Часть четвертая, где каждый выбирает свой путь (1/1)

Тамао внесли в дом, и люди разошлись, качая головами и на все лады обсуждая случившееся. Генджи тоже собрался уйти, но Токио остановил его. — Я должен тебя осмотреть. Ты слишком долго пробыл под водой. Мне нужно убедиться, что все в порядке. Иди за мной.— Он очень серьезно относится к своей работе, — заметил Шун, когда Генджи вернулся на террасу. — Будешь?Генджи взял протянутую сигарету, закурил и присел поодаль, у перил.— А ты разве не серьезно?— Иначе нельзя. И он, и я помогаем людям. А почему ты занимаешься ловлей рыбы?— Мне нужно на что-то жить.— Неужели не нашлось другой возможности?— Я решил, что мое место здесь. Так я чувствую.— Значит, вот что объединяет вас с Токио, — усмехнулся Шун. — Оба верите в судьбу, в предначертание.— А ты нет? Ты ведь мастер муши. Видишь невидимое, знаешь неведомое.— У муши нет судьбы, только инстинкты. Суйко живет, потому что жив, и уходит умирать, когда наступает его время. Он не думает, для чего это. Человеку же дан разум. Разве ты не задумывался, что можно оставить эту деревню и найти другую жизнь?— Плевать я хотел на другую жизнь. — Генджи рывком поднялся, затушил сигарету в бадье с дождевой водой для полива. — Пойду я, дела. Хорошего дня, Шун-сан.— На что он обиделся? — спросил Шун, краем глаза заметив остановившегося в дверях Токио.— Он не местный. — Токио прошел через террасу к тому месту, где только что сидел Генджи. — Вырос в городе, в зажиточной семье. Его отец возглавлял небольшой мафиозный клан и хотел передать дело сыну. Генджи решил, что это не его путь.— Ему пришлось покинуть дом?— С большим скандалом. Он не хотел оставаться там, где был известен как сын главы клана. Мне неведома причина, по которой он направился к побережью. Думаю, он и сам не знает. Вода, как ни странно, не его стихия. Его крыльям нужен ветер.— Мне стоит поговорить с ним еще раз. И извиниться. Я не должен был рассуждать о будущем, не зная прошлого.— Он очнулся, — перебил Токио.— Генджи?— При чем тут Генджи? Я говорю о Тамао. Разве ты не слышал?— Нет.— Проверю, как он.Токио быстрым шагом вернулся в дом. Шун проводил его взглядом. Означало ли такое проявление внимания, что в коллекции Токио появилась новая диковина?* * *— Он выглядит значительно… ярче. — Шун бросил быстрый взгляд в сторону занятого чисткой рыбы Тамао.— Да, — подтвердил Токио. — И чувствует себя неплохо, хотя слабость еще осталась. Я даю ему укрепляющий настой. А ты где пропадал?— Мы уходили с Генджи далеко в океан. Он обещал показать, как ловят морскую собаку.— Поймали?— Не повезло.— Генджи всегда так говорит.Шун не успел ответить — Тамао подошел к ним, вытирая руки полотенцем.— Все готово, Токио.— Хорошо. Я уложу рыбу на решетку.Тамао проводил его взглядом и обернулся к Шуну, неторопливо изучавшему его самого.— Здравствуй, парень из леса. Так, значит, тебе не понравился мой выбор пути, и ты решил его изменить?— Похоже, что так, — согласился Шун. Тамао выглядел обычным, ничем не отличающимся от деревенских рыбаков, но его лицо невольно приковывало взгляд. Любопытно, каким он станет, когда и суйко, и болото окончательно оставят его душу и тело?— И ты не жалеешь об этом?— А ты?— Это непростой вопрос.— Я и не обещал простого.Тамао отложил полотенце и посмотрел на океан, в котором растворился его суйко. Шун слышал, что в последние дни рыбаки не нарадуются улову и связывают это с появлением в их деревне пришельца из залива. Конечно, причина была не в этом, а в огромном муши, плоть которого приманивала и питала сотни рыб, но Шун чувствовал, что и в словах рыбаков есть своя правда. Тамао тоже притягивал к себе, ничего особенного не делая и даже не говоря. Может быть, поэтому суйко спас его?— Я немного устал, — заговорил наконец Тамао. — Не сейчас, раньше. Сначала приходилось много работать. Я и не помню себя без работы, будто она родилась вместе со мной. А потом, когда суйко забрал меня, стало очень спокойно. Так спокойно, будто я и вправду умер. Это и называется быть муши — жизнь, похожая на смерть?— Я не знаю, — ответил Шун. — Никогда не был в их шкуре.— И когда ты сказал, что можно проглотить маленького суйко и раствориться, я подумал — это хороший выход. Я ведь не знал, что станет со мной, когда большой суйко доберется до океана. Может, он просто бросил бы меня на берегу, и мне пришлось бы снова… жить.— Так и получилось.— Нет. Я встретил Токио. Думаю, он, а не свет солнца причиной тому, что ко мне так быстро возвращаются силы и облик.— Выходит, вы оба шли к океану не напрасно. Каждый нашел свое.— Да. — Тамао широко улыбнулся, и эту улыбку Шун помнил потом долго. — Ты выбрал для меня верный путь. Спасибо, Шун-сан. * * *— Я так понимаю, у тебя больше нет причин оставаться на побережье? — спросил Шун у Токио позднее. Тот привычно закусил дужку очков.— Нет. И причин уезжать — тоже. Я нашел свой дом, и теперь мне все равно, где жить.— В самом деле?— Разве что переберемся южнее, туда, где побережье богаче зеленью. Тамао не нравятся пустынные края.— Это он от болота любви к зелени набрался.— Да хоть от рогатого куро-они.Шун выпустил в воздух струйку прозрачного дыма.— А Генджи любит зелень или океан, как думаешь?— А ему все равно, — усмехнулся Токио. — Ему полет нужен. А над водой или над лесом, не имеет значения.— Пожалуй, лягу пораньше, — решил Шун. — Утром лучше выйти по холодку. Токио опустил глаза. На солнце набежало облако, легкая тень легла на террасу.— Не знаю, где я буду, когда ты снова решишь навестить меня.— Я найду. У тебя хранится слишком много моих вещей.— Эй, ты сам принес их мне!— Я не говорил, что это навсегда.— Хорошо, можешь забирать все, кроме Тамао. Он сам пришел сюда. К океану.— Он пришел к тебе, — на мгновение Шун перестал паясничать. — Хотя… если бы не я, он сам сейчас был бы частью океана. Так что с тебя жареная камбала на завтрак.* * *От восходящего солнца и дорога, и горы вдали окрасились розовым, словно тысячи сакур облетели в небесных садах. Шун, вопреки обыкновению, шагал медленно, тяжело. К его ногам словно якорь привязали. Он еще раз перебрал в голове все события последних дней. Все было сделано, он ничего не оставлял за собой. И все же…Поколебавшись, он свернул налево и вскоре стоял перед дверью хлипкой хижины, крытой рисовой соломой. Здесь его снова охватили сомнения.— Ну что же ты, — пробормотал он под нос. — Хватит раздумий.— Кто там? — послышался за дверью голос Генджи, и он, распахнув дверь, возник на пороге, со снами, запутавшимися в лохматых волосах, бронзовый от рассвета. Дверь его хижины открывалась прямо на восток. — Шун? Ты хочешь еще раз выйти со мной в море?— Я хочу спросить, не пойдешь ли ты со мной.Генджи замер. Это было так же непривычно и невероятно, как застывшее в жаровне пламя или остановившийся восход.— Почему ты спрашиваешь об этом?— Потому что не мог идти дальше, не спросив.— Если я откажусь?..— Я уйду один. Но мне кажется, океан — не твоя судьба, Генджи. Твой путь привел тебя к нему, но не для того, чтобы ты провел здесь свою жизнь.— А лишь для того, чтобы встретил тебя?— Может, и так. — Шун пожевал еще незажженную сигарету. — Муши часто бывают опасны. Чтобы противостоять им, нужен человек, которому все нипочем, которого нельзя удержать, как не удержать огонь, раздуваемый ветром. Это хорошая работа. Лучше рыбной ловли.Генджи усмехнулся. Потом протянул руку в полутьму, достал оттуда остроконечную бамбуковую шляпу и надел ее.— Я готов. Надеюсь, соседи не очень расстроятся, увидев, что я исчез.— Токио догадается и все им объяснит, — Шун не сомневался, что так и будет. Токио был его лучшим другом. А Генджи… Генджи только что согласился быть его попутчиком и помощником. Шун любил свое одиночество и сейчас чувствовал небольшой, как мышь в норе, страх лишиться его. Но радость совместного пути была намного больше — такая же огромная и неизмеримая, как Фудзи или путь до Луны.Они молчали, шагая по сонной улице, и Шун представлял, как станет рассказывать Генджи о муши, питающихся звуками и тишиной, о тьме под вторыми веками, о людях, умирающих с закатом, чтобы на восходе, как цветок, родиться вновь. И по вечерам у костра тишина не будет печальной, а разговор — утомительным.Океан шумел за спиной, словно гигантский суйко. Может, желал им гладкого пути.