Глава 14 (1/1)

Неделю спустя Айзек смог представить Каледону более полный отчет о судьбе "Сердца океана" — все сведение, какие успел собрать, к сожалению, устные. Джек Доусон связи с бриллиантом не упоминался. Ходили слухи, что камень нашли в кармане погибшей пассажирки "Титаника" — возможно, цепочка, державшая его, как-то зацепилась за подкладку. Кто и когда утаил находку, непонятно, но камень у первого нашедшего успели отобрать силой. После этого бриллиант и поделили на восемь или десять частей. Камни успели разойтись по рукам, и лишь случайно Айзек услышал про один из них и нашел его. Он даже познакомил Каледона с нынешним владельцем части "Сердца Океана". Уинн Сильвер, Кэл уже слышал про него. Нувориш, притом разбогател каким-то непонятным образом. Собственно, знакомство вполне в духе Айзека. И конечно, Каледон не узнал бы про камень, если бы Сильверу не понадобились деньги для очередных темных дел.Раздумывал Кэл долго. Возможно, ему предлагали часть настоящего "Сердца Океана", но запросили за нее очень немало. А сможет ли он потом продать камень, как предполагал Айзек? Заплатят ли нужную сумму?Победила, увы, глупая сентиментальность. Кэл заплатил Айзеку, забрал бриллиант и привез домой. Там убрал в сейф. Налил коньяку и откинулся в кресле.Он всю жизнь старался избегать необдуманных поступков — но слишком часто их все-таки совершал. Непозволительно часто. Иногда он просто не успевал предположить, что может пойти не так, и то была не его вина: люди открывались с самой, хм, неожиданной стороны. Сейчас же он сам понимал, что поддался чувствам. Да, все дело в воспоминаниях, они оказались сильнее.Он массировал виски и переносицу, когда в коридоре раздались какие-то восклицания, радостный смех, а затем в дверь постучали.— Да, войдите, — Кэл обернулся с досадой. В кабинет, переваливаясь, вошла сияющая Натали, а за ней нянька несла Стюарта. Мальчишка сосал палец. Посмотрев на отца, он издал нечто вроде победного клича. Натали вдруг склонилась к мужу и поцеловала его.— Наш сын сделал первый шаг, представляешь? Только что!Натали, казалось, забыла, что Кэл терпеть не может этого ребенка. Она искренне ждала, вероятно, поцелуя, слез радости или хотя бы улыбки. Но Кэл молчал, и ее счастье в ее глазах сменилось глухой болью. Каледон решил, что хорошим выходом из положения будет шутка.— Мне кажется, ты меня обманываешь. Стюарта принесли сюда на руках. С чего я должен верить, что теперь он умеет ходить сам?— А, — в глазах Натали заблестело лукавство. — Ну так мы сейчас тебе докажем делом, что мы можем. Правда, Стюарт? Илси, опусти его на ковер. Ну, маленький, иди к мамочке!Она отступила на шаг и стала манить мальчишку, но тот не смотрел на нее. Он почему-то испуганно уставился на Кэла, сел и заревел во все горло. Каледон закатил глаза. Он даже не успел попросить Натали унести ребенка: она только спешно кивнула няньке, та подхватила Стюарта и живо вышла.Натали внимательно посмотрела на мужа.— Прости. Я так обрадовалась, что немного забылась.— Ничего. Но я хотел бы побыть один.— Конечно, дорогой.Натали бесшумно вышла, и Каледон с благодарностью улыбнулся ей вслед. Нет, он не смог полюбить Натали за прошедшие годы: открывшаяся вскоре после свадьбы правда о ее отношении к нему отравляла его чувства, как и существование Стюарта. Да и без того Натали все же была слишком пресной и скучной, слишком правильной. Но он отдавал должное ее женской мудрости. Пожалуй, Каледон встречал это качество лишь трижды — до Натали мудростью обладали только его мать да еще Руфь. Но Руфь была холодна, а мама завоевывала сердца искренним теплом — Натали, пожалуй, этим походила на нее.Мама так же когда-то предпочитала не замечать измены отца. Каледон достался ей тяжело, и больше ей нельзя было иметь детей, а отец не мог же вести жизнь евнуха. Пусть он и упрекал Каледона за несдержанность, но сам порой впадал в ярость, и в такие минуты только мама могла без страха говорить с ним, нежно успокаивая. Притом она совсем не была, в отличие от Натали, такой уж скромницей: умела подчеркнуть свою хрупкую красоту, могла быть кокетливой, очаровательной, непосредственной, непредсказуемой. Но — только с мужем.Да, у Каледона перед глазами с детства был идеал женщины. Но его тянуло к тому, что не шло легко в руки, ведь тем слаще всегда была победа.Именно потому он не помнил свою первую женщину: с какой стати хранить в памяти образ шлюхи? Да, опытной и довольно опрятной, но все же всего лишь шлюхи, нанятой за достаточную сумму? А вот вторую женщину в своей жизни Каледон запомнил отлично: ее пришлось добиваться.Грейс поступила в их дом горничной, как раз когда Каледон после школы готовился к поступлению в Гарвард. Она была слишком хороша для служанки: Кэл как сейчас помнит ее высокую, прекрасную фигуру, тяжелые пшеничные волосы, целый каскад, полные алые губы, голубые глаза с черными ресницами и изумительно белую, матовую кожу. И она была слишком сдержанна и недоступна для служанки: такой неуступчивой легко потерять место. Она не жаловалась отцу, когда Кэл начал за ней ухаживать, но с тех пор избегала оставаться с ним наедине. Она не принимала ни подарков, ни денег, избегала вступать в разговор. С другими слугами она не сходилась, но все-таки через них Каледону удалось выяснить, что у Грейс есть жених-матрос, и сейчас он в рейсе. Кэл быстро ссобразил, что делать: в Нью-Йорке жил его школьный приятель, еще в годы учебы умевший превосходно подделать любой почерк. Сколько же шуток они провернули когда-то над разными неудачниками, зазнайками и заучками! И осталось лишь пробраться в комнату Грейс в ее отсутствие и украсть одно из таких писем.Неделю спустя Грейс получила от любимого жениха письмо о том, что он больше не желает ее знать, так как встретил другую. В тот день она была крайне небрежна к своим обязанностям, чуть не выронила поднос, так у нее тряслись руки, а глаза покраснели и распухли. В тот вечер, когда Каледон вошел в ее комнату, она не прогнала его, ответила на его поцелуи и ласки, хотя глаза у нее были пустые, как у куклы. А назавтра она взяла расчет и поспешно уехала. Кэл не сожалел: от приятелей был наслышан, что долгие романы со служанками не приносят особенного удовольствия, зато нередко приводят к неприятностям.Милли оказалась счастливым исключением из правил. Она сразу заявила, что отлично все понимает и лишнего, как она выразилась, "не хватит". Где-то в Висконсине у нее осталась большая семья, но ей совсем не хотелось возвращаться к родителям в глубинку: лучше уж работать горничной, зато в Питтсбурге, в приличной семье.- Вы не бойтесь, я не зарвусь, место помню. Это дело известное. Мне хорошо, вам тоже - чего же еще?Для своего положения она слишком любила порассуждать, но ход ее мыслей был правильным. За это можно было простить грубоватую внешность и прискорбно ограниченный кругозор - благо, Милли была очень опрятна, а заткнуть ее не составляло никакого труда....Месяц после покупки камня прошел почти безоблачно. Натали больше не заставляла Каледона отвлекаться на ребенка и только один раз напугала, когда оступилась на лестнице и потом жаловалась на боль. Отцу если и не стало лучше, то, по крайней мере, не было хуже. На заводе дела тоже шли своим чередом.Но в середине мая снова позвонил Айзек. На сей раз он не стал договариваться о встрече, сразу после приветствия сообщил:- Сегодня я видел Джулию возле ломбарда.- Вот как? - Каледон не на шутку удивился. Джулия не упоминала, что ей нужны деньги.- Ты не выяснил, что она там делала?- Ты обо мне вправду так плохо думаешь? - фыркнул Айзек. - Конечно, я зашел туда и выяснил все немедленно. Она заложила серьги. Золотые, с небольшими изумрудами. Тебе такие не знакомы?Кэл тихо выругался. Если бы они не были ему знакомы! Он сам подарил их Джулии четыре месяца назад. А теперь, получается, эта дрянь...- Она, кажется, торопилась, - раздельно произнес Айзек. - Ей срочно нужны были деньги, так что она согласилась на очень маленькую сумму.Кэл в гневе стиснул трубку, но усилием воли успокоился. Ничего, он выведет эту тварь на чистую воду. Она просчиталась, если думала, что, став его любовницей, сможет вести двойную жизнь.- Спасибо, что позвонил. Приезжай вечером. Нам есть, о чем поговорить.