chapter one (1/1)

На улице льёт дождь в тот день, когда она въезжает в новый дом.Ванда была наказана, скорее всего, за то, что дерзила отцу, когда тот решил, будто за ужином будет уместно поговорить о политике. Или за то, что забыла разобрать посудомойку или разложить чистое бельё, что аккуратно сложенное томилось в корзине на сушилке.Что бы то ни было, девушка скрылась от всего в своей спальне, в месте, в котором она жаждала быть в любое время дня и ночи и где бы в мире она не находилась.Здесь безопаснее.На календаре воскресенье, дождь неумолимо омрачает весь мир Ванды и не показывает ни малейшего знака на скорый конец. У эркера девушка устроила себе уютное местечко для отдыха, положив под себя несколько одеял и заставив всё вокруг подушками, создавая некое подобие тёплого облачка.Наушники в ушах, The Moody Blues* на проигрывании, блокнот на коленях.Где-то на задворках сознания ей нравится думать о том, что когда-нибудь она сможет стать поэтессой.На то чтобы хотя бы приблизиться к любому окну, — не только тому, что в её комнате, — у Ванды ушло полгода. Но как только ей удалось осмелиться, она едва стала отходить от него. Она спит здесь, ест, плачет и пишет. Она живёт здесь.Потому что пошёл он на хер. Пошёл на хер за то, что забрал так много вещей у неё, в особенности её священное место, её место для грёз. Её собственное убежище.Складной ножик, спрятанный у бедра, даёт Ванде некое ощущение безопасности, в котором она так сильно нуждается, наряду с непоколебимым знанием, что она прикончит абсолютно любого, кто осмелится прикоснуться к ней в этой комнате без разрешения.Грузовик для переезда подъезжает к дому где-то после двух; громадный фургон с лёгкостью сдаёт назад, управляемый кем-то, кто зарабатывает этим на жизнь, а за ним следует серебристая ?Хонда Аккорд? и паркуется недалеко от дома.Семья из трёх человек вылезает из машины, в то время как рабочие?— из грузовика. Новые соседи, не имея зонтиков, тут же спешат забежать в дом, а грузчики в рабочей одежде принимают свою участь намокнуть, открывают кузов и приступают к работе.Этот дом пустовал около года: семейная пара Бледсо развелась и разъехалась по разным концам штата, ещё до того, как снаружи был выставлен знак ?на продажу?. А теперь он наполнен новой мебелью, новыми коробками и новыми людьми.Ванда от скуки и склонности к вуайеризму, которую она испытывала с самого детства, с интересом наблюдает за переездом.Она слишком тихая. Почему она такая тихоня?Она просто стесняется. Однажды она вылезет из своего панциря.Они всё ещё ждут этого ?однажды?.Почти стемнело, когда грузчики закончили свою работу. Ванда наблюдает за тем, как фургон отъезжает, а в доме загорается свет. Она могла бы перейти к другому окну, из которого открывался лучший вид на соседей, однако у Ванды нет никакого желания покидать своё гнёздышко. И вместо этого она наблюдает за тем, как дождь омывает пустые улицы, а фонари освещают их, наблюдает за машинами, не превышающими положенную скорость, пока их водители возвращаются домой из церкви, с воскресного обеда или из домов своих любовниц.И неожиданно, когда открывается дверь, в её комнату проникает поток света, идущий из коридора. Ванда прижимается к стеклу, пытаясь рассмотреть в нём, кто это. Стук в дверь пугает её, рука на автомате оказывается на ноже, сердце бьётся так, словно готово выскочить из груди ещё до того, как она распознаёт голос.—?Детка? Ужин готов! Сегодня жареная курица!—?Я не ем мясо, мам,?— отвечает Ванда, словно заученно и раздражённо, но в основном отвлечённо. Кто-то покидает соседний дом.—?Да ладно тебе, Ванда, ты раньше любила…—?Я не голодна!На этот раз прокатило, диалог закончился. Ванда отпускает нож и вытягивает голову, наблюдая за тем, как движется маленькая фигура, она прислоняет ухо к стеклу, и до неё едва долетают слова, брошенные вдогонку убегающей в ночь девушке:—?Наташа, дорогая, вернись внутрь! Льёт как из ведра! Ты заболеешь!Ответа от фигуры, от Наташи, не следует. Свет исчезает, когда закрывается дверь, и девушка продолжает спускаться по улице.Ванда даже не осознаёт, что задерживает дыхание всё то время, пока следит за Наташей, шаркающей с накинутым на голову капюшоном, дабы избежать дождя. Грязная вода брызгами мочит её тёмные штаны и ботинки. А ей, кажется, всё равно, она не против. Просто делает шаг за шагом всё дальше от дома, проходя мимо дома Ванды, даже не взглянув на него, и далее вниз по улице.Ванда не осознаёт, что прижимает пальцы к стеклу, до тех пор, пока оно не запотевает вокруг них, оставляя очертания ещё надолго, после того как Ванда убирает руку и откидывается на подушки.У неё зреет нестерпимое желание надеть худи и ботинки и побежать за ней, промокнуть до ниточки и потеряться вместе с девушкой, которая, по всей видимости, хочет скрыться ото всех так же сильно, как и сама Ванда.Ей неимоверно жаль, что она прячется, вместо того, чтоб бежать.Ванда внезапно просыпается, её щека превратилась в ледышку оттого, что была прижата к стеклу. Она моргает, её сонные глаза осматривают комнату. Затем она оглядывает улицу и не находит ничего, кроме дождя и фонарей, словно та девушка и вовсе была призраком. Ванда слезает с подоконника, вставая на затёкшие ноги, и босиком подходит к другому окну, чтобы посмотреть на соседний дом.За исключением тусклого свечения над плитой в кухне, в доме темно и спокойно. Скорее всего, Наташа уже вернулась домой и сейчас спит в своей кровати. Ванда не вздыхает, а просто сглатывает странное разочарование и берёт телефон, лежащий в её гнёздышке, перед тем как плюхнуться на незаправленную кровать.Она достаёт снотворное из специального контейнера для таблеток и заглатывает насухую, пялясь на тени капель с окна, отражающихся на потолке, пока сон снова не накрывает её.—?Ванда, давай быстрее! Мы опоздаем!—?Блять,?— она бормочет себе под нос, натягивая джинсы, затем хватает сумку с пола и запрыгивает в вансы. Она всё ещё в свитере, что проносила все выходные, а под ним только лишь майка. Ванда собирает волосы в пучок, пока бежит вниз по лестнице, её дыхание свежо, а телефон почти разряженный лежит в кармане.Ей всё равно больше никто не пишет.Её популярность была недолгой, но довольно яркой на первом году старшей школы*, её было достаточно, чтобы Ванду пригласил на бал парень по имени Кейси, который научил её отсасывать его член и после этого больше с ней не говорил. Она дружила с популярными девушками, с паиньками из спортивной команды и из студенческого совета, она также была отличницей, каковой была и до этого.Её похитили прямо из постели в одну их тёплых майских ночей, как раз после бала и до начала экзаменов. Ванда провела следующие шесть недель в подвале, прикованная цепями к кровати с одними лишь грязными, ржавыми пружинами, она пропустила экзамены и составление планов на лето, которое обычно проходило на вечеринках после окончания учебного года.Удивительно, что похищение творит с социальной жизнью людей.Она выбросила все свои милые короткие шорты, все кокетливые мини-юбки, все топы с открытыми плечами, которые поднимали на уши всех по соседству, пока она разгуливала в них летом перед началом старшей школы.Теперь у неё было слишком много шрамов, которые приходилось скрывать. Она не желала, чтобы хоть кто-то смотрел на её тело, чтобы хоть кто-то даже думал о том, что находится под лёгким хлопком и выцветшими джинсами. Её защищают теперь несколько слоёв одежды, толстые линии подводки на глазах и нож, что всегда спрятан…Вот чёрт.—?Подожди, Пьетро! —?Оставив дверь открытой, она поворачивается и стремглав направляется в свою комнату. Ванда вытаскивает нож из складок одеяла у окна и засовывает в карман, накрывая его свитером.Задыхаясь, она выбегает наружу, слишком сосредоточенная на своих делах, чтобы заметить девушку, стоящую на подъездной дорожке к соседнему дому, прислонившись к ?Аккорду? и скрестив руки на груди. Женщина, по-видимому её мать, стоит перед ней с самым неодобрительным и угрюмым видом, который Ванде когда-либо доводилось видеть, осуждающе качая головой, как будто девушка?— беременная наркоманка или что-то в этом роде.Ванда невольно замедляет шаг, наблюдая за разворачивающейся сценой, перед тем как залезть в машину к Пьетро.—?Наташа, ради бога, убери руки и дай мне на тебя посмотреть. Ты же знаешь, что мы опоздаем, если не поторопимся.—?Меня не отправят домой в первый же день, мам,?— протестует девушка, её зелёные глаза ярко выделяются на фоне серой утренней дымки. Эти глаза затмевает уныние от поражения, когда женщина хватает её за локти и расстёгивает кожаную куртку, открывая поношенную футболку с дырками и вельветовый чокер с серебряным лунным серпом, свисающим с него.—?Ты же знаешь, что нельзя носить футболку с текстом. И аксессуары тоже запрещены. —?Женщина громко вздыхает и указывает на дверь. —?Бегом переодеваться.—?Но, мам, я…—?Наташа Романофф, богом клянусь…—?Ладно! —?Наташа отталкивается от машины и направляется в дом. Они обе одновременно замечают Ванду, что стоит и нагло наблюдает за ними. Она, краснея, опускает голову, натягивая рукава свитера на кисти, и замирает. Будь ей страшнее, она бы убежала в машину. Будь она храбрее, то что-нибудь бы сказала.Она прикусывает губу и с силой сжимает кулаки до того, что её ногти начинают впиваться в ладони, пока ждёт, что они заговорят первыми.—?Ну что ж,?— говорит женщина с тонко завуалированным презрением под маской дружелюбия. —?Смотри, Наташа. Это наша новая соседка. Не хотите с нами поздороваться, юная леди?После долгой паузы Ванда делает несколько шагов, удерживая голову опущенной, хотя и чувствует на себе взгляд Наташи; та, вероятно, думает о том, как отвратительно выглядит Ванда, возможно, пытается выяснить, сколько дней прошло с тех пор, как она последний раз принимала душ.?Ответ: четыре?,?—?мысленно говорит она.—?Привет,?— говорит она траве, разделяющей их подъездные дорожки, девушка через рукава сжимает свои руки вместе.—?Я Анна, это моя дочь Наташа,?— представляется женщина и притягивает Наташу за рукав, а затем подталкивает к Ванде. Теперь расстояние между ними меньше метра.Она бормочет своё имя и, наконец, поднимает на них глаза, обнаруживая, что Наташа смотрит прямо на неё. Их взгляды сцепляются прежде, чем Ванда успевает отвести глаза, взгляд напротив очаровывает её и не отпускает.—?Привет,?— повторяет Ванда, так слабо, будто дух покидает её тело. Наташа прекрасна, настолько красива, что люди, увидев её, с лёгкостью забывают обо всём. У неё идеальное лицо,?— о таких обычно только мечтают,?— а то, как она смотрит на Ванду, заставляет её чувствовать себя пойманной и увиденной, возможно, впервые за практически год.—?Привет,?— произносит Наташа таким низким голосом, что он поражает девушку.—?Перестань пялиться. Серьёзно, Наташ,?— Анна ворчит на дочь, нарушая волшебную связь между девушками. —?Ванда, дорогуша. Ты та девушка, которую похитили из дома в прошлом году, да? Наш риэлтор рассказал нам о тебе, сказал, что безопасность в этом районе повысилась из-за этого инцидента.—?О боже, мам,?— внезапно говорит раздражённая Наташа. Её глаза снова находят Ванду, которая чувствует себя так, словно с неё сорвали одежду и уставились сотни глаз. Они осматривают её. Наташа делает шаг ближе, который заставляет Ванду отпрыгнуть, отступая с травы на дорогу. Её сердце диким ритмом стучит в ушах.—?Ванда, поехали! —?кричит Пьетро из машины, махая рукой из окна вместо того, чтобы просигналить, и где-то глубоко в душе Ванда благодарит его за это.—?М-мне нужно… —?бормочет она, потянувшись за ремешком своей сумки обеими руками, чтобы схватиться за него для уверенности. Она поворачивается и спешит от них к машине, к относительной безопасности её брата.—?Мы помолимся за тебя! —?кричит Анна ей вслед, и эти слова эхом доносятся до Ванды, когда она запрыгивает на сиденье и закрывает дверь, блокируя себя ото всех звуков, за исключением надоедливого бормотания передачи по радио, которую Пьетро нравится слушать, и тихого разочарования её брата, когда он заводит машину и удаляется от дома.—?Вот же сука,?— вырывается у него, когда они проезжают мимо женщины, что упёрла руки в бока, наблюдая за Наташей, исчезающей в дверях дома. —?Мама сказала, что они адвентисты седьмого дня*. Это что-то вроде культа.Ванда ничего не отвечает, лишь обводит нож через тонкую ткань кармана джинсов и наблюдает за пейзажем, что меняется в окне по дороге в школу.