Глава 13 (1/1)

Субботний день клонился к вечеру. Под золотым небом кипела многоцветная жизнь Нового Орлеана — уникального города, где, кажется, собрались все народы мира. Как на "Титанике". Только город, к счастью, не мог натолкнуться на айсберг и продолжал плыть сквозь время под звуки джаза и говор на стольких языках, сливавшихся в один невозможный.Джек полюбил этот город всей душой и не переставал рисовать. Креолки в пестрых платках и огромные негры, ряженые на Марди Гра, щеголеватый джентльмен, каждое утро садившийся в автомобиль и усаживавший с собой маленькую нарядную девочку, уличные музыканты, торговцы, проститутки... Джек иногда невольно сравнивал Новый Орлеан и Париж, но тут же отказывался от того, чтобы искать в них общее. Может, и нашел бы — но зачем? Оба были неповторимы в своей красоте.За прошедшие два года как будто прошла целая жизнь — так все изменилось. Девушку, на которую тогда в поезде напали, оставили в том захудалом городке, где пришлось сойти с поезда и им троим. Их допросили и пообещали вызвать в суд, когда поймают преступника, но пока так и не вызвали: должно быть, поймать еще никого не удалось. Но за портрет, который сделал Джек, детектив его поблагодарил и даже на прощание, наскоро набросав карандашом записку, сунул в руку:— Если придется туго в Новом Орлеане, обратись. Тут нужны художники.Обратиться пришлось в скором времени. Оказалось, одной газете нужны были судебные художники.Джеку поначалу было интересно. Он старался, как всегда, поточнее схватить, что выражают глаза судьи, подсудимого, адвоката. К тому же он умел быстро рисовать — это ценилось. Но чем дальше, тем больше нарастало подспудное недовольство. Он снова зарабатывал на жизнь любимым делом, однако подчас ощущал себя стервятником — когда бездумно радовался удачному ракурсу человека на скамье подсудимых или выискивал, на какой бы еще процесс пойти, чтобы потом рисунки у него купили. Рисунки получались хорошие, но слишком уж тяжелые взгляды бросали иногда подсудимые, потерпевшие, родственники. В конце концов Джек дал себе зарок: если за полгода ничего не придумает, пойти снова в официанты или грузчики. Или в коридорные.С Антонией, кстати, они не переписывались уже больше года. В последнем письме она попросила ей не отвечать: Бернардо все-таки приревновал. Джек часто думал о ней, временами становилось тревожно.Но в то же время у него в Новом Орлеане уже появились друзья, а самым большим другом стал сам красочный, непредсказуемый город. Когда Джек хотел отвлечься, он бродил, например, по Французскому кварталу, наблюдал и потом зарисовывал.В тот вечер он бродил до темноты и сам не заметил, как очутился в глубине парка. Было странно безлюдно, удивительно тихо, как вдруг где-то неподалеку зазвенел девичий голос, полный боли.Голос отчетливо звучал в полной тишине, и Джек шел на его звуки. Кто-то задыхался, кто-то разрыдался — и подавил слезы.— Мне одиноко, так одиноко. Я так хочу обнять тебя, мама. Я никому на свете больше не нужна. Я не знаю, для чего мне жить. Кого мне любить, кого радовать. Я никому больше не смогу верить. Я пустая, у меня нет будущего, ничего нет. Все бессмысленно без тебя, мама. Я хочу только вернуть каждую минуту. Чтобы ты знала, как я тебя любила. И я никому не могу об этом сказать. Меня никто больше не пожалеет, не станет беречь, мне всегда будет холодно. Ты делала для меня невозможное, больше, чем невозможное, а другие умеют только предавать. Я не могу идти вперед. Мне страшно.Голос уже звучал совсем близко. Джек остановился, вглядываясь в глубину сквера. У старой сосны виднелась тонкая фигурка; смутно белели накидка и шляпка. Девушка стояла под деревом и говорила в пустоту. "Сумасшедшая? Или ей в самом деле так одиноко?" Девушка умолкла: кажется, она снова заплакала. Кажется, так уже было. Когда-то Джек точно так же подкрадывался к Розе, когда она хотела спрыгнуть за борт. Была такая же темная ночь, только здесь, в Новом Орлеане, совсем не было видно звезд, зато было гораздо теплее. Но девушке было ничуть не лучше, чем тогда Розе.— Не надо, — сказал Джек, подступая к ней. Запоздало подумал, что девушка, пожалуй, сейчас же убежит. А как тогда было страшно, что Роза прыгнет при первом же звуке его голоса!Незнакомка резко обернулась, вытирая лицо. Она оказалась совсем юной, очень худенькой. Джек различил две длинные темные косы, свисавшие из-под шляпки — из-за них ее лицо казалось еще более узким, чем было.Выдохнув, она посмотрела ему прямо в глаза. Ей как будто ничего не хотелось говорить, но и по своей воле она не ушла бы отсюда.— Вам опасно здесь быть. Темно. В парк может забрести пьяный, а то и кто похуже.Она пожала плечами и только прислонилась спиной к сосне. "Не силой же ее уводить". Но стоило попытаться хотя бы еще раз завести разговор.— Я слышал ваш голос. Не разобрал, правда, что вы говорили. Я могу не сопровождать вас, если вы боитесь меня. Только, пожалуйста, возвращайтесь домой.Она бессильно уронила руки, и Джек, кажется, снова ее понял. После смерти матери слово "дом" для нее потеряло смысл. Она думала, ей просто некуда идти.— С кем вы теперь живете? Неужели одна?Она очень мрачно усмехнулась.— Значит, подслушали все-таки. Только не утешайте, это невыносимо.И в этом она была права.— Как вас зовут? — спросил Джек, обрадовавшись, что удалось завязать разговор.— Кэрри Блоссом.— Джек Доусон.— Приятно познакомиться, — она вяло кивнула и поплелась к тропинке. Джек на всякий случай пошел рядом.— Я живу у тетки, — девушка снова стала говорить словно бы в пространство. — Мы с мамой поселились у нее, когда переехали сюда из Нью-Йорка. Два месяца назад мама заболела и умерла. А тетя — тот еще сухарь. Ее интересует только, чтобы я не сидела у нее на шее. И на работе я никому не интересна. Но я не могу все время молчать. Я устала. А жить надо. Даже когда незачем. Просто продолжаешь. Как по накатанной дороге едешь.— Вы такая молоденькая, ребенок почти, — возразил Джек.— Вы сейчас скажете, что у меня вся жизнь впереди. Но я не вижу, зачем ее поживать. Что в ней такого, ради чего стоило бы жить... Ну, осмысленно жить. Радоваться. То есть радовать кого-то. Потому что твоя, личная радость — она проходит, и ее уже нет. — Вот об этом я никогда не задумывался, — признался Джек. — Радовать других — это хорошо, но если некого, ну что ж, человек может жить и один.— Ну конечно, мы можем жить. Дело не в возможности. Дело... в полноте, что ли. — Но если вам кажется, что, когда вы одна, у вас жизнь неполная, просто найдите кого-то.— Просто?! — Кэрри остановилась, возмущенно распахнув глаза. — Вы считаете, встретить человека, который тебя полюбит — это так просто?— Иногда — да, очень. Все зависит от случая. Но ведь его можно встретить, в конце концов.Они вышли на освещенную улицу. В свете фонарей и витрин Джек лучше разглядел Кэрри: заметил угловатые плечи, светлые, немного узкие глаза, тонкие запястья и худые, крупные кисти. Кажется, она расслабилась и повеселела, а потому шла словно бы танцевальным шагом, то чуть подпрыгивая, то чуть семеня, будто слышала песню с меняющимся ритмом.— Где вы работаете? — спросил у нее Джек.— В магазине "Голубка". Женская одежда, — Кэрри подняла лицо, посмотрела в небо. — Это совсем не то, что я хотела. Сегодня я ушла пораньше. И совсем не хочу возвращаться. Только не говорите, что я должна бросить. Это совсем не так просто.— Я не буду этого говорить. А выходные у вас бывают?— Через два дня будет. А я хочу большие и долгие, — она вздохнула. — Хотя что я с ними буду делать? Просто сидеть и думать...— Да, это не годится. Давайте мы все-таки встретимся, может, так выходные пройдут быстрее. И вы увидите, что вас может отвлечь.Кэрри приподняла брови, глядя в пространство.— Ну, давайте... попробуем.