахматы: трудно придумать еще более бесполезную трату времени для тех, от чьих действий, так или иначе, может зависеть будущее этого витка человеческой цивилизации.Черт возьми, говорю прямо как Чарльз. Осталось только заговорить о пресловутом мире во всем мире… Это я, пожалуй, оставлю ему. А вот играть с ним в шахматы мне очень нравится: англичанин хороший стратег, и было бы странно, если бы после стольких лет зубрежки в университете он не развил бы дедуктивные и логические способности. С другой стороны, могу вспомнить сходу пару-тройку профессоров, которые не могли даже в правилах игры разобраться. И все-таки, как ни крути, Чарльз умен. Не могу решить, хорошо это или плохо: зазнайка и правда оказался знайкой.Англичанин устало вздыхает, убирает непослушную расческе каштановую прядь с умного, высокого лба и, прищурившись, смотрит куда-то вдаль, на обелиск, и дальше, в желтое закатное небо. В такие моменты Чарльз действительно удивительно похож на мальчишку: я не дал бы ему больше двадцати. Но Чарльз не мальчик, и я уже успел это усвоить. Под всей этой белой кожей с редкими, бледными веснушками, под этими на вид хрупкими костями прячется весьма уверенно бьющееся сердце. Я не боюсь Чарльза, я ничего не боюсь, но мне он не нравится… У меня никогда не было друзей. Во всяком случае, тех, которых я бы помнил. - Я все время думаю о таких же, как мы. Я чувствую их: их изоляцию, надежду, амбиции… - не знаю, думал ли он об этом все то время, что мы сидим на этой монументальной мраморной лестнице или же мысль пришла в его голову только сейчас. Глупо, конечно, но мне интересно слушать о таком. Каково это, иметь возможность коснуться чужого разума? Забавно. И все же, хорошо, что я этого не могу. Уверен, что в моих руках подобное умение было бы весьма бесполезно. Мне не интересны люди. Нет, мне на них наплевать. А может, даже и не так: я их слишком ненавижу. - Мы у начала чего-то невероятного. Мы им поможем.Мальчишка. Мальчик. Будь он кем-то другим, а не Чарльзом, я бы уже давно ушел… Моя проблема в том, что я слишком много знаю. Я не читал так много книг, и я точно не заканчивал престижные университеты, и все же у меня была своя школа. В ней учили иначе и другому. Глупый, дурацкий Чарльз, я не верю не единому твоему слову. Ты, с чего-то, в своем юношеском оптимизме, видишь в этом приходящем новом веке надежду, а я же не вижу ничего, кроме того, что уже было… Если бы люди учились на своих ошибках, мы бы уже давно перестали их совершать. - Поможем, - он теперь, надеюсь, уже точно не читает мои мысли, но, наверное, порой их читать и не нужно. Чарльз догадывается, что я хочу сказать, а потому снова вздыхает, но все же устремляет на меня этот свой внимательный синий взгляд. Самое страшное в том, что он ведь нихрена не придуривается, ему, похоже, правда интересно то, что я говорю. И, несмотря на это, он никогда со мной не соглашается, как я никогда не соглашаюсь с ним. - А потом всех сгонят в кучу, проведут эксперименты и уничтожат. - Не теперь, - я выше, я, пожалуй, точно сильнее, и сейчас он смотрит на меня снизу вверх. Улыбается. Грустно так. И все же, как и всегда, упрямится. Мне кажется, что если он когда-нибудь со мной согласится, я развернусь и уйду. Сразу же. Я не желаю иметь дела с тем, кто, будь он даже трижды не прав, не способен стоять на своем. - Мы нужны им. У нас общий враг: Шоу, русские… - Это пока… Пойдем. Нас ждут, - уже и правда темнеет. Мы пришли сюда где-то часов в семь: тогда поток учеников средних и старших классов начал, наконец, иссякать, ну а сейчас на монументе не осталось ни одного посетителя, кроме нас двоих. - Пожалуй, ты прав, - Чарльз только рад сменить тему и принимается немного поспешно собирать фигуры с доски. - Завтра встанем пораньше. Мы почти закончили с этим районом: осталось двое ребят. Близнецы, судя по всему, из неблагополучной семьи. Надеюсь, все пройдет хорошо, и совсем скоро мы сможем преступить к тренировкам. - Тренировкам? – Чарльз укладывает фигуры в углубление внутри раскладной доски, которую я, наверное, как-то излишне громко захлопываю. - Тренировкам? Ты шутишь. Ты понимаешь, что у нас нет времени на это? Шоу уже наверняка все спланировал. Мы не можем полагаться на команду… - англичанин смотрит на меня как-то излишне внимательно. Не так, как обычно, словно желая продемонстрировать понимание и участие, а немного иначе, скорее желая показать, что порой и у него терпение может быть не железное. Железное терпение, что и понятно, легко поддается моим ?чарам?. Я был бы не я. - Они просто дети, Чарльз. - Они имеют право бороться за собственное будущее. - Бороться? Серьезно? Ты используешь вот это слово? Ты когда-нибудь убивал, Чарльз? - Ты не понимаешь, Эрик…- Нет, это ты не понимаешь. Ты знаешь, каково это, видеть, как убивают? И убивать? Интересно узнать, что страшнее? Правда думаешь, что они смогут свернуть врагу шею? А Шоу? Он… он… - Эрик, не надо.Меня злит то, что он не злится. Еще меня злит то, что его рука лежит на моей руке. Этот жест столь свойственен кому-то вроде Чарльза, и от одного понимания этого мне уже противно. Только он может слушать чужие оскорбления и жалеть того, кто их и говорит. Мне не нужна жалость, и мне не нужна эта его теплая, ухоженная, мягкая, почти женская ладонь на моей руке. - Давай не будем говорить об этом, Эрик, - солнце уже почти зашло и становится немного холодно. Чарльз улыбается, но эта улыбка уставшего потерянного человека. Своими голубыми глазами он смотрит прямо на меня, смотрит не отрываясь. Наверное, Чарльз первый, кто может так на меня смотреть, - Пойдем, отдохнем. - Хорошо, - англичанин берет подмышку шахматную доску, ну а я подаю ему руку, помогая встать. Он снова оказывается слишком близко, прямо как тогда, в каюте, и от этой близости у меня как-то странно перехватывает дыхание. Не могу сказать, что это так уж плохо, но лучше бы я этого не замечал. - Что такое, Эрик? Все хорошо?Ничего, я разворачиваюсь и спускаюсь вниз. Чарльз, слышу, еще пару секунд стоит на месте, ну а потом следует за мной: пытается угнаться, порой перепрыгивая через две ступеньки. Я догадываюсь, о чем он сейчас думает, и мне бы не хотелось, чтобы конкретно он имел обо мне подобное мнение. - Тебе холодно?У самого подножия Вашингтонского монумента Линкольна англичанин наконец нагоняет меня. Дышит тяжело, порывисто, обычно легко розовеющие щеки сейчас покраснели от такой вот неожиданной физической активности. Слабак, конечно. Маменькин сынок. Да ему на войне и пяти минут не продержаться. - Немного. - Тогда держи, - мне все равно сейчас эта куртка не нужна, а у него вон как губы посинели, разве что только за плечи собственные, в надежде сохранить тепло, не хватается. Да, не надо было ему одевать сегодня эту шелковую рубашку. Рубашка, правда, хорошая. Синяя. Ему идет. - Спасибо, Эрик. - Да не за что.***Мы уже прилетели в Аэропорт Кеннеди, когда нам наконец сообщили о том, что же произошло на Базе ЦРУ. Шоу, нападение… Грязный ублюдок. И почему вместо того, чтобы быть в России, ты решил устроить этот сюрприз? Черт, если бы только немного удачи, если бы только я не полетел с Чарльзом несколько дней назад. Хотя нет, неверно: не стоит оставлять Чарльза одного. Он бы не справился.- Я знаю, о чем ты думаешь, Эрик. - Да, неужели? – он больше не смотрит мне в мозг, я в этом уверен. Не то чтобы я научился ему доверять за это время, но то, что я изучил его повадки – это точно. Стоит только заставить маленького англичанина дать какое-либо обещание, можно голову на отсечение класть, что от слова своего он не отступит. Так что нет, вовсе он и не знает о том, что я думаю. Догадывается скорее, да и только. - Жалеешь, что не был там? – пожалуй, я излишне сильно затормозил на знаке СТОП перед перекрестком. Сидящий на переднем сидении Чарльз если и ощутил давление ремня, виду особенно не подал. Старается сделать вид, что ничего особенного не происходит. - Откуда ты знаешь? - Я знаю тебя, - я давлю на газ, наконец сворачивая с основной трассы. Такими темпами минут этак через пять мы уже будем на месте. Что же, секунд тридцать на разговор мы можем пожертвовать. Включаю аварийный сигнал и становлюсь на обочине. - Что ты хочешь услышать? Да, мне, черт возьми, жаль, что я был не с ними. Ты же знаешь, что мне нужно. Мне нужен Шоу, и только. Этот ублюдок был так близко. Я бы мог… - Что бы ты мог, Эрик? Убить его? Ты уверен, что способен на это? Ты…Свое предложение он не заканчивает, потому как я хватаю его за шею. Говорить без воздуха может быть трудновато. Чарльз сопит, начинает краснеть, возможно, от удушья, а возможно, и от страха, но по-прежнему смотрит прямо на меня.- Мне не стоило этого делать, - я поспешно отпускаю чужое горло, ну а англичанин съезжает вниз по сидению, наверное, радуясь, что живой. Ненавижу такие моменты. Вообще, не понимаю, зачем я это сделал. Я не желаю причинять Чарльзу боль, и все же… В конце концов, он уже должен понять, что есть вещи, которые я не желаю обсуждать. Даже с ним. - Ничего. Ничего. Все хорошо, - не знаю, кого он сейчас пытается убедить. - Я понимаю. Я тоже жалею, но о другом. Если бы мы остались, то смогли бы помочь ребятам. И никто бы не погиб.Мимо нас проезжает пара машин. Третья останавливается, и опустившееся тонированное стекло являет миру виноватую улыбку Мойры Мактагерт, безнадежно влюбленного в Чарльза агента ФБР, готового следовать за профессором как какая-нибудь собачка за хозяином. Она меня раздражает, а уж то, что он показалась в такой момент, точно не прибавляет ей лишних плюсовых очков. - У вас все хорошо? - Лучше некуда.Меня она, разумеется, хотя и слушает, но вот смотрит все больше на Чарльза, сейчас поправляющего воротник собственной рубашки в надежде скрыть от постороннего наблюдателя парочку синяков, что я только что оставил на его изнеженной белой коже. Она не верит мне, да и у нее нет никаких причин делать этого. Все терпят меня только потому, что меня терпит Чарльз. У англичанина, однако, как я уже знаю, терпение тоже не железное. Рано или поздно я его окончательно достану, и он откажется иметь какое-либо дело со мной. Как всегда, ничего нового. Мне просто нужно найти Шоу и убить его. А дальше… Не знаю. - Все хорошо, агент Мактагерт. Езжайте. Мы вас сейчас догоним, - голос профессора если и звучит хрипло, то это можно списать на волнение. В конце концов, в атаке на Базу ЦРУ чуть не пострадала его сестра: более чем достаточная причина для волнения. Мойра, однако, все еще смотрит на меня с недоверием. Впрочем, слово Чарльза для нее закон, а потому правительственная машина и уезжает, наконец снова оставляя нас одних. - Прости. - Ничего, Эрик. Я уже простил. - Болит? Может, мазь какую… Ты чего смеешься?Не знаю, стоит мне злиться на него или нет, но Чарльз почему-то хихикает, в своей обычной манере прикрывая ладонью рот, как какой-нибудь джентльмен. Хотя почему ?как?? По-моему, мне повезло быть знакомым с самым настоящим. - Ты смешной, Эрик, - он перехватывает мой взгляд и качает головой. - Не ты, а то, что ты делаешь. Я не хочу тебя обидеть, ни в коем случае. Просто ты так плохо себя контролируешь. Я знаю, что ты злишься, Эрик. И если порой это моя вина…. Извини. Я видел, но я не знаю, каково это.Мы оба понимаем, о чем идет речь. - Я хочу помочь тебе. Мы найдем Шоу, и он получит то, что он заслужил. Ну а потом ты будешь свободен. Я хочу, чтобы ты остался с нами. Мне действительно хочется этого, Эрик. Ты удивительный, умный человек, и ты можешь помочь мне во многом. Ты уже мне помог. Вместе, мы смогли бы многое изменить. Я уверен, что вместе мы смогли бы справиться и с этим… Понимаешь. Поэтому я не сержусь. Я хочу быть твоим другом, я считаю тебя своим другом, и я верю, что ты не предашь и не оставишь. Тебе решать, что делать с этим доверием.Я действительно не знаю, что сказать. В последнее время, подобное случается со мной слишком часто. Я нащупывая в кармане кожаной куртки истертую, сейчас такую холодную монету. Я чувствую, вот орел, вот свастика, вот знаменитый девиз, а вот цифра два – две рейхсмарки. Подумав, вытаскиваю ее на ладонь. Чарльз, я знаю, еще никогда не видел ее так близко. - Когда-нибудь, я выброшу ее. Мне бы хотелось… чтобы когда-нибудь я сделал это вместе с другом.По сценарию, Чарльз не должен улыбаться, но я ему это прощаю.*** - Мы ему отомстим.Рэйвен и ребята сидят на искореженной бетонной, когда-то стильной скамье на парковке Базы ЦРУ, которая тоже, еще только вчера, выглядела весьма неплохо. Все эти глупые, обычные люди, снующие туда-сюда в своих черных костюмах, даже и не смотрят на группу подростков. Я не телепат, это точно, но я знаю, что все они думают, будто все произошедшее – это их вина. "Если бы не было мутантов, не пришли бы те, другие. Не пришли бы, и они все остались бы живы". Ненавижу быть жертвой обстоятельств, и ненавижу всех этих людей, равнодушно проходящих мимо. К черту их всех, они нам не нужны. Они нам не нужны, и нам надо отомстить Шоу. Теперь это уже общая цель. Она нас объединяет. - Эрик, на минутку, - Чарльз, конечно, хмурится. Сегодня я уже доставил ему достаточно неудобств и проблем, но, похоже, что это я только разминался. - Они еще дети, - как всегда, жалеет. - Нет, они уже не дети. У Шоу есть армия и нам нужна своя, - странно, но он, похоже, не собирается спорить со мной. А может, он просто вспомнил, что я сказал ему всего минут десять назад, в машине. Чарльз хмурится, Чарльз закусывает губу, но в итоге Чарльз оборачивается и тихо, пока не особенно уверенно, говорит: - Надо подготовиться, - удивленное молчание, - Всем нам, - молчание, больше похожее на утвердительное. - Да?Есть только один человек, способный вести за собой и при этом подобным, извиняющимся тоном вопрошать о чужом решении. Англичанин, со всеми этими своими глупостями и тараканами, все-таки уникален. И это хорошо.Наверное, не стоило так его обнадеживать, но прежде чем Алекс и Хэнк начнут обсуждать все за и против подобного предложения, я наклоняюсь и шепчу Чарльзу всего одно слово. Не глупый, поймет. - Друзья…?